— Получила наследство? Вот и иди в свою наследную халупу! — кричал Павел, сжимая кулаки, будто именно она виновата в том, что ей раньше было не куда уйти..
Он уже давно хотел развестись с Галиной.Начать новую жизнь с другой.И вот удача.Теперь было куда ее выселить.
Свекровь, стоявшая рядом с чашкой чая в руке, тут же поддакнула:
— Да уж, нечего тут сидеть, как барыня! Получила — пользуйся. А нам-то что?
Галина молчала. Она привыкла молчать. Привыкла глотать обиды, как таблетки от головной боли, без жалости к себе. Но внутри что-то треснуло. Не громко, не драматично — просто тихо, почти незаметно. Как лёд под ногами, когда уже не веришь, что он выдержит.
Павел давно изменил ей. Сначала осторожно — задержки на работе, «встречи с клиентами», запах чужих духов на рубашке. Потом всё смелее: ночи напролёт вне дома, пропавшие деньги из общего кошелька, разговоры шёпотом по телефону. Он не скрывал больше. Просто перестал считать её человеком, достойным уважения. Ему нужна была свобода — свобода от ответственности, от обязательств, от жены, которая, по его мнению, «ничего не делает».
А она? Она вставала в пять утра, чтобы собрать детей в школу, работала бухгалтером в маленькой фирме, варила борщ по воскресеньям и терпела свекровь, которая считала её «недостойной Павла». Галина терпела — ради детей, ради иллюзии семьи, ради страха остаться одной.
Но теперь всё изменилось.
Письмо пришло неожиданно. Простой конверт с гербовой печатью нотариуса. Внутри — уведомление о том, что ей, Галине Викторовне Соколовой, в наследство от отца переходит недвижимое имущество: дом и земельный участок в посёлке Лесное, а также счёт в банке на сумму, от которой у неё перехватило дыхание.
Отец… Она вспомнила его смутно: высокий, с твёрдым взглядом и руками, пахнущими древесиной. Он ушёл, когда ей было десять. Мама говорила, что он «не выдержал» — не выдержал её болезни, не выдержал быта, не выдержал… чего-то. Галина не помнила ссор. Помнила только, как он в последний раз поцеловал её в макушку и сказал: «Ты у меня сильная. Не забывай».
С тех пор — ни писем, ни звонков. Только тишина. И вот — наследство.
Павел, услышав новость, рассмеялся:
— Халупа, небось, в болоте стоит. С печкой и без туалета.Вот там тебе и место.
Свекровь фыркнула:
— Главное, чтобы не пришла к нам просить денег на ремонт. У нас и так всё в долгах.
Галина не стала спорить. Просто кивнула и пошла собирать вещи.
Дорога в Лесное заняла три часа. Посёлок оказался не таким уж глухим — чистые улицы, новые дома с коваными заборами, магазин с аккуратной вывеской. А её дом… стоял на холме, окружённый вековыми соснами. Двухэтажный, из бруса, с резными наличниками, верандой и садом, где до сих пор цвели яблони. За домом — пруд, за прудом — лес. Всё ухожено, всё дышало спокойствием и достоинством.
Галина остановилась у калитки, не веря глазам. Это была не «халупа». Это был дом мечты.
Ключ от входной двери лежал под керамическим гномом — так написал нотариус в примечании. Галина зашла.Внутри — светлые комнаты, старинная мебель, книги в шкафах, на стенах — фотографии. Среди них — и её детская: десятилетняя Галина в платье с бантиками, держит в руках щенка. Рядом — отец, улыбается.
Она провела ладонью по рамке. В горле стоял ком.
Вечером, когда солнце окрасило небо в багрянец, она сидела на веранде с чашкой чая. Тишина. Только шелест листвы и кваканье лягушек в пруду. Никто не кричал, никто не требовал, никто не унижал. Она вдруг поняла: впервые за много лет она дышит полной грудью.
На следующий день Павел позвонил. Голос — раздражённый, но уже не такой уверенный.
— Ты где? Дети спрашивают.
— В наследстве, — ответила она спокойно.
— Да ладно тебе! Я пошутил. Приезжай обратно.
— Зачем?
— Как «зачем»? Ты жена! Мать! Ты должна быть дома!
— А ты? Ты должен быть верным. Честным. Ответственным. Но ты — ни то, ни другое, ни третье.
Он замолчал. Потом — тишина. Потом — хрипло:
— Так что, ты там… в халупе?
