В дверь звонили настойчиво и долго. Я открыла и увидела худощавую женщину лет пятидесяти с потрёпанной сумкой в руках.
— Вы ко мне? — спросила я.
— Наташенька! — женщина попыталась меня обнять. — Моя дочурка! Как же ты выросла!
Я отшатнулась.
— Простите, но вы ошиблись. Я вас не знаю.
— Как не знаешь? Я же Галя! Твоя приёмная мама!
— Какая приёмная мама? У меня есть родители.
— Наташа, — женщина достала из сумки папку, — я тебя удочерила, когда тебе было три года. Вот документы.
Она протянула мне какую-то бумагу с печатями.
— Послушайте... как вас зовут?
— Галина Васильевна Петрова. Твоя законная приёмная мать.
— Галина Васильевна, я думаю, вы ошиблись. Меня зовут Наталья Сергеевна Комарова, и я никогда не была удочерённой.
— Ты была! — настаивала она. — У меня все документы есть! Решение суда об усыновлении!
Я посмотрела на бумагу, которую она совала мне под нос. Действительно, выглядело как официальный документ.
— И что вы хотите? — спросила я осторожно.
— Хочу восстановить наши отношения! Ты же моя дочь!
— А практически что это означает?
— Ну... по закону дети обязаны содержать родителей...
Вот оно что. Я уже поняла, к чему клонит разговор.
— И?
— И ты должна меня прописать, обеспечить жильём, помогать материально...
— На каком основании?
— На основании того, что я твоя мать! Вот решение суда!
Она снова помахала бумагой.
— Галина Васильевна, проходите. Давайте разберёмся спокойно.
Мы прошли в гостиную. Я предложила чай, она согласилась.
— Расскажите подробнее про это усыновление, — попросила я.
— Это было в 1993 году, — начала она. — Тебе было три года. Твои родители погибли в автокатастрофе. Тебя определили в детский дом, а я тебя забрала.
— И где я жила?
— У меня дома. На улице Советской.
— А потом что случилось?
— А потом... — она замялась, — потом твои бабушка с дедушкой решили тебя забрать. Через суд отменили усыновление.
— Понятно. А документ об отмене у вас есть?
— Нет, он у них остался.
— А почему вы решили найти меня именно сейчас?
— Потому что состарилась. Живу одна, денег нет, здоровье плохое. А ты же моя дочь была!
Красивая история. Но что-то в ней меня смущало.
— Галина Васильевна, можно я документ внимательно изучу?
— Конечно, изучай!
Я взяла бумагу и стала читать. "Решение Ленинского районного суда города Н. от 15 мая 1993 года. Дело №... об усыновлении несовершеннолетней Комаровой Натальи Сергеевны..."
Всё выглядело официально. Печати, подписи, номера дел.
Но меня смутили несколько деталей.
Во-первых, я точно знала историю своего детства. Родители живы, никогда в детском доме не была.
Во-вторых, в 1993 году мне было не три года, а семь.
В-третьих, решение суда должно было бы изменить мою фамилию на Петрову. Но я всю жизнь Комарова.
— Галина Васильевна, — сказала я осторожно, — тут есть некоторые несоответствия...
— Какие несоответствия?
— В документе указано, что мне было три года. Но в 1993-м мне было семь.
— Ну... может, ошибка в дате...
— А почему фамилия не изменилась?
— А... а мы решили оставить твою фамилию. В память о родителях.
— Но тогда в документе должна была бы быть соответствующая пометка.
— Ну... может, забыли указать...
Её объяснения становились всё менее убедительными.
— А вы можете рассказать что-то конкретное из нашей совместной жизни? — спросила я.
— Конечно! Ты любила мороженое пломбир. И куклу Барби просила.
Довольно общие воспоминания, которые подошли бы любому ребёнку.
— А ещё что?
— Ещё... ещё ты боялась темноты. И сказки любила слушать.
Опять универсальные детские особенности.
— Галина Васильевна, а где именно была ваша квартира на Советской?
— В доме номер... — она запнулась, — номер не помню, давно же было...
— А какая школа рядом?
— Школа... третья... или пятая...
— А детская поликлиника?
— На той же улице была...
Все ответы размытые, неконкретные.
— Послушайте, — решила я действовать прямо, — я сейчас позвоню своим родителям. Они подтвердят, что никого не теряли.
— Не надо! — быстро сказала она. — Зачем их расстраивать?
— Почему расстраивать?
