В начале октября, когда сибирская тайга уже покрыта тонким слоем инея, пятеро друзей — Антон, Лера, Саша, Вика и Макс — решили отправиться в поход. Они не искали комфорта или туристических маршрутов. Их цель была другая: найти места, куда не ступала нога человека десятилетиями. Антон, заядлый диггер и краевед-любитель, наткнулся на старую карту времён сталинских индустриальных экспедиций. На ней была отмечена шахта, обозначенная лишь как «Объект 17», без пояснений. Ни в одном официальном архиве такой точки не существовало.
— Это может быть просто старая выработка, — говорил он друзьям, — но если повезёт, мы найдём что-то действительно уникальное. Возможно, даже не тронутое с сороковых годов.
Идея отправиться туда казалась безумной, но в этом и был её шарм. Они запаслись провизией, фонарями, геолокационным оборудованием и даже взяли с собой дрон. Путь лежал через глухие леса, заброшенные лесозаготовительные поселки и перевалы, о которых давно забыли даже местные охотники.
Шахта
На третий день похода, когда ночи стали особенно холодными, а ветер начал звучать как чей-то голос, они наткнулись на полуразрушенное бетонное строение. Оно выглядело как входной портал в нечто большее — массивный, с обвалившейся крышей, заросший мхом и корнями. Над входом — табличка, почти стёртая временем, но всё ещё читаемая: «ОБЪЕКТ 17. ВХОД ЗАПРЕЩЁН».
— Это оно, — прошептал Антон, как будто боялся, что шахта услышит его.
Внутри пахло землёй и ржавчиной. Коридор вёл вниз под углом, сначала плавно, потом всё круче. Стены были из бетона, но местами обнажалась порода, как будто шахту не достроили или бросили в спешке. На глубине около тридцати метров они наткнулись на первую странность: стены начали светиться. Не ярко, а мягким, рассеянным светом, похожим на фосфоресценцию, но без характерного зелёного оттенка. Свет был белым, почти лунным, и казался... живым.
— Ни одна известная порода не светится так, — сказал Макс, инженер по образованию. — Это что-то другое.
Они решили идти дальше.
Свет
Свет становился ярче по мере продвижения вглубь. Он исходил не от ламп — их не было. Он шёл из самой породы, из трещин, из воздуха. Иногда казалось, что он пульсирует, как дыхание. На стенах начали появляться знаки — не кириллица, не латиница, не иероглифы. Они напоминали отпечатки, как если бы кто-то проводил пальцами по пыли, оставляя за собой узор. Вика, изучавшая символику в университете, сказала, что они напоминают шумерские пиктограммы, но лишь отдалённо.
— Такое чувство, будто кто-то пытался что-то сказать... но не нам, — прошептала она.
На глубине около семидесяти метров коридор расширился, превратившись в зал. В центре — кратер, уходящий вниз в абсолютную тьму. И оттуда — свет. Он не просто светил. Он звал. Казалось, что он знает, кто ты, и что ты пришёл именно за ним.
— Это не ощущение. Это зов, — сказал Саша, глядя в бездну. — Я чувствую, как будто он говорит со мной. Без слов.
Глубже
Они спустились по старой лестнице, которая скрипела, но держалась. Под ногами — металл, покрытый пылью и чем-то вязким. С каждой ступенью свет становился всё более насыщенным, но не ослепляющим. Он не мешал видеть, наоборот — делал всё чётче, как будто раскрывал скрытые слои реальности. Голоса начались на глубине около ста метров. Сначала едва слышные, как ветер в ушах. Потом — различимые слова.
— Вернись. Не твоё. Остановись.
Но никто не остановился.
На следующем уровне они нашли комнату. Внутри — кресла, приборы, экраны, покрытые плесенью. Всё выглядело как лаборатория, но не советская. Слишком чисто, слишком технологично. В центре — капсула. Пустая. Рядом — журнал. На русском. Последняя запись: «Свет не отпускает. Он внутри. Мы больше не мы».
Разделение
После находки лаборатории начались галлюцинации. Лера увидела свою мать, стоящую в коридоре. Мать была мертва уже пять лет. Макс услышал, как кто-то зовёт его по имени, голосом брата, которого он никогда не имел. Саша начал говорить на языке, которого не знал. Антон записывал символы, не осознавая этого. Вика плакала, но не могла объяснить почему.
— Мы не должны были сюда идти, — сказала она. — Это не место. Это существо. Оно думает. Оно помнит.
Антон настаивал идти дальше. Он чувствовал, что близко к разгадке. Остальные колебались, но пошли. Они уже не могли повернуть назад — не из-за страха, а из-за ощущения, что выхода больше нет. Как будто шахта закрылась за ними, как рот.
Сердце
На глубине сто пятьдесят метров они нашли «сердце» шахты. Это был зал, выдолбленный в породе, но не руками. Стены были гладкими, как будто выжжены. В центре — сфера, метр в диаметре, излучающая свет. Но теперь он был другим — густым, почти материальным. Он обволакивал, проникал под кожу, в разум. Внутри сферы что-то двигалось. Пульсировало. Смотрело.
— Это не свет. Это глаз, — прошептала Лера.
Они стояли, не в силах отвести взгляд. У каждого в голове звучал голос, но разный. Он говорил на языке страха, вины, боли. Он показывал воспоминания, которые никто не хотел видеть. Он знал всё.
Макс бросился к сфере. Он кричал, что должен «освободить её». Когда он коснулся света, его тело начало растворяться — не сгорать, не исчезать, а как будто расщепляться на смыслы. Он не умер. Он стал частью света.
Остальные бежали.
Выход
Они не помнили, как выбрались. Просто очнулись на поверхности, в утреннем тумане. Вика не говорила. Лера больше не спала. Антон сжёг все карты. Саша исчез через неделю. Просто вышел из дома и не вернулся.
Только Вика попыталась рассказать. Её слова были спутанными, но суть была одна:
«Это не шахта. Это врата. Свет — это разум. Он спит. Но мы его разбудили. А теперь он знает, что мы есть».
Эпилог
Через месяц в том районе начались геомагнитные аномалии. Животные исчезли. Местные жаловались на сны, в которых они блуждали по бесконечным коридорам. Кто-то слышал зов. Кто-то пошёл. Никто не вернулся.
Шахта больше не на карте. Но свет остался. Он ждёт. Он зовёт. И если ты услышишь его — не иди.