Послушная Танечка – та самая надёжная и «удобная» для большой семьи Льва Толстого вдруг однажды сделала шаг, которого от неё не ждали. Она влюбилась не «как положено», а как сердце велело. Влюбилась в женатого мужчину, отца шестерых детей.
В доме привыкли к другому. К тому, что Таня нянчит младших, переписывает отцовские рукописи аккуратным почерком, никогда не спорит и всегда рядом. А ей уже было тридцать два. Внутри копилась одна простая просьба ко взрослой жизни – не о выгодном браке и не о хорошем доме, а о чём-то более глубоком.
В дневнике Татьяны затаилась короткая, как вздох, фраза: «Очень грустно. Жалко молодости. Хочется любви».
Ответ отца прозвучал резко. Резче, чем она ожидала. В записях Льва Николаевича Толстого остались тяжёлые слова о будущем зяте:
«Что за жалкое и ничтожное существо. Особенно поразительно потому, что внешне даровитое».
Таня кивнула, и не отступила. В тот миг она впервые выбрала не удобство для всех, а себя. И заплатила за это холодом в семье, слезами матери и тяжёлым взглядом отца.
***
А начиналось всё иначе. Татьяна Толстая родилась в тот «яснополянский» период, когда Лев Николаевич был окружён домашним мирным теплом, писал, а Софья Андреевна управляла семейством, где голоса детей переплетались с шелестом страниц.
Ребёнком Таня умела то, чего не всегда умеют взрослые, – гасить огонь споров. Её берегли и одновременно многого просили: быть опорой младшим, помогать отцу, учиться и не хандрить. Софья Толстая писала:
«Рождение моей дочери Тани было как праздник… Никто из детей не внёс такого содержания, такой помощи, любви… как наша Таня».
Она росла в атмосфере, где рядом со звоном кастрюль звучали имена Крамского, Репина, Ге, Перова. Воспитывалась среди разговоров о смысле жизни и запаха масляных красок. Люди, бывавшие в Ясной Поляне, становились для неё строгими, но добрыми наставниками. Таня училась языкам, музыке, тянулась к рисунку. А больше всего – к младшим. Она знала, как унять детскую истерику, как отвлечь страх, как тихо сделать то, что нужно.
У Льва Толстого родилось тринадцать детей. Когда в семье появился самый маленький – сын Ваня, – Татьяне уже исполнилось двадцать четыре года.
Её любили за живой ум и редкую доброту, а Лев Николаевич увидел в ней то, что определило её жизнь: «Лучшее её удовольствие – быть рядом с маленькими. Мечта – дети».
Юность подарила Танечке балы и поклонников с громкими фамилиями, словно отобранными из светской хроники. Но в её дневниках сквозила усталая улыбка:
«Да, это такой соперник моим Любовям, которого никто не победил».
Так она называла отца, перед которым меркли все кавалеры. Служить делу Толстого казалось судьбой: переписка, ответы на письма, бесконечные хлопоты...
Но однажды в её жизнь вошёл он – Михаил Сухотин. Уездный предводитель, умный, благородный и образованный. Мужчина с тихой печалью в глазах. Несчастный в браке, отец шестерых детей. Это была не страсть, а что-то более сильное и глубокое – то, что приличные люди называли «непозволительным».
Она боролась с собой как могла. Давала слово не писать, не встречаться, не оставаться наедине. Нарушала слово. В дневнике появилась запись:
«Когда я с ним, мне легко и радостно, и необыкновенно спокойно».
***
Болезнь и смерть жены Михаила Сергеевича сняли внешние преграды, но не внутренние. На тихое венчание родители не пришли. Софья Андреевна вспоминала: «Лев Николаевич так рыдал, как будто прощался со всем, что у него было самого дорогого».
Впервые в их семье «нет» дочери оказалось твёрже, чем «надо» отца.
А потом время сделало то, чего не смогли уговоры. Брак, казавшийся безрассудством, оказался удивительно прочным. Очень скоро Толстой написал зятю:
«Хочется ещё вам сказать, что я вас люблю не только как мужа любимой Тани, но просто за вас, за ваш милый характер и своеобразную мягкую твёрдость».
***
Дом Сухотиных стал для Татьяны и испытанием, и счастьем. Она полюбила пасынков, как своих.
