Сижу я как-то на выходных, наводить порядок в закромах Родины решил. Или, как у нас в народе говорят, – разобрать этот балкон, пока он сам под тяжестью прошлого века не рухнул на голову соседу снизу. Вываливаю я на пол целый пласт археологических находок: банка с болтами от неизвестного аппарата, провод с тремя вилками, и, конечно, сокровище – коробка с кассетами.
Достаю я одну, пыльную такую, на ней еще надпись шариковой ручкой: «Хит-парад «Московского комсомольца» за ноябрь 93-го». И вот я сижу, смотрю на этот артефакт, в глазах туман ностальгии… А в этот момент заходит мой племянник Степан, семи лет от роду, дитя цифровой эры. У него в руках планшет, на ушах наушники, взгляд уверенный, как у Илона Маска.
Увидел он у меня в руках кассету, глаза округлились от любопытства. Подходит, тычет в нее пальчиком.
– Дядя Витя, а это что? Такая большая флешка?
Я чуть со стула не грохнулся. Флешка! Ну надо же, какая находка для антрополога – живой свидетель смены технологических эпох!
– Степа, – говорю я голосом древнего мудреца, – это, внучек, не флешка. Это – магнитная лента. Кассета. На ней музыка записана.
Он берет ее в руки, вертит, как инопланетный артефакт, потом смотрит на меня с нескрываемым сомнением.
– Как записана? Где тут у нее USB-вход?
– Да нету тут USB! – начинаю я оживляться. – Видишь, эти два колесика? Сюда пленка заправляется. А это – контакты для головки. А чтобы музыку послушать, нужен был специальный аппарат – магнитофон. Такой здоровенный ящик, с кнопками, которые надо было вдавливать с таким характерным щелчком, от которого по всему дому было слышно: «Опять Витька свой «Ласковый май» на полную громкость включил!»
Смотрю на Степу – в его глазах пустота. Он не понимает. Для него мир всегда был таким: хочешь песню – нажал кнопку на экране. И всё. А тут какие-то колесики, пленка…
– А как ты находил нужную песню? – спрашивает он, и в его голосе слышится неподдельный ужас.
– А вот так! – с гордостью говорю я и начинаю крутить карандашом в отверстии кассеты, чтобы перемотать пленку. – Это был целый ритуал! Сначала полчаса слушаешь, что тебе наradio насовали, чтобы дождаться свою песню. Потом – раз! – быстренько нажимаешь кнопку «Rec» и «Play» одновременно, и главное – успеть, пока диктор в конце не начал говорить! А то у тебя вместо припева на вечные времена оставалось: «У нас в гостях группа «Кар-Мэн»!»
Степа смотрит на мои манипуляции с карандашом, как на шаманские пляски с бубном.
– Это же так долго… – вздыхает он. – У нас в ютубе можно за пять секунд найти.
– А у нас, – парирую я, – была романтика! Ты не просто песню слушал, ты ее добывал, как охотник мамонта! Бывало, друг у друга кассеты брали на ночь переписать. Приходишь домой, а у тебя на столе лежит записка: «Витьк, сбрось мне «Наутилус», а я тебе «Кино». И без ошибок!»
Тут я решил пойти ва-банк и показать ему вершину инженерной мысли нашего детства.
– А вот смотри, – говорю я и показываю ему кассету, на которой скотчем прилеплен кусочек коричневой ленты из коробки от фотобумаги. – Это чтобы записывать поверх нельзя было. Защита от дурака, а по-нашему – от младшего брата!
Степа молча берет кассету, подносит к уху и трясет ее.
– Дядя Витя, а она точно работает? Батарейки где?
У меня в глазах темнеет. Батарейки! В кассете!
– Степа, – говорю я, уже почти шепотом. – В ней не было батареек. В ней была… магия! И вера! Вера в то, что когда ты ее вставишь в магнитофон, он не съест ее своими жующими валиками, не запутает пленку в такой «паутине», что потом час придется распутывать отчаянно материясь.
Я уже видел, как в голове у племянника складывается картина мира моего детства: темные века, дикость, сплошной технологический ад. Ни тебе алгоритмов, ни тебе плейлистов, один сплошной риск и ручной труд.
И тут его осенило. Лицо прояснилось, в глазах загорелся огонек открытия.
– А… Понял! – торжественно говорит он. – Это как квест был? Сначала найти песню на радио, потом поймать момент, потом записать, потом еще карандашом крутить… А если пленка порвется – это как босса последнего пройти, чтобы ее склеить!
Я смотрю на него и понимаю: он почти постиг суть. Почти.
– Да, Степа, – киваю я. – Это был квест. Квест под названием «Юность». Со своими уровнями сложности, секретными ходами и главным призом – кассетой, на которую с третьей попытки все-таки записался без помех хит «Белые розы».
Он еще немного подержал в руках этот прямоугольник пластика, этот символ целой эпохи, и протянул его мне со словами, которые поставили точку в нашем диалоге цивилизаций.
– Круто, – сказал Степа. – Но все равно неудобно. Флешка лучше.
Вот так. Сижу я теперь на балконе, держу в руках эту самую «флешку», а в голове крутится простая мысль. Мы-то, взрослые, ностальгируем по этим кассетам, по их «теплому» аналоговому звуку, по этому самому «квесту». А они, дети, смотрят на это как на диковинный курьез. Для них весь мир умещается в кармане, а мы до сих пор в душе с карандашом наготове, на случай если пленка запутается.
И вывод напрашивается сам собой. Прогресс – это когда твои детские технологические победы становятся для следующего поколения музейными экспонатами, в которых они с трудом узнают флешку. А мораль проста: никогда не выбрасывай старые кассеты. Мало ли, придут к тебе в гости дети цифровой эры, а тебе будет что им предъявить. Настоящий, живой, а не виртуальный, кусок твоего прошлого. Со царапинами на пленке и надписью на корпусе шариковой ручкой.