В сентябре этого года я писала статью про мученика Николая Варжанского. И совершенно естественным мне показалось на октябрь подготовить материал про священномученика Неофита Любимова. По одной очень простой причине: они были родственниками. Николай Варжанский был женат на младшей дочери протоиерея Неофита Зинаиде, то есть приходился отцу Неофиту зятем. Именно протоиерей Неофит был автором знаменитого письма в поддержку арестованного Николая Варжанского, которое было написано не кому-нибудь, а Ленину, на тот момент стоявшему во главе всей богоборческой машины, именуемой государством РСФСР. В этом письме отец Неофит называл Николая сыном и лишь в скобках зятем, и этот факт уже говорит об очень многом: насколько теплы были отношения между этими людьми, насколько близкими они считали друг друга.
Будущий священномученик родился 12 января 1846 года в селе Мордовские Липяги (по-другому Таборы) Самарского уезда Самарской губернии. Его родителями были диакон Порфирий Петрович Любимов и его супруга Евдокия Герасимовна.
Ничего не известно о выборе имени для наречения мальчика. Не самое обычное и распространенное имя дали родители своему сыну. Могу сказать только одно: 24 января (даты указаны по старому стилю) Святая Церковь чтит память преподобного Неофита, затворника Кипрского, жившего в ХII–ХIII веках.
Меня часто удивляет, как благочестивые родители так промыслительно выбирали имена для своих чад, что личность святого покровителя оказывала сильнейшее влияние на жизнь нареченного в честь него человека. Преподобный Неофит Кипрский прославился не только своей подвижнической жизнью, но и духовными сочинениями, которые были написаны простым языком, а не высокопарным «церковным стилем», как констатирует житие. И людям было проще читать и воспринимать эти труды, к преподобному тянулся народ. Он был автором устава монастыря. Житие говорит нам, что «в своей Пафской обители подвижник заложил основы той культуры воспитания и систематического духовного образования, которая предполагает малое число иноков», а «его обширное писательское наследие делает его величайшим греческим автором средневекового Кипра».
Наш русский священномученик Неофит был миссионером и преподавателем и тоже «заложил основы той культуры воспитания и систематического духовного образования», которая во многом определяла становление пастырей Русской Православной Церкви и их будущих жен. К нему тоже очень тянулись люди. Кроме того, протоиерей Неофит был автором сборников проповедей («Слова и речи» и «Слова и беседы»).
Неофит Порфирьевич окончил Самарское духовное училище и Самарскую духовную семинарию. Его данные Богом таланты и успехи в постижении наук были столь очевидны, что в Киевской духовной академии он учился за казенный счет, на современном языке – на бюджете. По окончании академии в возрасте 28 лет он получил степень кандидата богословия и был назначен преподавателем в Симбирскую духовную семинарию.
Здесь, в Симбирске, Неофит Порфирьевич женился на Марии Львовне Мурашкинцевой. Ее папенька был купцом в городе Ардатове и старостой местного Троицкого собора.
В семье Любимовых родилось трое детей. Не обошло эту прекрасную боголюбивую семью и горе: в расцвете лет умер их старший сын Павел – подававший большие надежды молодой человек, выпускник Симбирской классической гимназии. Он собирался поступать в Императорский университет Святого Владимира, но не успел. Заболел. Пневмония.
Средняя дочь Анна вышла замуж за чиновника, а младшая, Зинаида, как я уже писала, – за миссионера Николая Варжанского.
Неофит Порфирьевич вел широкую преподавательскую деятельность в Симбирске. Он преподавал в семинарии гомилетику, литургику, практическое руководство для пастырей, догматику и нравственное богословие. В Симбирской военной гимназии он преподавал русский язык и гражданскую историю. Эти же предметы он преподавал в Симбирском епархиальном женском училище. Забегая вперед, скажу, что в этом училище он служил практически 15 лет своей жизни.