«Да, дети, дети… Я никогда ни от чего не испытывала такого полного чистого наслаждения, как от общения с детьми», – признавалась она.
Но судьба, словно проверяя её на прочность, семь раз отвергая её материнскую надежду… В дневнике появились скупые, пронзительные строчки: «Всю жизнь готовиться к тому, чтобы быть женой и матерью, и теперь отказаться от этой мечты – это тяжело».
И всё же однажды она почувствовала:
«Есть во мне какое-то внутреннее чувство, которое уверено, что этот ребёнок будет жить и что он будет девочка».
В 1905 году на свет появилась Танечка. Нежная, нервная к чужим переживанием девочка: «Ей почти ни одной сказки нельзя рассказать… если кто-нибудь несчастлив, она начинает плакать, просит перестать и… зажимает ручкой рот говорящему».
Татьяна Львовна рассказывала ей историю деда, чтобы у ребёнка была своя тропинка ко Льву Николаевичу, через дом, где пахнет ягодным вареньем.
Дальше последовали потери, которых, к сожалению, не избежать. 1910 — уход Льва Николаевича. 1914 – на руках у Татьяны умирает Михаил Сергеевич.
Татьяна осталась с дочкой, с привычкой заботиться о других и с новым опытом – всё делать самой. Она тянула на себе Ясную Поляну, куда вернулась. Спасала людей, вязала шали на продажу, вела огород, выбивала пайки и жильё, не для себя, а «кому надо». Известная фамилия открывала иногда двери, но чаще только усложняла разговоры.
***
В 1923 году Татьяна Львовна познакомилась с известным австрийским актёром Александром Моисси, который ставил спектакль по пьесе Льва Толстого «Живой труп». Именно он убедил её уехать за границу, не бежать, а читать лекции о великом писателе, о доме, где всё началось.
Сухотина-Толстая в 1925 году покинула Россию вместе с двадцатилетней дочерью. Уезжали они не навсегда, а с тихой надеждой однажды вернуться.
Европа сначала встречала дочь Толстого стоя: Прага, Вена, Париж, английские и итальянские слушатели, эмоциональные письма, тёплые встречи.
Потом аплодисменты поредели, а деньги стали заканчиваться. Тогда она Ясную Поляну сложила заново в маленьком пансионе в Кламаре с русской атмосферой, где угощали просто и слушали внимательно. Когда пансион закрылся, она открыла мастерскую, лепила кукол в народных костюмах, учила рисовать – часто бесплатно.
***
И тут история сделала красивый поворот. В Риме, на спектакле по пьесе Толстого, юную Таню Сухотину замечает Леонардо Альбертини –доктор права из уважаемой семьи. Он влюбляется.
Молодой юрист сказал матери невесты слова, которых она так ждала когда-то сама:
«Обещаю вам, что Таня будет счастлива».
Слово своё он сдержал. Дом Альбертини стал для Татьяны Львовны тихой пристанью. Четверо внуков, друзья семьи – Бунин, Шаляпин, Бенуа, итальянские сосны, похожие на берёзы в Ясной Поляне.
Внучка Марта вспоминала: «Она научила меня, как можно одновременно быть нежной и строгой». И ещё одна деталь: «Бабушка никогда не говорила о своих родителях… Её точкой отсчёта была моя мама».
***
Последняя запись в дневнике Татьяны звучит так: «Я прожила невероятно, незаслуженно счастливую и интересную жизнь. И удачливую».
Татьяна Львовна Сухотина-Толстая скончалась в Риме в сентябре 1950 года, не дожив немного до своего восемьдесят шестого дня рождения. Рядом были самые близкие.
Татьяна просто любила, просто жила. И однажды настояла на своём «да».
Источники: Сухотина-Толстая Татьяна Львовна, Дневник; Нечаев С. Ю. «Итальянские» дочь и внучка Льва Толстого».
Если статья понравилась, буду благодарна за лайк, дорогие читатели. Оставляйте комментарии и мнения, подписывайтесь на канал, чтобы на пропустить самое интересное.
Интересные истории из истории: Почему художник Константин Коровин прожил всю жизнь с женщиной, которую не любил
Генриетта Грин (Робинсон) — богатейшая женщина планеты, которая прославилась невероятной жадностью