В углу университетской курилки, под сенью голого, заиндевевшего клёна, теснился клубок студентов, выпускавших в морозный воздух дым и пар. К ним, неспешно, с лёгкой улыбкой мудреца, снисходящего до шалостей малых сих, подошел Человек в потертом пальто. Студенты звали его «Профессор», ставя слово в кавычки, ибо он был не просто преподавателем, а явлением, институтской легендой с насмешливым, чуть усталым блеском в глазах. Он достал из кармана портсигар, извлек тоненькую папиросу, прикурил от зажигалки с треснувшим стеклом и, сделав первую, ритуальную затяжку, влился в их круг.
«А знаете ли вы, юные жрецы знаний и никотина, — начал он, не глядя ни на кого конкретно, — что сегодня за день?» Студенты переглянулись. Календарь в голове у каждого лихорадочно перелистывал страницы: сессия? дедлайн? «Четырнадцатое декабря», — робко предположил кто-то.
«Браво!—воскликнул Профессор,и его голос прозвучал как одобрение и приговор одновременно. — Абсолютно точно. Четырнадцатое декабря. А для меня, грешного, это — День Калейдоскопа».
Он замолчал, давая словам осесть, и окинул взглядом заснеженный университетский двор, словно видел сквозь стены и века всю причудливую мозаику мировой истории.
ДРОЖЬ БОГОВ И СЛАДКИЙ ЯД
Константинополь,557 г. Империя Тан, 683 г.
«Представьте себе, — голос его стал низким и повествовательным, — Константинополь, шестой век от Рождества Христова. Золотые купола, мудрецы на площадях, император, уверенный, что его держава — пуп земли, дарованный Богом.
И вот, четырнадцатого декабря 557 года, сам этот Бог, или слепая природа — кому что ближе, — решил напомнить о себе. Земля заходила ходуном. Не просто задрожала, а возопила из самых своих недр. Трещины поползли по неприступным стенам Феодосия, но главное — дала трещину сама Святая София, Премудрость Божья, воплощённая в камне. Величайший храм христианского мира был повреждён. Вот вам первое стеклышко в нашем калейдоскопе: гордыня цивилизации, встретившаяся с безразличной мощью планеты».
Он сделал паузу, выпустил дым колечком, которое тут же расползлось в декабрьском воздухе.
«А пока Византия отряхивала пыль с своих риз, на другом конце земли, в утончённой и жестокой империи Тан, в 683 году, зрел «Заговор сладкой росы». Восхитительное название, не правда ли? Пахнет мёдом, поэзией и придворными интригами. Но под этой сладостью скрывался яд, кинжал, направленный в сердце власти. И что же? Провал. Полный и окончательный. «Роса» оказалась отравленной и для тех, кто её приготовил. Так второе стеклышко — человеческое коварство — ложится рядом с первым, создавая новый узор: тщетность попыток перехитрить систему, которая сама выстроена на хитрости».
ПРИЗРАКИ МОРЕЙ И ТВЕРДЫНЯ ТОРГОВЛИ
Верона,1822 г. Москва, 1893 г. Атлантика, 1928 г.
«Теперь, — Профессор оживился, — резко повернём наш калейдоскоп.
Верона, 1822 год. В мраморных залах под бархатные звуки вальса Шуберта последний дипломатический конгресс Священного союза решает судьбы Европы. Монархи, уверенные, что они — наместники Бога на земле, чертят на картах линии, словно разрезают живую плоть народов. Они думают, что творят историю».
Он помолчал, давая этому образу закрепиться.
«А в это самое время, четырнадцатого декабря 1893 года, в Москве, на Красной площади, торжественно открываются Верхние торговые ряды. Сегодня мы зовём это ГУМом. Пока одни договаривались о границах, другие начали торговать паюсной икрой, французскими духами и венскими стульями. Спросите любого сегодня: что оказалось прочнее? Империя Габсбургов или ГУМ? Идея Священного союза или идея купеческой выгоды? Ответ, как говорится, очевиден».
