Единственная до того прочитанная книга Александра Секацкого "Онтология лжи" очень впечатлила, поэтому заинтересовался этим сборником эссе на разные темы.
Автор рассуждает о неспешности в мире, помешанном на скорости, лёгкости и точности, как применительно к вещам, так и в сфере общения.
"...от бесед и разговоров остаются быстрорастворимые и легкосмываемые "комменты"".
Соответственно, неспешность сегодня и завтра - революционное начало, столь же негативно маркируемое, что и консерватизм. Неспешные практики жизни, более, чем что-либо иное, способствуют удержанию и возобновлению ресурса времени.
Феномен игры. О смысле "боления" - футбольные турниры выступают в роли аттракторов, ориентирующих текущие события относительно решающих матчей - модулируют время, накапливая как предвкушение, реализуя как событие, аранжируя как ностальгическую радость или досаду. Этот регулятор, как и стихия азарта в целом, недооценены.
"Стать человеком - значит подвергнуться воздействию риск-излучения, обрести способность взаимодействия с полем азарта".
Очень ярко об инфантилизации игры; о смысле христианства как игры с запредельной ставкой и никому не гарантированным выигрышем.
"В том, что смысл был именно таков и понят был именно так, нет сомнений. Спасение - это беспрецедентная ставка, ставка, больше, чем жизнь, поскольку она есть жизнь вечная"; "По сути, Христос оповещает: знай, что душа твоя уже на кону, твоя участь напрямую теперь зависит от участия".
Этот азарт, по мнению автора, угас, и восстановилась атмосфера зависания, сопровождавшая гибель античного мира.
Иносказание. То, что сообщается в речи, помимо самого сообщения, чистое прямосказание ограничивает территорию речи, что уместно в командной речи, но убивает беседу. Не стыдно признать, что в этом эссе философская игра с обилием цитат для меня и сложна и малоинтересна.
Верность и тело. Является ли человеческое тело одним и тем же в разные периоды времени. Более точно характеризуют тело не связь с личностью и боль, а усталость и верность.
Время - слипшийся комок возможных миров и способ избежать данности всего сразу. Часто используемое - "риск-излучение".
"...без свободы воли этика просто теряет смысл". Элемент свободы в решении противостоит разумной предусмотрительности.
Беспомощность либерального дискурса объясняется его неверной мотивировкой: в ней выборы выступают надёжным механизмом обеспечения всеобщего волеизъявления, тогда как в действительности избирательная урна напротив - простой, нередуцируемый инструмент свободы и её истинное значение - устранять инерцию и социальный застой (полагаю, что суд присяжных даже более показателен в этом смысле - всегда был уверен, что он не о правосудии, а об элементе случайности и непрогнозируемой свободе).
"...история поставила классический эксперимент (советский капитализм), доказавший простую вещь: кастрированный капитализм бесполезен или попросту непригоден в хозяйстве".
Табу. Самое мощное связано с мёртвыми и продублировано на всех уровнях человеческого - от физиологии до вершин социальности. Главная примета цивилизации - преодоление этого страха. Могила - исторически первый банк и неотчуждаемый залог благородства.
История и истории, телесериалы, как новый способ формирования представлений о большой истории для уклоняющихся от ленты новостей.
"...натужная глупость, всегда обнаруживаемая в спектральных линиях жлобства".
Гламурная цивилизация. Гламур противостоит любому радикализму и имеет встроенную охранительную тенденцию, как наступательная форма мещанства.
Гоббсовский человек "западной" цивилизации и она же как "фаустовская".
Фаустовский тип - священник-ренегат.
"Преемственность между чернокнижником, учёным-естествоиспытателем, доктором кукольных наук и ревизором человеческих тел (Хаус), несомненно, составляет единую линию, из которой исключены другие линии, в том числе и другие модальности христианства".
Непоколебимый моральный аутизм.