— Нет, Павел. В доме. В настоящем доме. С садом, прудом и тишиной. Ты бы не выдержал.
Он бросил трубку.
Через два дня он приехал сам. Стоял у калитки, в джинсах и футболке, с помятым лицом и взглядом, полным обиды.
— Ты серьёзно? Бросаешь семью из-за какой-то дачи?
— Это не дача. Это мой дом. А ты… ты давно бросил меня. Просто не имел смелости сказать прямо.
Он попытался войти, но она встала на пороге.
— Дети со мной, — сказал он.
— Нет, — ответила она. — Если ты думаешь, что я оставлю их с человеком, который не уважает их мать… Это даже не обсуждается.
Он сжал челюсти.
— Ты не имеешь права!
— Имею. Особенно теперь.
Он ушёл, хлопнув дверью машины. Но через неделю снова появился — уже с мамой. Свекровь осмотрела дом с видом знатока антиквариата и фыркнула:
— Ну и что? Деревяшка. Без газа, небось.
— Есть газ, — спокойно сказала Галина. — Есть электричество, вода, интернет. Есть даже сауна. Хотите посмотреть?
Свекровь замялась. Павел стоял в стороне, мрачный.
— Мы приехали поговорить по-семейному, — начал он. — Ты же не хочешь развода?
— Хочу, — сказала Галина. — Очень хочу.
Он побледнел.
— Из-за чего? Из-за того, что я… немного отдалился?
— Из-за того, что ты предал. Из-за того, что ты позволял своей матери унижать меня. Из-за того, что ты считал меня обузой. А теперь, узнав, что у меня есть дом и деньги, вдруг вспомнил, что я — твоя жена.
Он не знал, что ответить.
— Уезжайте, — сказала она. — И не возвращайтесь.
Прошло два месяца. Галина оформила дом, перевела счёт в другой банк, наняла юриста для оформления развода. Дети переехали раньше.Через три дня. Зашли сначала робко.А потом — с радостью бегали по саду, купались в пруду, помогали ей сажать цветы. Один раз сын спросил:
— Мам, а папа больше не будет жить с нами?
— Нет, — ответила она. — Но он всегда будет твоим отцом. Просто мы с ним… больше не семья.
— А ты не грустишь?
— Иногда. Но чаще — нет. Я счастлива.
И это была правда.
Однажды утром она нашла в почтовом ящике письмо без обратного адреса. Внутри — старая фотография: отец держит её на руках, оба смеются. На обороте — надпись карандашом:
*«Прости, что ушёл. Но знал — ты справишься. Этот дом — для тебя. Живи в нём по-настоящему».*
Она долго смотрела на фото, потом вышла на веранду. Солнце только вставало. Воздух пах хвоей и свежестью. Где-то вдалеке куковала кукушка.
Она сделала глоток кофе и улыбнулась.
Павел пытался вернуться ещё раз — через полгода. Привёз цветы, слёзы, обещания. Говорил, что «осознал», что «без неё не может», что «изменил женщину, но любит только её».
Галина выслушала спокойно. Потом сказала:
— Ты не любишь меня, Павел. Ты любишь удобство. Ты любишь, чтобы кто-то готовил тебе ужин, стирал рубашки и молчал, когда тебе хочется кричать. Но я больше не та. И не стану.
Он уехал. Больше не появлялся.
Свекровь, правда, ещё какое-то время звонила, требуя «вернуть имущество, нажитое в браке». Но Галина просто перестала брать трубку. А потом и вовсе сменила номер.
С годами дом стал не просто жильём — он стал частью её. Она открыла в нём небольшую мастерскую по реставрации книг. Принимала заказы из города, работала с архивами, читала лекции в библиотеке. Дети выросли, уехали учиться, но часто приезжали — не потому что «должны», а потому что хотели.
Однажды дочь сказала:
— Мам, ты самая сильная женщина, которую я знаю.
— Нет, — ответила Галина. — Просто я наконец поняла: сила — не в том, чтобы терпеть. А в том, чтобы уйти, когда тебя не уважают.
А тот, кто когда-то кричал ей «иди в свою халупу», теперь жил в однокомнатной квартире со своей матерью. Говорят, он часто вспоминал Галину. Особенно по вечерам, когда было тихо и пусто.
Но Галина уже не думала о нём. Она сидела на веранде, пила чай, смотрела на закат и знала: она дома. По-настоящему. Впервые за всю жизнь.