— Ну... они же думают, что ты их дочь...
— Я и есть их дочь!
— Нет! Ты моя приёмная дочь! Вот документ!
Она снова замахала бумагой.
Тут я окончательно поняла — что-то здесь не так.
— Галина Васильевна, подождите меня минутку.
Я прошла в спальню и позвонила маме.
— Мам, скажи, пожалуйста, я была усыновлённой?
— Что за вопрос? Конечно, нет! Ты наша родная дочь!
— А в 1993 году со мной что-то случилось?
— В 1993-м? Ничего особенного. Ты в первый класс пошла.
— Точно в первый?
— Точно. Семь лет тебе исполнилось в марте, в сентябре в школу пошла.
Значит, в мае 1993-го, когда якобы состоялось усыновление, я уже училась в школе и жила дома с родителями.
— Мам, а ты помнишь женщину по имени Галина Петрова?
— Нет, таких не знаю. А что случилось?
— Потом расскажу. Спасибо.
Я вернулась в гостиную.
— Галина Васильевна, — сказала я, садясь напротив неё, — я только что говорила с мамой. В мае 1993 года я училась в первом классе и жила дома. Никакого усыновления не было.
Лицо женщины на мгновение дрогнуло, но она быстро взяла себя в руки.
— Твоя мама просто не хочет вспоминать тот период! Это же травма для семьи!
— Какая травма?
— Ну... когда тебя забирали из детдома...
— Галина Васильевна, я НИКОГДА не была в детском доме.
— Была! Просто не помнишь, маленькая была!
— Мне было семь лет, а не три. В семь лет дети всё помнят.
— Может, память заблокировалась от травмы...
Я встала и подошла к окну. Нужно было обдумать ситуацию.
С одной стороны, документ выглядел вполне официально. С другой стороны, все факты говорили против его подлинности.
— Галина Васильевна, а можно я сфотографирую документ? Хочу показать юристу.
— Зачем юрист? Всё же ясно!
— Просто для порядка. Если документ настоящий, то и проблем не будет.
— Ну... — она неохотно протянула бумагу, — фотографируй...
Я сделала снимок с хорошим разрешением и внимательно рассмотрела детали.
Первое, что бросилось в глаза — шрифт. В 1993 году суды пользовались печатными машинками, а этот документ явно напечатан на современном принтере.
Второе — печать. Слишком чёткая, яркая. Настоящие печати 30-летней давности выглядят более блёклыми.
Третье — бумага. Слишком белая и плотная для документа 1993 года.
— Галина Васильевна, где вы хранили этот документ тридцать лет?
— Дома, в папке.
— В обычной папке?
— Да.
— Странно. Обычно за тридцать лет бумага желтеет, а эта выглядит совершенно новой.
— У меня хорошие условия хранения, — быстро ответила она.
— Понятно. А скажите, сколько ещё у вас таких приёмных детей?
— Таких? А... только ты...
— А почему решили найти именно меня?
— Потому что... потому что я тебя любила больше всех!
— Но вы же сказали, что я единственная.
— Ну... я имела в виду... — она запуталась в собственных словах.
Тут я окончательно поняла — передо мной мошенница.
— Галина Васильевна, давайте говорить честно. Сколько таких "дочерей" вы уже нашли?
— Я не понимаю, о чём ты...
— Понимаете. Эта схема не нова. Находите одиноких женщин с собственным жильём, заявляете о мнимом родстве, требуете содержания.
— Какая схема? Я твоя мать!
— Нет, не мать. И документ поддельный.
— Докажи!
— Хорошо. Давайте проверим в суде, который якобы вынес это решение.
Лицо Галины стало серым.
— Не надо никого беспокоить...
— Почему? Если документ настоящий, то всё подтвердится.
— Ну... архивы могли потеряться...
— Судебные архивы хранятся строго. Особенно решения по усыновлению.
— Наташенька, — голос её стал умоляющим, — ну зачем эти формальности? Главное ведь не документы, а то, что я тебя воспитывала!
— Вы меня не воспитывали.
— Воспитывала! Два года!
— Только что вы сказали про несколько месяцев.
— Время быстро прошло, не заметила...
Её версия рассыпалась на глазах.
— Галина Васильевна, вы хотите кофе? — неожиданно предложила я.
— Хочу, — удивилась она.
Я пошла на кухню. А оттуда позвонила в полицию.
— Здравствуйте, хочу сообщить о мошенничестве. Ко мне пришла женщина с поддельными документами об усыновлении, требует прописки и содержания...
