— Леночка, солнышко, открой! Это я, с угощением!
Голос за дверью был таким приторно-сладким, что у Елены невольно свело челюсть. Она вытерла руки о полотенце, глубоко вдохнула и медленно пошла открывать. На пороге стояла Марина Павловна — сияющая, в идеальном макияже, с нарядной коробкой, перевязанной лентой.
— Здравствуйте, Марина Павловна. Проходите, — спокойно сказала Елена, отступая в сторону.
— Ну зачем так официально, Леночка? Просто мама Мариночка, мы же договаривались! — пропела свекровь, снимая лёгкое пальто. Её взгляд скользнул по прихожей — быстрый, оценивающий, с натянутым восхищением. — Какая у вас чистота, ну прямо как в журнале! Не то что у нас с Виктором, вечно всё вверх дном.
Елена молча повесила пальто в шкаф. Она прекрасно знала цену этим словам — за каждым стояла скрытый расчёт. Подарок, улыбка, любезность — всё это всегда было лишь вступлением к просьбе.
Они прошли на кухню. Марина Павловна с преувеличенной заботливостью поставила коробку на стол.
— Взяла твой любимый «Шоколадный восторг». Помню, как ты его расхваливала на дне рождения у Кости. Я ведь всё помню — всё для своих деточек!
Елена достала нож и принялась аккуратно разрезать торт на ровные кусочки. Свекровь между тем уже рылась в шкафах, доставая чашки и блюдца, словно хозяйка дома.
— Сиди, отдыхай, я сама всё сделаю, — щебетала она. — Ты ведь работаешь, устаёшь, а я пенсионерка — мне несложно.
Они сели. Чай был налит, торт разложен по тарелкам. Некоторое время Марина Павловна вела разговор о погоде, об очередях в поликлинике, о соседке, которая, мол, развелась. Елена отвечала коротко, почти не глядя на собеседницу. Она знала — это лишь прелюдия.
Когда чашка свекрови почти опустела, та тяжело вздохнула и сложила руки на столе.
— Леночка, я ведь не просто так пришла. У нас с отцом скоро знаменательная дата. Большая. Почти историческая.
Елена молчала.
— Пятьдесят лет вместе, представляешь? Полвека! — в голосе свекрови зазвенели фальшивые слёзы. — Так хочется отметить как положено, не на кухне, а в хорошем ресторане. Мы даже место нашли — уютное, красивое, с живой музыкой. Чтобы по-человечески, со всеми родными. На память.
Она сделала паузу, изучая лицо невестки. Но та оставалась непроницаемой.
— Понимаешь, какие сейчас пенсии… Нам самим не потянуть. Мы хотели попросить у вас с Костей помочь. Сумма не маленькая, но ведь и событие редкое!
Елена молчала. Она отставила чашку, медленно встала и направилась в гостиную. Свекровь насторожилась, следя глазами.
Елена достала из комода старый блокнот с твердой обложкой и вернулась на кухню. Положила его рядом с тарелкой и, не поднимая глаз, спокойно открыла на нужной странице.
— Девятое марта прошлого года. На стиральную машину. Сумма — сорок пять тысяч рублей. Срок возврата — до конца июня. Прошло уже больше года.
Она закрыла блокнот и положила его перед свекровью.
Марина Павловна медленно выпрямилась. На лице больше не осталось и тени прежней любезности.
— Это ты сейчас к чему? — голос стал жёстким, металлическим. — Родным людям в долг записываешь?
— Я фиксирую долги, — ровно ответила Елена. — Одолжение — это когда помог донести сумку. А сорок пять тысяч — это долг. Который вы обещали вернуть.
— Да как тебе не стыдно! Мы же семья! Из-за каких-то копеек ты будешь меня упрекать? Эта машина и для вашего сына стирает, между прочим!
— Я никого не упрекаю, — спокойно сказала Елена. — Просто напоминаю: вы до сих пор не вернули деньги. А теперь просите новые. На ресторан.
Она слегка подалась вперёд. Голос её стал твёрдым.
— Вы мне ещё прошлый долг за стиральную машину не вернули, а теперь просите денег на юбилей в банкетном зале?! Больше ни копейки не получите, пока не рассчётитесь. Хватит жить за наш счёт.
Тишина стала вязкой, как смола.
Марина Павловна побледнела, потом покраснела.
— Да ты... ты что себе позволяешь?! — сорвалась она. — Я твоему мужу жизнь дала, а ты меня унижаешь!
— Я никого не унижаю. Просто ставлю границы, — отрезала Елена. — Вы пришли в мой дом как просительница, а не как мать.
Свекровь резко вскочила, схватила сумку и, не сказав ни слова, вылетела из квартиры, громко хлопнув дверью.
Елена спокойно собрала со стола чашки и начала мыть посуду.
Через десять минут зазвонил телефон. На экране — Костя.
— Лена, что ты сказала маме? Она звонит, вся в слезах! Говорит, ты её выгнала!
— Никто её не выгонял, — ответила Елена. — Я просто напомнила, что прежде чем просить новые деньги, надо вернуть старые.
— Да ну что ты начинаешь опять с этим долгом? Мы же договорились, что отдадут, когда смогут! У них юбилей, праздник!
— У них праздник, а платить за него почему-то должны мы, — спокойно произнесла Елена. — Мы должны откладывать, экономить, чтобы они могли устроить банкет. Тебе это кажется нормальным? Мне — нет.
— Это же родители, им надо помогать!
— Помогать — не значит содержать, — отчеканила она. — Мы помогли, когда им было нужно. Но когда помощь превращается в обязанность — это уже не помощь.
— Я сейчас приеду, — бросил он и отключился.
Через полчаса Костя влетел в квартиру, не разуваясь.
— Что произошло? Мама говорит, ты ей тетрадкой в лицо тыкала!
— Не тетрадкой, а блокнотом, — спокойно ответила Елена. — И не тыкала, а зачитала то, что она забыла.
— Лена, ты понимаешь, что это мои родители? Я не могу им отказать! Все подумают, что я жмот!
— А никто не подумает, что твои родители живут в долг у собственного сына? — холодно спросила она. — Это не стыдно?
Он замолчал.
— Я предлагаю просто дать им деньги и не ругаться, — сдался он.
— А я предлагаю поставить точку, — твёрдо сказала Елена. — Пусть сначала вернут старое. Потом поговорим о новом.
В этот момент повернулся ключ в замке. На кухню вошла Марина Павловна.
— Я так и знала! — выкрикнула она. — Настраиваешь его против меня! Хитрая, расчётливая, только о себе думаешь!
— Мама, пожалуйста, — попытался вставить Костя.
— Молчи! — крикнула она. — Вырастила сына, а ты теперь её слушаешь! Ей только деньги наши подавай! Думаешь, я не вижу? На квартиру мою глазеешь? Не дождёшься!
Елена стояла спокойно, молча. Когда свекровь замолчала, она сказала тихо:
— Вы ошибаетесь. Мне не нужна ни ваша квартира, ни ваши деньги. Мне нужно одно — уважение. Семья — это поддержка и честность. А вы годами только берёте. Это не семья, это зависимость.
Она подошла к столу, взяла коробку с тортом и протянула её свекрови.
— Заберите. И с этого дня — никаких просьб, никаких денег, никаких визитов. Долг за машину можете считать подарком. Платой за покой.
Марина Павловна побледнела, схватила коробку и вылетела за дверь.
Костя остался стоять, не находя слов. Он смотрел на жену и понимал: всё кончено. Между ними и его родителями теперь пролегла черта — чёткая, холодная и окончательная.