Неофит Порфирьевич отличался очень широкими взглядами на образование как на глобальный процесс. Он считал, что образованность – не привилегия знатных и богатых, а необходимость для всех. Он говорил: «Приобретение знаний необходимо для каждого человека, пока он существует на земле. Учиться следует всякому и во всю жизнь: этого требует обязанность и нравственный долг существа разумного. Господь заповедал нам трудиться… трудиться не одним телом, а еще более духом… всеми силами душей своей». Кроме того, Неофит Порфирьевич крайне негативно относился к прошлому, когда получать образование не полагалось девочкам, «когда не было и помину о каких бы то ни было училищах для женского пола, когда и самая грамота предназначалась только лишь для мужчин, а удел женщины составляло исключительно домашнее хозяйство. Тогда были темные времена». Он был убежден, что «христианские истины… необходимо знать каждому православному христианину», независимо от пола, социального или финансового положения. Тем более высокообразованными должны быть супруги священников, которых и готовило епархиальное женское училище. Неофит Порфирьевич признавал неправильным отсутствие образования у матушек, говорил о том, что соратницей священника должна быть девица, подготовленная во всех отношениях, в том числе в области получения различных знаний: «Я говорю о жене священника, которая была малоразвитой умственно и, можно сказать, нравственно, почему и не могла воспринимать добрых уроков своего мужа в деле веры и христианской нравственности». Потому и стремился всеми силами исправить это сложившееся десятилетиями положение. Но при этом он наставлял выпускниц училища, призывая их к скромности, кротости, смирению: «Не гордитесь своим образованием не только перед своими родными, хотя бы они были и простые, бедные, и неученые, но и перед чужими, кто бы они ни были, постоянно памятуя, что истинное образование и строго-нравственное воспитание несовместно с гордостью и превозношением. Не чуждайтесь труда, особенно домашнего; не воображайте, будто бы труды и занятия унизительны для вас: никакой труд и полезное занятие, хотя бы самое простое, не унизительны; унизительнее всего гордость и праздность».
На гражданской службе Неофит Порфирьевич к 35 годам дослужился до чина надворного советника со старшинством. Через два года, в 1882 году, был избран членом педагогического собрания духовной семинарии. Еще через два года был назначен членом педагогического распорядительного собрания правления семинарии. А в 1885 году назначен законоучителем и инспектором Симбирского епархиального женского училища, где и прослужил следующие 15 лет. Пару слов про учебное заведение. Изначально это был приют для сирот при монастыре, но впоследствии в учебное заведение стали принимать исключительно девиц духовного звания, то есть дочерей священнослужителей. Выпускницы могли преподавать детям на дому или в сельской школе. Но основная задача училища – подготовка супруг для священников.
Ровно через три недели после назначения Неофит Порфирьевич был рукоположен в диакона к Введенской церкви при епархиальном училище, а на следующий день – во священника. Так Господь поставил его, 39-летнего, на этом месте образовывать и духовно окормлять воспитанниц учебного заведения.
Каким было это решение – принять священство – для Неофита Порфирьевича? Как он пришел к нему? Не сразу по окончании духовной академии, а уже во вполне зрелом возрасте. Что сподвигло его на священническое служение? Пусть об этом расскажет сам отец Неофит:
«Желание выйти на предлежащий мне подвиг было не без колебаний, не без смущений, не без боязни от нового дела: священник должен неленостно возвещать людям всю волю Божию, проповедовать слово Божие великим и малым, образованным и необразованным, богатым и бедным; должен усердно и благоговейно совершать службу Божию, преподавать в чистоте духа и тела священные таинства верующим, исполнять молитвословия и в храме и в домах прихожан – вразумительно, неспешно и нерассеянно, вообще быть достойным орудием и проводником благодати Божией в души верных… подобает быть всегда на страже, чтобы не унизить чем-нибудь себя и своего звания. Это-то столь высокое назначение и положение пастыря среди своих пасомых чрезвычайно смущало и затрудняло избрание мной нового служения в качестве пастыря в вашем приходе».
И, конечно, он очень переживал. Справится ли? Он понимал, какой колоссальный груз возложил Господь на его плечи. Но также он понимал, что будет нести свое служение праведно и честно, потому что за все ответ придется давать Самому Богу. Обращаясь к своим пасомым, отец Неофит сказал:
«Не требуйте от меня уклонений от прямого долга, не желайте человекоугодничества, чтобы через это мне заслужить ваше расположение. Горе вам, сказал Спаситель Своим ученикам, а в лице их и нам, пастырям, когда все люди будут говорить о вас хорошо. Смотрите на то, право ли я буду править свое служение у вас, и если право – благодарите Господа, а если и споткнусь, не оставьте – поддержите своим сочувствием, советом, трудом и молитвой. В том и любовь. Если же паче всякого чаяния заметите, увидите в моем житии что-либо соблазнительное для вас, вспомяните тогда слова Господа: вся, елика аще рекут вам человецы (недостойные пастыри) блюсти, соблюдайте и творите: по делам же их не творите».