— Адрес? — спросил дежурный.
— Ленина, 25, квартира 18.
— Выезжаем.
Я приготовила кофе и вернулась в гостиную.
— Угощайтесь.
— Спасибо. Наташенька, давай договоримся по-хорошему...
— О чём?
— Я не буду настаивать на прописке. Просто помогай немного материально. По пять тысяч в месяц.
— За что?
— За то, что я тебя когда-то воспитывала.
— Но ведь не воспитывали.
— Воспитывала! И у меня документы есть!
— Поддельные документы.
— Откуда ты знаешь?
— А вы откуда узнали мой адрес?
— Я... я долго искала... через знакомых...
— Через каких знакомых?
— Разных... из детского дома...
— Какого детского дома? Я же в детдоме не была.
— Была! Просто не помнишь!
Она явно не была готова к детальному допросу.
В дверь позвонили. Я пошла открывать.
— Полиция, — представился мужчина в форме. — Вы вызывали?
— Да, проходите. Вот эта женщина.
В квартиру вошли двое полицейских — старший лейтенант и сержант.
— В чём проблема? — спросил старший лейтенант.
Галина вскочила с дивана.
— Никакой проблемы! Я пришла к дочери!
— К какой дочери? — уточнил полицейский.
— К приёмной! Вот документы об усыновлении!
Она протянула бумагу. Полицейский внимательно изучил её.
— Гражданка Петрова, а вы не путаете даты? Здесь указан 1993 год, но документ выглядит совсем свежим.
— У меня хорошие условия хранения...
— Понятно. А давайте проверим по базе данных.
Он достал планшет и стал что-то искать.
— Интересно, — сказал он через несколько минут. — По указанным данным никакого решения об усыновлении не зарегистрировано.
— Может, не внесли в базу...
— Решения по усыновлению вносятся в обязательном порядке. Это федеральная база.
— Тогда... тогда, может, ошибка в номере дела...
— Гражданка Петрова, документ поддельный. Вы это понимаете?
Галина побледнела.
— Я... я думала, что он настоящий... Мне его дали...
— Кто дал?
— Одна знакомая... она сказала, что всё правильно оформлено...
— Как зовут эту знакомую?
— Я... не помню...
— Не помните или не хотите говорить?
— Не помню! Давно было!
Полицейский посмотрел на меня.
— Она требовала от вас что-то конкретно?
— Прописку и материальную помощь. Пять тысяч в месяц.
— Понятно. Гражданка Петрова, вы понимаете, что мошенничество — это уголовно наказуемое деяние?
— Я ничего не мошенничала! — воскликнула Галина. — Я действительно думала, что это моя дочь!
— С поддельными документами?
— Они не поддельные! Просто... просто, может, неточности есть...
— Гражданка Петрова, — терпеливо объяснил полицейский, — изготовление поддельных документов — это статья 327 УК РФ. А попытка получить материальную выгоду обманным путём — статья 159. Мошенничество.
— Я не хотела мошенничать!
— А чего хотели?
— Хотела найти дочь...
— У вас есть дочь?
— Нет...
— Тогда кого искали?
Галина замолчала.
— Хорошо, — сказал полицейский. — Поедем в отделение, там всё обсудим подробнее. А с вас, — он обратился ко мне, — нужно снять заявление.
— Конечно.
— Наташенька! — взмолилась Галина. — Не подавай на меня заявление! Я же ничего не украла!
— Но пытались обмануть.
— Я просто хотела помощи! У меня никого нет, денег нет, живу в коммуналке!
— И решили найти "дочь" с квартирой?
— Не дочь, а... просто человека, который поможет...
— С поддельными документами?
— Мне сказали, что так проще...
— Кто сказал?
— Одна тётка... она уже так делала... говорит, работает...
Вот и вся правда. Это была отработанная схема.
— Сколько таких "дочерей" вы уже нашли? — спросил полицейский.
— Никого... вы первая...
— Правду говорите?
— Правду! Мне только вчера документы дали!
— Кто дал?
— Женщина одна... Валентина её зовут... или Вера... не помню точно...
— Где она живёт?
— Не знаю... встретились в автобусе случайно... разговорились... она и предложила...
— Что именно предложила?
— Сказала, можно найти богатых людей, которые помогут... если правильно подойти...
— Правильно — это с поддельными документами?
— Она сказала, что документы настоящие... что у неё связи есть... в архивах...
