Прошла неделя. Ирина снова сидела в кабинете Лены, и адвокат смотрела на неё с едва скрываемым триумфом.
— Ирина, у меня новости, — начала Лена, раскладывая перед подругой новые документы. — Очень хорошие новости для тебя. Твой супруг действительно переоформлял компанию, но с нарушениями. Формально ты всё ещё числишься в реестре как соучредитель с тридцатью процентами. Более того: я подняла историю счетов — первоначальный капитал частично формировался из ваших общих семейных сбережений, включая твою зарплату медсестры.
Ирина слушала. С каждым словом Лены внутри неё что-то менялось, крепло — как дерево, пускающее корни в плодородную почву.
— Что это значит? — спросила она, хотя уже догадывалась.
— Это значит, что у нас есть все основания оспорить раздел имущества, — уверенно ответила Лена. — Мы можем подать иск о признании твоих прав на долю в бизнесе. Пересмотреть раздел имущества с учётом твоего реального вклада.
— Ирина, это будет долго. Это будет неприятно. Виктор будет сопротивляться. Но у нас есть шансы на победу.
— Сколько я могу получить? — спросила Ирина. Этот вопрос прозвучал чуждо — она никогда не думала о деньгах.
— По закону — половину всего совместно нажитого, — сказала Лена. — Включая сбережения, половину стоимости коттеджа, долю в бизнесе. Ирочка, речь идёт о серьёзных суммах. Твой муж — успешный предприниматель. Ты имеешь право на эти активы не меньше, чем он.
Ирина молча переваривала информацию. Половина. Она могла получить половину. Не из жадности, не из мести — по закону, по праву, по справедливости.
— Подавай иск, — сказала она наконец. — Я готова.
— Ты уверена? — переспросила Лена. — Это война, Ирка. Публичность, грязь. Виктор будет пытаться тебя очернить, выставить неблагодарной истеричкой. Ты готова?
Ирина подумала о годах в тени. О том, как она стирала свою личность, свои желания, мечты ради семьи, которая рассыпалась, как карточный домик. О том, как Виктор выбросил её — как вещь, оставив квартиру, словно подачку.
— Я готова, — повторила она твёрдо. — Пусть будет война.
Иск подали в среду. В пятницу Виктор получил повестку прямо в офисе: курьер принёс её в момент, когда он проводил важное совещание.
Виктор взял конверт, вскрыл, пробежал текст — и его лицо стало белым, как мел.
— Господа, извините, мы перенесём встречу, — сказал он с дрожащим от ярости голосом. — У меня срочная ситуация.
Когда кабинет опустел, Виктор тут же набрал номер Ирины. Гудки казались ему вечностью.
— Алло? — ответила Ирина.
— Ты с ума сошла?! — закричал Виктор. — Что за иск? Какие твои права на бизнес? Ты вообще понимаешь, что творишь?
— Понимаю, — ответила Ирина спокойно, как гладь озера. — Я требую справедливости. Той самой, о которой ты всегда говорил.
— Какая справедливость? — Виктор почти задыхался от возмущения. — Я тебе оставил квартиру! Ты не на улице!
— Ты оставил мне то, что по закону и так было моим. Остальное — мы разделим. По справедливости, Витя. По-настоящему честно.
— Ты не имеешь права на мой бизнес! — кричал Виктор. — Я его строил, вкладывал деньги, силы, время!
— Мы его строили, — поправила Ирина. — Я вела бухгалтерию три года. Я принимала твоих партнёров дома, потому что денег на офис не было. Я вкладывала свою зарплату. Я подписывала учредительные документы, Витя. Ты помнишь? Или забыл, как уговаривал меня стать соучредителем для налоговой?
В трубке зависла плотная тишина. Ирина физически ощущала, как Виктор вспоминает, как до него доходит, что он сам дал ей оружие против себя.
— Это было формально, — пробормотал он. — Просто бумажка…
— Просто бумажка, которая имеет юридическую силу, — сказала Ирина. — Увидимся в суде, Виктор.
Она положила трубку. Руки дрожали — но не от страха, а от адреналина, от странного чувства власти над собственной жизнью, которого она не испытывала много лет.
