35,5 тыс подписчиков

🔴🇩🇪📰(+)Berliner Zeitung: «Санкции США против «Роснефти» и «Лукойла»: как Трамп бьёт по военной экономике России» (перевод с немецкого)

29 октября29 окт

183

12 мин

Обзор немецких медиа

🗞(+)Berliner Zeitung в статье «Санкции США против «Роснефти» и «Лукойла»: как Трамп бьёт по военной экономике России» рассказывает, что Трамп вводит санкции против российских нефтяных гигантов. Тем самым США подрывают военное финансирование Москвы и одновременно меняют глобальные энергетические рынки. Анализ. Уровень упоротости: высокий 🔴

Решение Дональда Трампа о введении всеобъемлющих санкций США в отношении российских энергетических гигантов «Роснефть» и «Лукойл» знаменует собой поворотный момент. То, что началось как часть его нового сближения с Владимиром Путиным — объявление о двусторонней встрече в Будапеште, — закончилось беспрецедентной по силе экономической лобовой атакой. Впервые с начала полномасштабного вторжения Вашингтон атакует пуповину, через которую Москва финансирует свой военный потенциал: доходы от продажи нефти.

В отличие от символически заряженных, часто фрагментарных мер ЕС, шаг Трампа направлен непосредственно на фискальную основу российского государства. На долю «Роснефти» и «Лукойла» приходится около половины российского экспорта нефти, а этот сектор финансирует около трети федерального бюджета. Если любая компания, ведущая с ними бизнес, теперь рискует быть исключённой из доллара и системы SWIFT, то выбор сводится к самому главному: Россия или глобальный рынок.

Это решение не только заставляет западные компании отступать, затрагивая тех, кто ранее находился в серой зоне между моральной риторикой и экономическим удобством, но и причиняет значительный дискомфорт ключевым партнёрам России — Китаю и Индии.

Еще до введения новых санкций США федеральный бюджет России был основан на слишком оптимистичных предположениях. Нефтегазовые доходы в 2025 году оценивались в 11 трлн рублей; в октябре прогноз был пересмотрен до 8,7 трлна рублей. Недостаток огромен, структурные просчёты очевидны. Дополнительные меры США ещё больше усугубляют это давление.

Даже при умеренном сценарии, при котором Китай сохранит импорт по трубопроводам, а Индия лишь сократит часть морских перевозок, российский бюджет потеряет от 1,3 до 2,8 трлн рублей налоговых поступлений. В худшем случае, если санкции будут полностью реализованы обоими покупателями, разрыв будет вдвое больше — бюджетное землетрясение, которое уже нельзя будет смягчить с помощью чрезвычайных облигаций и валютных резервов. Поскольку формула российского бюджета объединяет цену Urals и обменный курс, одновременное падение обеих переменных имеет двойной эффект: снижение валютных доходов и снижение конвертации рубля. Это означает, что даже девальвация на пять рублей за доллар едва ли компенсирует более 10% потерь доходов от снижения цен на нефть Urals.

Однако значение потенциального сокращения — это не просто вопрос цифр.

Военная экономика Кремля зиждется на трех столпах: финансируемом за счёт нефти патронаже, монетаризированной мобилизации и политическом контроле через финансирование дефицита. Эта система работает только до тех пор, пока поток денег от экспорта энергоносителей остаётся беспрепятственным. Это происходит потому, что воюющее государство Путина — не самодостаточный субъект, а организм, управляемый ликвидностью, который едва ли сможет выжить в долгосрочной перспективе, если из него будет изъят капитал.

Санкции США направлены на то, где военная экономика России наиболее уязвима. Роснефть и Лукойл — не просто энергетические компании, они являются основными каналами, по которым в российский бюджет поступает иностранная валюта. Их налоговые платежи и дивиденды в совокупности составляют почти 20% федеральных доходов. Вместе «Роснефть» и «Лукойл» отвечают примерно за половину из почти 9,5 млн баррелей сырой нефти, добываемой ежедневно, что составляет около 4,5 млн баррелей.