Глаза его блеснули циничным огоньком.
«Но история не была бы собой, если бы не подкидывала нам призраков. 1928 год. Величественный, как лебедь, пятимачтовый барк «Копенгаген», гордость датского флота, учебное судно с юными морскими волчатами на борту, выходит из Монтевидео и берёт курс на Австралию. И… всё. Тишина. Пятьдесят девять человек. Корабль-призрак, корабль-миф. Океан, этот великий равнодушный абсурдист, просто стёр его ластиком с карты реальности. Ни крика, ни обломка. Только вечная загадка. Вот вам и следующий узор: рядом с монументальной твердыней коммерции — бездна, молчание и тайна».
НАШ ОТВЕТ ХОРУСАМ ИЛИ ТАНЦЫ В «КОСМОСЕ»
Женева,1939 г. Москва, 1943 г. Антарктида, 1958 г.
«Ах, наш родной, советский сегмент калейдоскопа! — Профессор с наслаждением затянулся. — Здесь стеклышки особенно колючие и контрастные. Смотрите: 1939 год. Лига Наций, этот клуб «благородных джентльменов», с гримасой брезгливости исключает Союз за «неспортивное поведение» на финском льду. Нам, грубо говоря, указали на дверь. А мы? А мы в ответ — гимн. Да-да, ровно через четыре года, в 1943 году, в разгар самой страшной войны, когда земля стонала от разрывов, Политбюро утверждает новый Государственный гимн. Представьте себе это: Сталин в Кремле, а Сергей Михалков и некий Эль-Регистан в поте лица сочиняют строки о «союзе свободных республик». Музыка Александрова, слова, одобренные свыше. Абсурд? Гениально! Пока одни воюют, другие творят вечное. Или думают, что творят».
Он покачал головой, и в его взгляде читалась смесь сарказма и странной ностальгии. Дым от его папиросы заклубился жирными кольцами, словно антарктическая пурга, намереваясь скрыть от глаз следующую картину.
«Но тут же, среди этой идеологической трескотни — настоящий, нефальшивый подвиг. 1958 год. Третья советская антарктическая экспедиция. Люди на тягачах и собаках, сквозь пургу и сорокаградусные морозы, достигают точки, которую с истинно русским размахом назвали «Полюс Недоступности». Самое удалённое от всех берегов место в Антарктиде. Лёд, смерть, безумие. И они доходят. Ставят бюст Ленина, смотрящего в белую мглу, и основывают временную станцию. Вот он, наш контраст: с одной стороны — политическое ханжество, с другой — ледяная, почти сумасшедшая романтика. Две стороны одной медали под названием «советская империя».
ЧЕРЕПАХИ, МОСТЫ И ПРАЗДНИКИ АБСУРДА
США,1987 г. Испания, 1988 г. Чернобыль, 1986 г. Москва, 1991 г. Франция, 2004 г.
«Ну, и под занавес, чтобы не закисли в серьезности, — Профессор широко улыбнулся, обнажив желтоватые от табака зубы. — 1987 год. Мир, затаив дыхание, следит за геополитическими бурями. А Америка в это время рождает мультсериал о четырёх говорящих черепахах-ниндзя, помешанных на пицце. «Черепашки-ниндзя»! Идеальный симфонический диссонанс глобальному хаосу. А на следующий год, в 1988-м, вся Испания, от мадридского аристократа до барселонского водоноса, встаёт в едином порыве всеобщей забастовки. Восемь миллионов человек! Серьёзность, граничащая с революцией».
Он загасил окурок о подошву ботинка движением медленным и точным, будто ставя точку в очередном абзаце.