Но не только образованием, воспитанием и духовным окормлением пришлось заниматься отцу Неофиту на месте его служения. Почти сразу же на него возложили обязанность по расширению училища в самом бытовом смысле. Здание уже не вмещало всех желающих обучаться, его надо было перестраивать. Точнее, достраивать ряд новых построек. На уровне благочиний Симбирской епархии был объявлен сбор средств, некоторая сумма была собрана, подготовлен проект. Стройка началась в 1886 году, ее курировал отец Неофит. Почти сразу выяснилось, что к проекту имеется ряд нареканий. Например, в нем совсем не были предусмотрены никакие коммуникации…
Остается только догадываться, как в этих условиях отец Неофит вел строительство нового здания для классов, общежития для воспитанниц, бани, прачечной, больницы и других сооружений. А еще он преподавал в училище и в семинарии. И служил. Через три года этих непосильных трудов он констатировал: нагрузки просто невозможные, и он подал прошение об увольнении его с преподавательской должности в семинарии, которое было удовлетворено. Теперь все свои силы он отдавал только женскому епархиальному училищу.
Надо сказать, что со своей миссией по строительству отец Неофит справился превосходно. 18 сентября 1897 года он подал в Совет училища подробный отчет с описанием проделанных работ. Была приглашена комиссия для их приемки.
Отец Неофит очень заботился о своих воспитанницах: и духовно, и материально. Он хотел обеспечить им хорошие условия проживания и обучения. Столь же сердечно он относился и к преподавательскому составу. Отец Неофит радел о получении преподавателями училища достойного содержания. Он даже представил соответствующий проект о необходимости увеличения поурочной платы преподавателям училища на церковном съезде депутатов Симбирской епархии. Епископ Варсонофий (Охотин) на журнале съезда написал резолюцию: «Исполнить. Дай Бог, чтобы скорее настало это благоприятное время».
Но не только о пребывании учениц в стенах училища заботился отец Неофит. Он вдохновлял своих воспитанниц пастырским словом на дальнейшее служение по окончании учебного заведения в роли супруги священника. Он рисовал им картины возможной приходской жизни, в красках разъяснял, что и как можно и должно обустроить:
«Не уклони́тесь вы и от стояния на клиросе… чем будете содействовать благоговейному возношению ума и сердца предстоящих к престолу небесному. А какая хвала вам будет от Господа и от народа в том случае, когда вы своим усердием образуете детский хор певчих для прославления Господа и Его святых угодников в храме Божием; …будут во множестве ходить православные с молитвенным настроением слушать прекрасное ваше пение, а через него умягчатся сердца пришедших в храм Божий и направятся их мысли к Создателю мира… Но дело служения вашего на пользу ближнего в праздничные дни может продолжиться и по пришествии в дом из храма Божия. Двери жилища вашего в это время могут быть открыты в послеобеденное время для ищущих нравственно-религиозной помощи и доброго совета… Остальное время дня Господня может быть посвящено вами на посещение больных, в бедах и нуждах находящихся, в жизни которых можете вы принять самое живое участие».
Воспитанницы отвечали своему наставнику и пастырю большой любовью и уважением:
«Вы, как законоучитель и как инспектор и отец духовный, старались вложить в наши юные сердца семена божественного учения… Бог знает, что предстоит каждой из нас по окончанию курса. Может быть, одни из нас будут вести счастливую, веселую жизнь, а другим предстоит тяжелый путь, исполненный скорбей, может быть, предстоит борьба из-за куска хлеба. Но чтобы ни ждало нас, где бы мы не находились, мы всегда с любовью и искренней благодарностью будем вспоминать Вас... и молиться за Вас всю нашу жизнь».
По окончании строительных работ в епархиальном женском училище отец Неофит вновь стал исполнять и другие послушания. В 1898 году он стал председателем Комиссии по выработке правил для письменных упражнений, в 1899 году – преподавателем греческого языка в Симбирское духовное училище.
За свое беззаветное служение Богу отец Неофит был награжден: в 1883 году орденом святого Станислава 3-й степени, в 1896 году – наперсным крестом.
