Никогда не думала, что однажды мне придётся защищать собственную квартиру, как крепость. Но когда в пять утра подъезд взорвался диким визгом свекрови, потому что я сменила замки, я поняла: война началась. Я больше не та, кто молча терпит.
Максим появился на корпоративе. Улыбчивый, ухоженный, с уверенным взглядом и дорогой одеждой. Он работал в IT, не пил, не курил, казался надёжным. Я устала быть одна, устала возвращаться домой к телевизору и кошке. Он ухаживал красиво: цветы, рестораны, комплименты. Через полгода мы поженились.
Сначала всё было идеально. Он готовил завтраки, делал мне массаж, обнимал перед сном. Я поверила: это и есть счастье.
Первый тревожный звоночек прозвучал, когда его мать, Людмила Фёдоровна, попросила ключи от квартиры «на всякий случай».
— Просто вдруг что-то случится, — сказала она за воскресным обедом, — а вас не будет дома.
Максим уже тянулся за дубликатом.
— Подожди! — попыталась я остановить его. — У меня есть соседка, Вера Семёновна. Ей я доверяю.
— Да ладно, — улыбнулся он, — мама же не чужая.
Людмила Фёдоровна взяла ключи так, будто забирала своё. Я тогда промолчала. Ошиблась.
Через неделю, вернувшись с работы, я нашла в холодильнике кастрюли с борщом и котлетами.
— Что это? — спросила я Максима.
— Мама принесла, — отозвался он, не отрываясь от монитора. — Говорит, ты меня плохо кормишь.
— Я каждый день готовлю!
— Ну, маме виднее. Она всю жизнь на кухне.
Я сглотнула обиду. «Один раз — не беда», — подумала я. Но это был не один раз.
Свекровь начала приходить без предупреждения. Переставляла вещи, вытирала пыль, забирала мои туфли «в ремонт», не спросив. Однажды я не могла найти любимые босоножки — оказалось, она отдала их в мастерскую.
— Они же порвались, — спокойно сказала она.
— Это мои туфли! — еле сдержала я крик.
— Ой, да ладно, не злись. Я же добра желаю, — махнула она рукой и повернулась к сыну: — Максимушка, налей мне чаю.
Он молча налил. Я стояла посреди своей квартиры и чувствовала себя чужой.
Замечания посыпались как из рога изобилия:
— Максим любит борщ погуще.
— В углах пыль.
— Это платье тебя полнит.
Максим молчал или поддакивал. Я попыталась поговорить с ним наедине:
— Мне неприятно, что твоя мама приходит без спроса. Это моя квартира.
— Наша, — поправил он. — Мы семья.
— Я — собственник. У меня есть право на личное пространство.
— Ты хочешь выгнать мою мать? — холодно спросил он. — Она делает добро, а ты неблагодарная.
Я замолчала. Спорить было бесполезно.
Финальный удар пришёл с Денисом. Сын приехал на выходные с новой приставкой. Людмила Фёдоровна ворвалась без стука и закричала:
— Кто это? Чужой ребёнок в доме?!
— Это мой сын, — сквозь зубы ответила я.
— Никто не предупредил, что он будет ночевать! Здесь и так тесно!
Денис побледнел. Я не выдержала:
— Вон из моего дома. Сейчас же!
Вечером Максим устроил мне разнос:
— Ты оскорбила мою мать!
— Она обидела моего ребёнка!
— Твой ребёнок не должен был быть здесь без моего разрешения!
— Это мой сын! Моя квартира!
— Да заткнись со своей квартирой! — впервые за всё время он повысил голос. — Я твой муж! Мне плевать на твои бумажки!
Ту ночь я провела в слезах. Денис уехал раньше времени и больше не приезжал.
Потом стало хуже. Свекровь появлялась ежедневно. Готовила завтраки в шесть утра. Забирала продукты из холодильника. Пропадали мои вещи — косметика, книги, бижутерия.
— Максиму нужно было подарить коллеге, — отмахивалась она.
Однажды пропали деньги — пятьдесят тысяч, которые я копила на новый диван.
— Брал, — спокойно сказал Максим. — Маме нужны были лекарства.
— Это мои деньги!
— Мама важнее твоего дурацкого дивана!
— А когда вернёте?
Он посмотрел на меня с презрением:
— Ты требуешь деньги с больного человека? Мама была права — ты жадная.
В тот момент я поняла: всё кончено.
На следующий день я пошла к юристу. Она подтвердила: квартира — моя, до брака, не подлежит разделу. Посоветовала сменить замки.
Я собрала вещи Максима, вызвала мастера, установила новый замок. Вечером он вернулся.
— Твои вещи здесь, — сказала я. — Оставь ключи.
— Что за шутки?
— Никаких шуток. Я подаю на развод.
Он попытался пройти — я встала стеной. Он позвонил матери. Через сорок минут они стучали в дверь, кричали, пытались открыть старым ключом.
— Открой немедленно! — орала Людмила Фёдоровна.
— Вызову полицию, — спокойно ответила я.
Максим рычал:
— Как ты посмела?! Я твой муж!
Я протянула ему конверт. Внутри — распечатка всех его «заимствований»: переводы, снятия, покупки. Итого — 123 тысячи рублей. Плюс выписка из Росреестра и заявление на развод.
Он побледнел. Свекровь — тоже.
— Это счёт за моё терпение, — сказала я. — Оно закончилось.
Соседи подтвердили: слышали угрозы, видели, как он пытался выбить дверь.
Они ушли. Молча.
Три недели я ждала подвоха. Но Максим прислал согласие на развод через суд. Не пытался вернуться.
Сейчас прошло полгода. У меня новый диван, тёплый плед, кошка мурлычет на коленях. Денис приезжает каждые выходные. Мы смеёмся, едим пиццу, смотрим фильмы.
Однажды Максим позвонил:
— Оля, прости. Может, встретимся?
Я посмотрела на своё окно, на снег за стеклом, на фото сына.
— Нет, — сказала я. — Удачи тебе.
И вернулась к книге. Впервые за долгое время я чувствую: это мой дом. И только мой.