Мой крестный в молодости общался с семейной парой, вернувшейся после второй мировой войны из эмиграции в Россию. Однажды, зная, что те с кем он общается, имеют прямое отношение к белому движению, он спросил: «Как могло получиться, что вы проиграли гражданскую войну? Неужели профессиональные военные не могли разбить голыдьбу?» Ответ был пронзительно прост: «Мы не могли стрелять в своих крестьян, но вы это не поймете». Вопрос, заданный молодым человеком в конце 60-ых годов неизбежно возникает снова. Как понять, например, то, что более шестидесяти мужчин, казаков, профессиональных воинов, на своей земле среди своих родных дали себя убить?
На Кубани в 1920-1921 годах советская власть, опасаясь вооруженных восстаний, устраивала показательные массовые казни в станицах. Кубанские станицы, как и любые казачьи поселения в Российской империи, отличались от деревень тем, что живущие в них мужчины были одновременно и земледельцы и воины. Мальчики с детства обучались не только пахать и сеять, но и владеть оружием. В любой момент мужской состав любой станицы мог встать в строй в полной боевой готовности. Что же тогда происходило в начале 20-ых годов?
Вот свидетельство очевидца, жителя станицы Курджипской: «Это не была война... Карательный отряд это был. – Рассказывал в 1991 году Власенко Стефан Федорович, - Я быков как раз пас у нас за станицей. Смотрю - едут, кавалерия едет, ну примерно эскадрон. Человек сто – сто двадцать, с черным флагом. Я тогда и ще то, но кое што, мне пятнадцать лет было. Ну пригнал я быков домой, а на утро зазванылы колокола шоб собиралысь. Ну собралысь сколько смогло. Но шлы, не зналы шо будэ. Вот в центре оцепили, и давай, председатель был Химин, давай нам хто служил в белой армии. Ну тот книгу дал, чи как он там в совете было тогда. Они и вызывают:
- Такой то есть?
- Есть
- Сюда!
- Такой то есть?
- Есть.
И забралы что то больше ста человек и повезли в (станицу) Безводну. Тут копалы яму, хотели туда их рубать. Даже мой брат отбывал. Он посыльным был и яму копал, и ево зарубалы в Безводной. Собралы, погналы, повезлы на подводах в Безводну. А в Безводной порубалы. Так это рубалы уже красные. Семдесят два человека наших зарубаных. Человек пятнадцать сослали в Архангельскую область... Там они по два с половиной года побыли, отпустили потом.
А то порубали и все. Ну и не разрешалы брать, а потом через месяца два разрешили забрать и я ездил за братом с женой ево. Но там много, много подвод приехало, а там старик был Кириченко, он даже и атаманом был не много. Раскопалы, а их уже нельзя узнать кто такой. Ну, пусть лежат. Так прикопалы... А так...»
Спустя десятилетия после этих событий Василий Трофимович Четвериков, сын одного из казнённых казаков станицы Курджипской устанавливал список погибших, место их гибели и захоронения. После смерти Василия Трофимовича на основании собранных им материалов в 2002 году была опубликована статья в Майкопском церковном вестнике. Поклон тому, кто не забывает родной истории, но сложно согласиться с тем, как были переосмыслены автором статьи события. Описывая дорогу в станицу Безводную, автор публикации пишет: «Путь туда - по горам, заросшим лесом, который вплотную подступал к дороге. Если бы они все сразу начали побег – кавалерией в густом лесу не развернешься – многие могли бы остаться живы. Но ... необъяснимое оцепенение физическое и душевное, роковая покорность даже перед лицом смерти охватила их в тот момент». Душевное оцепенение и роковая покорность у не просто мужчин, а воинов, казаков?
Идея побега была. Но станичный священник, отец Иоанн Федоров не советовал этого делать, объясняя, что такая смерть их хорошая перед Богом и они уже приняты у Господа. Его убили первым. Известно, что перед смертью он молился. Конечно, большую роль сыграл авторитет станичного батюшки, к словам которого прислушались, но, безусловно, последнее решение побег или смерть было принято каждым лично. Позже такой же выбор сделают казаки станицы Келермесской, ожидавшие расстрела в сарае из которого можно было сделать побег. Укреплённые поддержкой священника, вместе с ним приняли мученическую смерть в 1921 году. В том же году в юрте родной станицы Губской будут расстреляны казаки со своим священником. Сейчас потомки убитых и их односельчане не могут сказать, за что же всё таки были лишены жизни их соотечественники. Признанные врагами советской власти, они не подняли руку на убийц и не пытались бежать. Их родственники оставшиеся в живых не стала мстить. Это не была война. Не война, потому что не было явной линии фронта.
Показательно то, как убийцы обошлись с телами своих жертв. Так же поступали и другие карательные отряды в других станицах. Так же будут обходиться с телами умерших от голода в 33-ем году и этим выдадут себя. У христиан особое отношение к телу усопшего не только потому, что это последнее напоминание об умершем близком человеке. Прежде всего, это тело человека принимавшего Святые Дары, причастие, и через это со-причастное к будущему веку, в будущем Господь восстановит его. Именно поэтому похороны со священником, то что в народе называют «с выносом», «со святостью» - то есть с хоругвями и иконам - то что прежде было нормой, так напоминает крестные ходы. В подобном теле воплотился Господь. Лишение убитых традиционного обряда погребения не просто неуважение, презрение к казненным, но и кощунство в целом над человеком, как образом и подобием Божиим. Этой войне тысячи лет.
Сейчас мы можем рассуждать, о том, какие шансы были у сопротивления или вспомнить, о том, что в заложниках оставались семьи. Но тогда, жители разных станиц в одинаковой ситуации принимали одно решение. Словно сердцем услышали приговоренные к казни слова обращения святейшего патриарха Тихона: «Пусть слабостью кажется эта святая незлобивость Церкви, эти призывы к терпеливому перенесению антихристианской вражды и злобы... Мы умоляем вас всех не отходить от этой единственно спасительной настроенности христианина – не сходить с пути крестного, ниспосланного нам Богом… Трудная, но высокая задача христианина - сохранить в себе великое счастье незлобия и любви». Незлобие провело незримую черту, обозначило линию фронта, наполнила смыслом гражданскую войну, ставшую духовной. С одной стороны тот, кто считал возможным убийство во имя идеологии, с другой - кто считал, что в вечность нужно уходить по христиански.
автор Ирина Кузнецова.