Смыслы маргинального. Для начала вечный вопрос об адекватности переводов. Идея, периферии, помойки, требующей цивилизационного внимания - её пожиратели пожрут и производителей отбросов, как бывало прежде.
Маргиналы - обитатели этой помойки и главные их чувства - презрение к благополучным и страх.
И доминантные признаки современных отбросов в большей степени несут в себе черты будущего, чем что-то ещё.
Национальная идея как история болезни.
"...противоречие: национальный аттрактор является самым эффективным элементом государственности, и в то же время оказывается, что его нельзя представлять публично, высказывать открытым текстом, приходится прибегать к иносказанию и иновидимости вроде "всемирной отзывчивости" русского народа".
Об имперской идее: "Бытие на державном поприще, в силовом имперском поле, даёт шанс прожить жизнь как шедевр, в полной раскрытости, услышанности и востребованности, где даже малые добродетели не обязательно приватизируются частными эгоизмами, даже они образуют собственное метаперсональное расширение, вроде фигуры артиста, служащего на театре (понятное дело, императорском театре), или, скажем, имперского метролога Палаты мер и весов: что уж говорить о воине империи... Механическое контрактное государство ничего подобного не предлагает".
Национальная гордость - знак отличия, позволяющий не затеряться перед миром. Русскую национальную идею, основанную на уникальной национальной травме, автор ищет в возможности уничтожить объединившийся против нас мир, утрируя, со времён падения Константинополя: "мы верим в истинного Господа истинной верой, и хотя вера наша праведна, дела идут хуже некуда. А проклятые литиняне не знают истинного Бога, но живут намного лучше нас", и выход из этого тупика - потому что мы русские.
О ток шоу. Ожидавшееся мной сравнение шоу и суда. Ещё будет о бытовом скепсисе; медицине, как сфере производства болезней, а медицинских ппоцедурах, - как замене священнодействий (здесь автор саркастичен и игрив).
Неожиданно заметки о путешествиях - торговцы на Крестном Пути, крик петуха на Масличной горе в Иерусалиме, заставивший мыслить о предательстве, израильтянах, обещаниях и чувствах.
"...сгусток невостребованности, неуслышанности, персональной никомуненужности".
Душевная боль - норма, несчастное сознание превозмогается верностью и забвением.
Стамбул - "город, обладающий собственной уникальной метафизикой".
Ода восточному базару. Очень красиво об имперской наполненности города, будоражащей инстинкт представителей других имперских народов, да и в жителях маленьких стран будящий ощущение неограниченности как возможностей, так и приключений. Вавилонская лотерея переместилась в Стамбул. Стоило вспомнить единственную пока прочитанную книгу Орхана Памука, как и автор того упомянул (они ещё и знакомы, оказывается).
"Империя уступила правовому (контрактному) государству в значительной мере благодаря тому, что приземлённая стандартизированная контрактная государственность несравненно проще в сборке и в ремонте (в настройке)".
Имперские нестроения - нарушенное искусство дистанции, безвкусно составленный букет разноправия, слипание различных классов, глушение трансляции сверхзадачи... Вообще едва ли не лучший фрагмент работы, где достаётся и "варягам"-чиновникам и лужковскому ворью и всё это с убедительными рассуждениями о ключевом значении для России актуальных состояний имперской идеи.
"В условиях непрерывной трансляции чужого социокода собственные позывные исторической идентичности легко теряются, рассеиваются - тут-то на помощь и приходит сакральная география".
Столицы умерших империй - коллекторы свёрнутых измерений.
Превосходная книга, важная для мировоззренческой поверки. Странный, но очень интересный опыт, - читалось сложно, какие-то мысли раздражали заумью, какие-то эссе хочется цитировать страницами, любование израильтянами ничего, кроме недоумения, не вызвало, что-то, напротив, попало в резонанс с давно варившимися собственными мыслями.
Злоупотреблять работами автора точно не буду и до следующей снова выдержу заметную паузу, но возможность нечасто прочесть непросто читающиеся книги Александра Секацкого очень ценю