В 1900-м его служение в Симбирском епархиальном женском училище закончилось. Отца Неофита перевели на служение в Всехсвятскую церковь в Симбирске и на должность заведующего церковно-приходской школой и законоучителя.
Прекрасно проявивший себя при строительстве зданий женского училища, он и здесь был назначен на подобное послушание. Теперь он строил здание духовной семинарии и общежитие для воспитанников. В том же 1900-м году отца Неофита назначили председателем Симбирского отделения Училищного совета и заведующим воскресной школой при городском училище.
Через два года по прошению отца Неофита митрополит Московский Владимир (Богоявленский) – однокашник отца Неофита по Киевской духовной академии, перевел священника в Москву. В 1903 году он был назначен настоятелем церкви Воскресения Словущего и заведующим Ваганьковским кладбищем. Именно отец Неофит разработал и внедрил правила по благоустройству кладбища, которые потом стали обязательными для всех кладбищ Москвы. И опять стройка и стройка. Батюшка был прекрасным организатором.
В 1905 году отца Неофита возвели в сан протоиерея. В 1909 году он был награжден орденом святой Анны 3-й степени, в 1913 году – орденом святой Анны 2-й степени, в 1916-м – орденом святого Владимира 4-й степени.
Из письма членов причта митрополиту Владимиру мы узнаем о том, как служил отец Неофит на том месте, на которое поставил его Господь.
Ежедневно в 6 часов утра он уже был на территории кладбища и контролировал работу подчиненных. Затем служил Литургию, после которой в обязательном порядке обходил могилы на закрепленном за ним участке. То же делали и остальные священники храма. Все просьбы людей, приходивших навестить могилы своих родственников, выполнял незамедлительно, чего требовал и от остальных. Просьбы, которые невозможно было исполнить, вежливо, но твердо отклонял, не позволяя развиваться недовольству.
Но не только о духовной стороне служения заботился пастырь добрый. И материальное благосостояние вверенного ему учреждения он поднял на немыслимый до этого уровень, организовав гранитные и мраморные мастерские для изготовления памятников, «собственное кладбищенское цветоводство, слесарно-кузнечное заведение, мастерские для выделки разнообразных деревянных и цинковых крестов». Все это стало давать «такой доход, о котором нельзя было и думать назад тому несколько лет». Деньги шли в том числе в Попечительство о бедных духовного звания – на содержание семей священников, по разным причинам прозябавших в нищете, тяжело болевших, а также на содержание вдов и сирот почивших священников.
Здесь, в Москве, отец Неофит активно занялся миссионерской деятельностью. Он часто читал лекции, участвуя в образовательных чтениях для фабрично-заводских рабочих в Московском епархиальном доме. Он организовал миссионерское издательство, в котором публиковались антисектантские научные работы. На почве миссионерства он познакомился с молодым талантливым миссионером Николаем Варжанским, который впоследствии стал его зятем.
В свое время отец Неофит говорил: «Знание само есть сила великая и потому делает сильным и человека, который обладает им и умеет надлежащим образом пользоваться им». «Но как ни важны и ни полезны они для человека, однако явятся неполными и слабыми, мертвыми и безжизненными, мрачными, и безотрадными, а иногда вредными и гибельными, если не утверждаются и не восполняются словом Божиим, не оживляются Духом Премудрости и Разума, не озаряются светом веры Христовой и не управляются истинной любовью христианской».
И теперь он с утроенной силой оживлял Духом Премудрости Божией бесценные сокровища знаний, передавая их простым рабочим в своих лекциях, через работу миссионерского издательства и публикацию сборников своих проповедей.
В 1909 году отец Неофит снова строит – на сей раз церковный дом с квартирами для служащих Воскресенского храма, просфорниц, псаломщика и сторожа.
В 1911 году отец Неофит стал членом Московского епархиального миссионерского совета, депутатом епархиального съезда духовенства, в 1914 году – настоятелем храма святителя Спиридона за Никитскими воротами, в 1916-м – депутатом съезда духовенства Московской епархии.