Классическая схема. Опытная мошенница находит простодушных исполнителей и использует их как пушечное мясо.
— Сколько вы ей заплатили за документы? — спросил я.
— Пять тысяч... последние деньги отдала...
— И она обещала, что схема сработает?
— Обещала... говорила, что у неё уже много людей так помощь получили...
— Описание этой женщины помните?
— Пожилая... лет шестидесяти... седые волосы... полная такая...
— Одевалась как?
— Прилично... пальто хорошее... сумка дорогая...
— Номер телефона давала?
— Нет, сказала, что сама позвонит... но не звонит пока...
Понятно. "Валентина" получила свои пять тысяч и исчезла, оставив Галину разбираться с последствиями.
— Гражданка Петрова, — сказал полицейский, — вы понимаете, что стали жертвой мошенников?
— Как это?
— Вас обманули. Продали поддельные документы и отправили совершать преступление.
— Какое преступление? Я же ничего не украла!
— Попытались получить прописку и деньги обманным путём. Это мошенничество.
— Но я же не знала, что документы поддельные!
— Не знали или не хотели знать?
Галина замолчала.
— Хорошо, — сказал полицейский. — Поедем в отделение. Там во всём разберёмся. А заявление от потерпевшей я сейчас приму.
Он достал бланк.
— Излагайте обстоятельства.
Я рассказала всё по порядку: как пришла незнакомая женщина, что требовала, какие документы показывала.
— И вы сразу поняли, что документы поддельные?
— Не сразу. Сначала показалось подозрительным, что она не помнит конкретных деталей нашей якобы совместной жизни. А потом заметила, что документ слишком новый для 1993 года.
— Молодец. Многие бы поверили.
— Ещё я проверила у родителей. Они подтвердили, что никакого усыновления не было.
— Правильно сделали. Подписывайте заявление.
Я подписала. Галину увели.
Через неделю мне позвонили из полиции:
— Елена Викторовна, по вашему заявлению есть новости. Гражданка Петрова дала показания.
— Какие показания?
— Она рассказала подробности схемы. Оказывается, эта "Валентина" организовала целую сеть. Находит пожилых женщин в трудном положении, продаёт им поддельные документы о родстве с состоятельными людьми.
— И много таких случаев?
— По предварительным данным — около двадцати. Мы ищем других потерпевших.
— А саму организаторшу нашли?
— Пока нет. Но работаем. Спасибо, что обратились. Если бы все жертвы молчали, мошенники продолжали бы действовать безнаказанно.
А ещё через месяц произошло неожиданное.
В дверь снова позвонили. Я открыла и увидела Галину.
— Вы? — удивилась я. — А как же полиция?
— Отпустили под подписку о невыезде, — пояснила она. — Наташенька, можно войти?
— Зачем?
— Поговорить хочу.
Я пропустила её в квартиру.
— Слушаю.
— Я пришла извиниться, — сказала она. — И поблагодарить.
— За что благодарить?
— За то, что не дали мне стать настоящей преступницей.
— Как это понимать?
— Эта Валентина... она сказала, что если с одной жертвой не получится, то попробовать с другими. Дала ещё несколько адресов.
— И?
— И если бы вы не вызвали полицию, я бы пошла к другим людям. С теми же поддельными документами.
— А теперь не пойдёте?
— Конечно, нет! Я же поняла, что это преступление.
— Хорошо, что поняли.
— Наташенька, а можно вопрос?
— Какой?
— А как вы так быстро поняли, что документы поддельные? Мне они казались настоящими.
Я объяснила про шрифт, бумагу, печать.
— Понятно, — кивнула она. — Значит, меня с самого начала обманули.
— Получается, что да.
— А я думала, что всё честно... что действительно помогут...
— Галина Васильевна, а как вы вообще решились на такое? Ведь понимали же, что это странно.
— Понимала, — вздохнула она. — Но отчаяние застилает глаза. Живу одна, пенсии не хватает, в коммуналке соседи достали... хотелось хоть какой-то помощи.
— А родственников нет?
— Нет никого. Муж умер десять лет назад, детей не было.
— А работать не пробовали?
— Кому я нужна в пятьдесят пять лет? Везде молодых требуют.
Мне стало её жалко. В конце концов, она не со зла действовала, а от безысходности.
— Галина Васильевна, а что вы умеете делать?
— Готовить хорошо умею. Убираю качественно. С детьми ладлю.
— Работали где-то?
— Двадцать лет поваром в детском саду. Потом сократили.