На следующий день к Ирине приехал Максим. Вместе с ним пришла Настя, его невеста — девушка с добрыми глазами и мягкой улыбкой, которая всегда напоминала Ирине её саму, до того, как жизнь научила прятать свет внутри.
— Мама, папа звонил, — начал Максим без предисловий. — Он сказал, что ты подала на него в суд. Это правда?
— Правда, — кивнула Ирина, приглашая молодых на кухню, где уже стоял чай и лежало печенье.
— Но зачем? — Максим сел за стол, в лице его отражалась растерянность. — Мама, я понимаю, что тебе больно. Но суд? Это же публичность, скандал! Нам придётся выбирать между вами...
— Максим, я не прошу тебя выбирать, — Ирина взяла сына за руку. — Это не война между мной и отцом, как между людьми. Это война за справедливость. Твой отец считает, что я ничего не заработала. А я хочу доказать, что это не так.
— Ирина Михайловна, — вмешалась Настя, голос её был тихим, но твёрдым. — Можно я скажу? Я считаю, вы молодец. Вы защищаете себя — и это правильно. Я видела слишком много женщин, которые отдавали себя семье, а в итоге оставались ни с чем. Моя мама была такой. Она растворилась в отце, и когда он ушёл, у неё не осталось ни профессии, ни денег, ни веры в себя. Вы не такая. Вы боретесь. Я — вами горжусь.
Ирина посмотрела на будущую невестку и поняла: Максиму повезло. Он нашёл девушку, которая понимает ценность женской силы, не собирается растворяться в мужчине, теряя себя.
— Спасибо, Настенька, — сказала Ирина, и глаза у неё невольно увлажнились.
А в другой части города, в дорогом ресторане, Виктор сидел напротив адвоката и слушал то, что совсем не хотел слышать.
— Виктор Сергеевич, я изучил документы, — говорил адвокат, мужчина лет пятидесяти, с седыми висками и усталым лицом. — У вашей жены есть реальные шансы получить долю в бизнесе. Более того, если она докажет, что вы скрывали доходы при разводе, — а она это докажет, адвокат у неё отличный, — суд может встать на её сторону полностью.
— Но я же не скрывал! — возразил Виктор. — Я предложил ей квартиру...
— Вы предложили ей квартиру и оставили себе всё остальное, — мягко поправил адвокат. — Сбережение, машина, коттедж, бизнес. Коттедж был куплен в браке, значит, формально она имеет право на половину. Сбережения копились в браке. Виктор Сергеевич, скажите честно, вы уверены, что всё это — исключительно ваши доходы?
Виктор замолчал. Вспомнил, как в самом начале, когда бизнес ещё не приносил прибыли, Ирина устроилась медсестрой в частную клинику...
Работала по ночам, возвращалась домой бледная, уставшая, но каждый месяц отдавала свою зарплату в общую копилку. На развитие бизнеса — говорил тогда Виктор. На наше будущее. И она отдавала, не задавала лишних вопросов, не требовала отчёта.
— Она... Она работала первые годы, — признал Виктор неохотно. — Но это были копейки по сравнению с тем, что я зарабатывал потом.
— Неважно, копейки или нет, — отрезал адвокат. — Важно, что был вклад. А это уже основание. Виктор Сергеевич, я рекомендую вам соглашаться на мировое: отдайте ей половину сбережений, компенсацию за коттедж, небольшую долю в бизнесе. Иначе рискуете потерять гораздо больше.
Виктор смотрел в окно ресторана, где шёл дождь, а люди спешили по своим делам — не зная, что за этим столиком прямо сейчас рушится чья-то жизнь. Он вспомнил Ирину молодой — той, которой тридцать лет назад он понравился, как она смеялась, как верила ему. Как стирала себя ради его будущего, семьи, а он воспринимал это как должное — как воздух, который не замечаешь.
Теперь эта незаметная женщина, которую он считал слабой, вдруг обнажила зубы и готова биться за своё — и, похоже, у неё все шансы победить.
— Я подумаю, — с трудом выговорил Виктор адвокату. Голос его прозвучал пусто, бессильно: словно человек уже понял поражение, но ещё не готов это признать.
***
Зал суда пах казённой скукой, старой мебелью и нервным потом людей, чьи жизни теперь превращались в протоколы и параграфы.