Задолго до потрясений 1917 года, еще в 1909 году, отец Неофит уловил предвестники катастрофы. Прекрасно образованный, опытный пастырь, мудрый человек, он хорошо видел пропасть социального расслоения, сложившегося в Российской империи в начале ХХ века, и понимал, что это может быть использовано как катализатор для взрыва. Он рассуждал о возможности наступления социального равенства и заходил в своих рассуждениях в тупик:
«Но где взять капиталы, необходимые для раздела между всеми людьми и по преимуществу неимущими? У богатых? Добровольно никто не согласится отдать другому свое достояние, нажитое в поте лица. Если отнимать их у богатых насилием, то это поведет к неисчислимым бедствиям… Причина несчастий человека заключается не в капитале, но в самом человеке. Поэтому все учение в этом отношении наших освободителей, или, как их принято называть, социалистов, т. е. желающих устроить общинный быт людей на началах равенства прав и состояний, движется на ложном пути, который ведет не к устроению общественного быта, не к созиданию его на началах разумности, человечности, но к разрушению его путем насилий и грабежей, захвата власти. Ведь эти лица в Бога не веруют, а потому Божеских и человеческих законов не признают. Их заповедь: "бей, губи этих злодеев проклятых", хотя бы то были отец, мать, правители и военачальники».
Эти рассуждения во многом оказались пророческими…
В 1916-м отец Неофит с ужасом осознал, что в своей массе люди совершенно охладели к совершаемому в церкви богослужению. С великой скорбью он констатировал, что всё больше и больше людей вовсе не ходят в храм, а многие уходят со службы до ее окончания:
«Мы имеем в виду явление постоянное, проявляющееся каждый праздник и каждый воскресный день. Такими нарушителями церковного порядка бывают по преимуществу одни и те же лица, для которых это бесчиние вошло в обычай, в дурную привычку. Бегут из храма образованные и необразованные, увлекая за собой детей, подростков, мальчиков и девочек. И для чего оставляют церковное собрание эти лица? Стыдно сказать: скорее чаю напиться, в сытость поесть, табачным смрадом напитаться, заняться пустыми делами, пересудами, сплетнями».
Как тут не вспомнить стихотворение Блока «Грешить бесстыдно, непробудно…», написанное в 1914 году, где описывается рядовой нравственно разнузданный обыватель, оторвавшийся как бы случайно от своей повседневности и «сторонкой» пришедший в Божий храм. В храме он стесняется перекреститься, поклониться. Там есть слова: «тайком к заплеванному полу горячим прикоснуться лбом». До революции еще три года, но Блок зафиксировал для нас невообразимое: кто-то уже считает возможным, находясь в храме, плевать на пол…
Еще больше отец Неофит сокрушался о поведении людей во время проповедей:
«Но особенно бегство из храма начинается тогда, когда отец ваш духовный выйдет на амвон для сказывания проповеди, назидания от слова Божия. Вместо того, чтобы стать поближе к амвону и получше выслушать поучение своего руководителя в жизни духовной, многие в это время ринутся ко всем не запертым дверям храма, чтобы выйти из него вон, а некоторые начнут разговаривать во время проповеди, шуметь, кашлять, громко читать молитвы, охать, вздыхать, потягиваться, прикладываться к иконам, словом – начнут бесчиние, не допускаемое в священных церковных собраниях. Какая обида для проповедника может быть больше той, как эта, когда долженствующие слушать не только не хотят этого делать, но и препятствуют говорить».
Ничего вам не напоминает?..
И далее отец Неофит, как опытный духовный врач, ставит неутешительный диагноз:
«Бегут из храма и не желают слушать проповедь люди горделивые, ложно ученые и полуобразованные, считающие себя выше и лучше проповедника в понимании жизни и слова Божия».
В житиях новомучеников очень часто приходится читать подобные признания. Наше священство начала ХХ века, образованное, мудрое, любящее свою паству, не могло не видеть всего ужаса духовной деградации нации. И практически все они понимали: долготерпение Божие имеет предел. Очень часто в этих аналитических очерках пастырей, более похожих на крик души, упоминаются Содом и Гоморра как исторический пример неприемлемости нераскаянного греха и отсутствия живой веры в Бога. Все они, священники Русской Православной Церкви, предчувствовали надвигающуюся катастрофу, как чувствует любой опытный кормчий неизбежную бурю и предсказывает ее по минимальным проявлениям в окружающей природе. Все они оказались абсолютно правы.
1917 год. Одна за другой грянули две революции, уничтожившие Российскую империю, как смертельный выстрел в бедную жертву и затем контрольный выстрел в ее обезумевшую голову.