— Понятно. А искать работу пробовали?
— Пробовала. Но либо зарплата копеечная, либо условия ужасные.
Я подумала. У меня была знакомая, которая искала помощницу по дому.
— Галина Васильевна, а вы хотите честно работать?
— Конечно хочу! Только где найти нормальную работу?
— Возможно, я смогу помочь.
— Правда? — глаза её загорелись надеждой.
— У моей знакомой большой дом. Она искала помощницу. Готовка, уборка, иногда с внуками посидеть.
— А зарплата какая?
— Двадцать пять тысяч плюс питание.
— Это же замечательно!
— Но работать придётся честно. Никаких обманов.
— Конечно! Я только за честную работу!
— Хорошо. Дам её телефон, позвонишь сама.
Я записала номер Марины. Она действительно жаловалась на нехватку помощи.
— Скажешь, что от меня. Но про нашу историю с документами — ни слова.
— А если спросят, откуда мы знакомы?
— Скажешь, что соседка. Это не ложь — живём в одном районе.
— Спасибо вам огромное!
— И помните — никаких больше афер. Только честная работа.
— Обещаю!
Через неделю позвонила Марина:
— Лена, твоя знакомая Галя просто находка! Готовит отлично, убирает идеально, с детьми ладит.
— Рада, что подошла.
— А где ты её нашла?
— Долгая история.
А ещё через месяц позвонил следователь:
— Елена Викторовна, дело по вашему заявлению закрыли.
— По какому основанию?
— Гражданка Петрова возместила ущерб и активно способствовала раскрытию преступления. Помогла найти организаторшу.
— Нашли эту Валентину?
— Нашли. Оказалось, зовут её Нина Матвеевна Кулакова. Пенсионерка, промышляет изготовлением поддельных документов.
— Много народу пострадало?
— Около тридцати человек. Но благодаря показаниям Петровой удалось вычислить всех жертв.
— И что с ней будет?
— С Кулаковой? Скорее всего, условный срок. Возраст, первая судимость. А Петрову вообще освободили от ответственности.
— Понятно.
Через полгода я случайно встретила Галину на улице. Она выглядела совсем по-другому — прилично одетая, ухоженная, бодрая.
— Наташенька! — обрадовалась она.
— Здравствуйте, Галина Васильевна. Как дела?
— Замечательно! Работаю у вашей знакомой. Она мне уже зарплату подняла до тридцати тысяч.
— Отлично.
— И квартирку снимаю однокомнатную. Из коммуналки съехала наконец.
— Рада за вас.
— Наташенька, я каждый день за вас молюсь.
— За что?
— За то, что остановили меня тогда. Если бы не вы, я бы реально преступницей стала.
— Главное, что поняли.
— Поняла. Теперь только честным трудом живу.
— Так и продолжайте.
— А знаете, что самое интересное?
— Что?
— Та Кулакова, которая мне документы продала, сама оказалась мошенницей! У неё нашли поддельный диплом о высшем образовании!
— Не удивительно.
— Говорят, она много лет под чужим именем жила. Настоящая Кулакова в автокатастрофе погибла, а эта её документы присвоила.
— Вот это да...
— Так что мошенники друг друга обманывают. Справедливо получается.
Мы попрощались, и я пошла дальше, размышляя о случившемся.
С одной стороны, Галина пыталась меня обмануть. С другой стороны, она сама была жертвой обмана.
Хорошо, что всё закончилось мирно. Она нашла работу, я не пострадала, а настоящую преступницу поймали.
Но главное — я поняла важную вещь. Иногда за попытками мошенничества стоит не жадность, а отчаяние. И лучше помочь человеку найти честный выход из ситуации, чем просто наказать.
Конечно, не все мошенники заслуживают сочувствия. Но Галина оказалась скорее заблудшей, чем злой.
И теперь, когда ко мне приходят с подозрительными документами или историями, я сначала пытаюсь понять мотивы. Может быть, человеку просто нужна помощь, а не наказание.
Хотя осторожность никто не отменял. Документы всё равно проверяю, факты перепроверяю, в полицию обращаюсь при необходимости.
Но если вижу, что человек действовал от безысходности, а не от жадности, стараюсь найти конструктивное решение.
В случае с Галиной это сработало. Она получила работу и новую жизнь, а я получила опыт и понимание того, что не всё в жизни чёрно-белое.
Иногда за чёрным цветом скрывается просто очень тёмно-серый. И его можно сделать светлее.