«И так во всём! В 1986-м мы героически, ценой нечеловеческих усилий, накрываем саркофагом чернобыльского джинна, выпущенного из бутылки. А в 1991-м, в павильоне «Космос» на ВДНХ, в той самой стране, что доживала последние месяцы под тяжестью собственной истории, какие-то юные безумцы в кислотных трико отплясывают на первом российском танцевальном фестивале — «Гагарин Пати». Гагарин, наверное, смотрел на это с небес и плакал. Или смеялся. А в 2004-м человечество, словно пытаясь искупить все свои технологические грехи, возносит к небесам во французской провинции виадук Мийо. Бетонная симфония, парящая между небом и землёй, — самое высокое творение рук человеческих».
ЭПИЛОГ: ОБЕЗЬЯНЫ, НОСКИ И ВЕЧНЫЙ КАЛЕЙДОСКОП
Профессор снова достал портсигар, но на сей раз не закурил, а просто подержал его в руках, размышляя.
«А ведь у этого дня, — сказал он тише, — есть и свои, особые, праздники. Они — как диковинные бусины, нанизанные на нитку нашего калейдоскопа. Вот, скажем, Международный день обезьян.
Возник как шутка студентов где-то в Мичигане. Представляете? Пока мир содрогается от землетрясений и войн, пока строятся мосты и гибнут корабли, чья-то светлая голова решил: а давайте-ка чествовать наших хвостатых предков! И ведь правильно. Это же нам, Homo Sapiens, вечное напоминание: не заносись, братец, помни, от кого произошёл. В каждом из нас сидит эта самая обезьяна — с её страстями, инстинктами, желанием власти и банана. Гениально!»
Он усмехнулся.
«А есть ещё и День вязания в России.
Да-да, не смейтесь. Дата выбрана отнюдь не случайно — 14 декабря 1887 года вышла в свет первая книга «Курс женских рукоделий». И вот вам, пожалуйста, самый душевный, самый домашний противовес всем катаклизмам. Пока императоры водят армии по картам, а политики сочиняют гимны, миллионы простых рук создают нечто вечное и тёплое — носки, варежки, шарфы. Войны проходят, империи рушатся, а носки, связанные бабушкой, — остаются. Это ли не высшая форма бессмертия? Вязание — это медитация, протест против хаоса, упорядочивание мира хотя бы на уровне петель и рядов».
Профессор выпрямился. Его монолог, длившийся одну папиросу, был закончен.
«Вот и вся симфония, господа. От землетрясения в Царьграде до черепах-ниндзя. От заговора «сладкой росы» до самого высокого моста. От исчезнувшего корабля до вязаного носка. Вся человеческая история — это один бесконечный, бредовый, гениальный и идиотский день четырнадцатого декабря. В нём есть всё: величие и низость, подвиг и предательство, высокая трагедия, низкая комедия, обезьяньи гримасы и тихая мудрость вязального клубка».
Он повернулся, чтобы уйти, но на прощание обернулся.
«А теперь, если позволите дать совет старого циника: идите-ка в столовую. Возьмите свою порцию макарон по-флотски, поднимите стакан с компотом, с колой, а может, и с чем-то, что удалось пронести мимо бдительной тёти Люды… И чокнитесь. Выпейте за этот безумный, непредсказуемый, прекрасный и ужасный калейдоскоп. Выпейте за нас, грешных, вечно балансирующих между обезьяной и творцом, между желанием разрушить стену и желанием связать носки. Выпейте за историю, которая была, есть и будет великой клоунадой, но с такими декорациями, что дух захватывает».
И, кивнув на прощание, он зашагал по снегу. Его силуэт растворялся в сумерках, а студенты остались стоять в оцепенении, с внезапно перевернувшейся в головах картиной мира. Мира, который отныне пахнул не пылью лекционных залов, а табаком, древностью, овечьей шерстью и вечностью.
Им тоже отчаянно захотелось закурить.
Ставьте лайк, если этот исторический винегрет вызвал у вас легкий когнитивный диссонанс и желание закурить! 🚬
Делитесь статьей с друзьями, чтобы и у них в голове перевернулась картина мира!
Подписывайтесь на канал «Свиток семидневья» — здесь мы регулярно трясём калейдоскоп истории, высыпая из него самые невероятные узоры. Обещаем, скучно не будет!