Отец Неофит писал: «На Руси святой, в граде Москве, в этом столпе православия, появились безбожники, новые учителя и проповедники, которые всюду и без зазрения совести кричат и учат: нет в мире Бога, можно и без Бога жить… Никакого беззаконного дела не считают они за грех, у них всё дозволено».
Ах, дорогой Федор Михайлович, как же Вы были правы в своем ХIХ веке! «Если Бога нет, все позволено», – вывел Иван Карамазов и сошел с ума.
А отец Неофит практически рыдал в свои проповедях, говоря о новой власти: «Убивать, грабить, мстить, палить жилища мирных граждан им приятнее, чем спасать, миловать, благотворить, прощать. Наводить страх, ужас гораздо приятнее им, чем развивать всюду мир, спокойствие, радость. Как извращаются этим понятия о христианской нравственности! Где вы – любовь христианская, где свобода православного русского человека?»
31 мая 1918 года был арестован зять протоиерея Неофита, муж его младшей дочери Зинаиды, Николай Юрьевич Варжанский. Тут и возникло то самое письмо, написанное отцом Неофитом Ленину.
В житии святого приводится подробный анализ того, как отец Неофит решился на такой шаг. Во времена своего служения в Симбирской епархии, еще до рукоположения, он был близко знаком с отцом Ленина Ильей Николаевичем Ульяновым. Ульянов-старший был директором народных училищ Симбирской губернии в то время. Неофит Порфирьевич общался с ним и по рабочим вопросам, и лично, что следует из текста письма, написанного отцом Неофитом, и из протокола его допроса во время его ареста. Отец Неофит был преподавателем у дочерей Ильи Николаевича, сестер Ленина. Архимандрит Дамаскин (Орловский), составитель жития, пишет, что семья Ульяновых была верующая, православная, посещающая храм, участвующая в таинствах Церкви, имеющая своего духовника. Но увы, все дети этой многодетной семьи отвергли путь спасения. Отец Дамаскин не ставит это в вину родителям, но описывает как их горе. Каждый человек наделен свободной волей, и не всегда религиозность родителей определяет будущее детей, увы.
Отдельно описан характер будущего вождя мирового пролетариата. «Владимир Ульянов был ребенком жестоким, замкнутым и недоверчивым; в гимназии он держался с окружающими заносчиво и дерзко-насмешливо, младшего брата он доводил до слез, портил игрушки, не столько с ними играя, сколько ломая. Родители видели его недостатки, по мере сил старались их исправить, но потерпели в своих попытках сокрушительное поражение».
Лучше и не скажешь: «сокрушительное поражение»…
В 1918 году Ленин занимал должность председателя Совнаркома – органа, который являлся постоянным правительством РСФСР, фактически – правящей государственной структурой в стране.
И протоиерей Неофит решается писать Ленину письмо с просьбой об освобождении из уз своего зятя:
«В скорбные дни моей личной жизни имею смелость обратиться к Вам с покорнейшей просьбой. О своей личности имею долг сообщить следующее. Я служил в Симбирске вместе с Вашим родителем. Он был директором народных школ, а я преподавателем Мариинской женской гимназии, Кадетского корпуса и Духовной семинарии. Родитель Ваш мне хорошо известен и знаком, я с ним весьма нередко встречался в частных домах и на собраниях, где обсуждались дела педагогические. Скончался он при мне, я был молитвенником тогда, да и теперь молюсь за него... Во дни своей настоящей невзгоды я осмеливаюсь обратиться к Вам... с покорнейшей просьбой: мой сын (зять) Николай Юрьевич Варжанский совершенно случайно попал под арест: вошел в квартиру протоирея Восторгова, где в это время производился обыск, и вместе с другими был арестован и отправлен сначала в следственное предварительное заключение, а потом переправили его в Бутырскую тюрьму. И в газетах было написано, и словесно слышал от лиц, заслуживающих доверия, что за Варжанским вины, за которую следовало бы посадить в тюрьму, не найдено.
Невзгоды были и в семье Вашего дорогого родителя, они касались и Вас, и Вы были дороги для своих родителей. Тяжело и мне переносить невзгоду своей дочери и своего сына (зятя). Покорнейше прошу принять участие в моем горе: благоволите отпустить моего зятя от всяких преследований и от тюрьмы, или же отдать мне на поруки. Он человек благонамеренный, советское правительство признает и подчиняется ему, каких-либо контрреволюционных выступлений нигде никогда не имел, он проповедник слова Божия – миссионер, и только.