Ирина сидела рядом с Леной, за отполированным до блеска столом; сердце бешено билось где-то в районе горла, ладони влажнели, несмотря на прохладу, а весенний воздух за приоткрытым окном казался спёртым и чужим.
Напротив, за таким же столом — Виктор с адвокатом. Ирина украдкой смотрела на человека, с которым прожила почти 30 лет, пытаясь понять, когда он стал чужим. В какой момент между ними выросла эта глухая стена отчуждения, холода?
Виктор избегал её взгляда, сосредоточенно разглядывал бумаги, скулы были так напряжены, что желваки ходили под кожей, выдавая внутреннее напряжение, которое он пытался скрыть под маской делового спокойствия.
Судья — женщина лет пятидесяти, с усталым лицом и строгими, всё видевшими глазами — зашла, села за стол, поправила очки и начала зачитывать материалы дела монотонно, превращая человеческую драму в сухую юридическую формулировку.
— Итак, истица Лебедева Ирина Михайловна требует признания права на долю в бизнесе ответчика и пересмотра раздела совместно нажитого имущества, — произнесла судья, подняла глаза на Лену.
— Адвокат истицы, представьте доказательства.
Лена поднялась, и Ирина почувствовала к подруге прилив благодарности: та сейчас выглядела как полководец перед решающей битвой — уверенная, собранная, готовая сражаться.
— Ваша честь, мы представляем учредительные документы компании-ответчика пятнадцатилетней давности, — начала Лена, раскладывая папки перед судьёй. — Как видно, моя доверительница, Ирина Михайловна, являлась соучредителем компании с долей в 30%. В реестре юридических лиц до сих пор нет отметки о её выходе из состава учредителей, что ставит под сомнение законность действий ответчика при переоформлении бизнеса исключительно на себя.
Виктор вздрогнул, как от удара; его адвокат положил успокаивающую руку на плечо, а Ирина увидела, как бывший муж побледнел, как сжались его пальцы.
— Более того, — продолжала Лена, входя в азарт, — мы представляем выписки со счетов, подтверждающие, что первоначальный капитал компании частично формировался из семейных сбережений, включая зарплату моей доверительницы, работавшей медсестрой в частной клинике.
Судья изучала документы, хмурилась, делала пометки; в зале стояла тишина, слышно было, как на улице каркает ворона, шуршат шины машин.
— Ответчик, что скажете? — обратилась судья к Виктору.
Адвокат Виктора поднялся, прокашлялся, заговорил как человек, который защищает шаткую позицию:
— Ваша честь, действительно, Ирина Михайловна формально была соучредителем, но это было чисто номинально, для налоговой оптимизации. Реальное управление бизнесом осуществлял исключительно мой доверитель. Что касается вклада истицы, речь идёт о незначительных суммах, на фоне инвестиций ответчика за 15 лет...
— Незначительных? — не выдержала Ирина, встала, забыв про процедуру. — Я вела бухгалтерию три года. Бесплатно. Я принимала партнёров дома, готовила для деловых встреч, потому что у тебя не было денег на ресторан. Разве это незначительный вклад?
— Истица, прошу соблюдать процедуру, — строго сказала судья, но в её взгляде мелькнуло понимание.
— Прошу прощения, ваша честь, — Ирина села. Руки дрожали, Лена под столом сжала её ладонь, передавая молчаливую поддержку.
— Ваша честь, мы ходатайствуем о назначении экспертизы, — сказала Лена. — Необходимо оценить реальный вклад истицы в создание и развитие бизнеса, а также провести оценку всего совместно нажитого имущества.
Судья кивнула, сделала ещё пару записей:
— Ходатайство удовлетворяю. Назначаю экспертизу. Заседание откладывается на три недели до получения результатов. Заседание окончено.
Стук молотка прозвучал, как выстрел; люди в зале начали расходиться. Ирина поднялась на ватных ногах, а Лена обняла её за плечи:
— Ты молодец, держишься отлично, — прошептала подруга.
Виктор вышел первым, не оглядываясь, и Ирина проводила его взглядом, думая, как странно устроена жизнь: ещё два месяца назад она бы отдала всё, чтобы он хотя бы обернулся, сказал слово — а сейчас ей было всё равно.
продолжение