Прошу Вас... ради памяти Вашего родителя, моих заслуг по отношению к Вашей родной сестре Марии Ильиничне в деле образования и воспитания помочь мне в моем горе: освободить Варжанского из тюрьмы и возвратить его в семью, под моею порукой он никуда не сбежит и ничего противозаконного и антиреволюционного не совершит...»
На что рассчитывал отец Неофит, когда писал свое письмо? На теплые воспоминания Ленина о родителях, об отце? Видимо, он по-человечески оценивал те отношения, которые, по его разумению, должны были сложиться у любого отца с любым сыном. Я не буду рассуждать здесь о теплоте отношений родителей и детей в семье Ульяновых. Фактом остается одно: никакого ответа на свое письмо отец Неофит не получил. Николая Варжанского расстреляли.
Сам отец Неофит был арестован 21 июля 1918 года.
В ночь на 17 июля 1918 года была расстреляна Царская семья. 20 июля Патриарх Тихон благословил священство служить панихиды по невинно убиенным. 21 июля протоиерей Неофит отслужил таковую и вечером того же дня был арестован и допрошен. Ему было 72 года.
Удивительно, но никаких признаков «преступления» в показаниях отца Неофита, зафиксированных на допросе, следователь не обнаружил. Обвинение священнику предъявили на основании содержания его проповедей. Доказательством контрреволюционных настроений маститого протоиерея оказался фрагмент его проповеди следующего содержания:
«Разве это свобода христианства, когда не дают никому свободно делать добро, когда стесняют, преследуют за всякое доброе стремление, когда хотят стереть с лица земли всех блюстителей веры, чести и правды? Разве это любовь, когда любят только подобных себе убийц и грабителей, за них стоят, им рукоплещут, как героям, им свободу дают на преступления, тогда как проповедников свободы и любви христианской, евангельской по учению Православной Церкви ненавидят и преследуют?»
В обвинительном заключении следователь указал: «Любимов явный монархист и противник советской власти», – и резюмировал: «немедленно расстрелять».
30 октября 1918 года на заседании президиума Коллегии отдела по борьбе с контрреволюцией было принято решение: Неофита Порфирьевича Любимова приговорить к расстрелу.
Сатанинская ненависть новой власти была столь сильна к пастырям Церкви Христовой, что палачи, приводя смертный приговор в исполнения второпях, забыли записать дату расстрела. Они так суетились, чтобы поскорее лишить жизни 72-летнего старца, что не зафиксировали документально день своей кровавой расправы над ним. Только в 1927 году, при приведении архивов в порядок, ОГПУ вынесло решение считать датой смерти протоиерея Неофита Любимова 30 октября 1918 года. Совпадение или нет, но точная дата смерти Николая Варжанского, зятя отца Неофита, за которого он вступился как за родного сына, также неизвестна…
Протоиерея Неофита расстреляли в тюрьме и похоронили на Калитниковском кладбище Москвы, где похоронен и его зять Николай Варжанский.
Две случайные смерти, скажете вы: одного случайно взяли на квартире протоиерея Иоанна Восторгова, другой всего-то отслужил панихиду по царю. Но ничего не бывает случайного в этой жизни, ничего не бывает случайного у Бога. Они оба, и Николай Варжанский, и протоиерей Неофит Любимов, выступали против возлюбленного сатаной учения – сектантства в различных его видах. Они оба отвоевывали людские души у ада, они оба образовывали, просвещали, звали ко Христу народ Божий, и потому были ненавидимы адом и князем его. И по житейским меркам ад победил: обоих их уничтожили в этой жизни, оставив вдовами жен, а у Николая – еще и сиротами детей. Но Бог поругаем не бывает. И физическая смерть привела их обоих к великой славе в чертогах Царя Небесного. И они оба ныне предстоят Престолу Божию и молятся за нас, наших детей и родное и для них тоже Отечество наше.
Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа? (1 Кор. 15: 55).
Священномученик Неофит Любимов и мученик Николай Варжанский канонизированы в августе 2000 года решением Архиерейского юбилейного Собора Русской Православной Церкви.
Подать записку о здравии и об упокоении
ВКонтакте / YouTube / Телеграм