Изначально возможен значительный эффект от объёма. По подсчётам аналитиков, пострадает около миллиона баррелей в день — в основном это поставки китайским государственным заказчикам и индийским частным нефтеперерабатывающим заводам. Обеим компаниям придётся реорганизовать свою экспортную логистику с запутанными структурами, посредническими торговыми агентами и более дорогим теневым флотом, что приведёт к увеличению скидок на Urals и сокращению маржи.

Реакция ключевых клиентов подтверждает давление: крупнейшие государственные нефтеперерабатывающие компании Китая пока приостановили морские закупки, Индия сигнализирует о «перекалибровке» — эвфемизме, означающем по крайней мере частичный отказ от прямых сделок между «Роснефтью» и «Лукойлом». Для Reliance Industries, крупнейшего частного покупателя российского экспорта нефти в Индии, долларовый и банковский риск является основным. Без финансирования, страхования и клиринга на Западе даже высокие скидки становятся токсичными.

Однако структурно «Роснефть» и «Лукойл», как метко подчеркивает The Financial Times, «слишком велики, чтобы обанкротиться». Государство будет обеспечивать страховочную систему, например, через налоговые льготы, предварительное финансирование государственными банками или прямые гарантии покупки. Но спасение не изменит направление цепочки эффектов: каждый дополнительный доллар транзакционных издержек или скидок — это рубль, вычитаемый из военного бюджета.

Даже если часть потерь будет компенсирована временным ростом цен на мировом рынке, что в настоящее время не кажется особенно вероятным, чистый эффект останется отрицательным, поскольку финансовые и санкционные риски для покупателей возрастают, а эффективные цены реализации российских баррелей падают. Для Кремля это означает менее предсказуемые, более дорогие и политически шантажируемые доходы от продажи нефти и, следовательно, давление на фискальное ядро военной экономики. Государство может поддержать её, но не может заменить её доходную базу.

С самого начала полномасштабного вторжения Россия основывает свою военную мобилизацию на финансовых стимулах. Государство покупает участников войны, потому что оно больше не может генерировать общественное согласие и не хочет этого делать, опасаясь социальной политизации. В некоторых регионах премия по контракту для новых солдат может достигать трёх миллионов рублей, а компенсация за погибших в бою — около десяти миллионов. Во многих регионах — особенно в Бурятии, Туве, Дагестане и на Алтае — это эквивалентно тридцати-пятидесятикратной величине среднего годового дохода. Таким образом, для значительной части населения структурно слабых регионов война является единственным надёжным источником дохода.

Эта логика пронизывает всю систему. Российское руководство создало финансово обеспеченную сеть вербовки и патронажа: высокие единовременные выплаты при заключении контрактов, регулярные премии после службы, социальные пособия для иждивенцев, налоговые льготы для инвалидов войны и льготное кредитование военнослужащих. Без этих прямых денежных стимулов нынешняя мобилизация была бы невозможна. Идеологические мотивы в опросах почти не играют роли; решающее значение имеют доходы, свобода от долгов и материальная безопасность.

Военная экономика следует аналогичным принципам. Государство распределяет субсидии и контракты среди компаний, производящих вооружение, строительных компаний на оккупированных территориях и поставщиков военизированных услуг. В 2024 году объём госзакупок на нужды обороны и безопасности для частных подрядчиков составил около 1,3 трлн рублей — сумма, почти эквивалентная всем расходам федерального бюджета на образование. Это привело к появлению класса военных спекулянтов, чьё экономическое выживание напрямую зависит от продолжения войны.

Европа до сих пор играла здесь решающую роль. Военная экономика России остаётся стабильной на протяжении многих лет только потому, что подпитывается извне, и не в последнюю очередь за счёт энергетических потоков, которые Европа не смогла полностью перекрыть, несмотря на санкции. Западные деньги продолжают поступать в Россию через торговые диверсии, реэкспорт и чрезмерные платежи по предельным ценам. Несмотря на механизмы ограничения цен, закупочная цена на российскую нефть на практике часто остаётся намного выше порога в $60, поскольку транспортировка и страхование не контролируются Западом.

Несмотря на эмбарго, многие страны ЕС продолжали косвенно импортировать российскую нефть через Индию, Турцию или Сингапур, в основном в виде переработанного дизельного топлива или нефтехимических полупродуктов. По данным Eurostat, в 2024 году на долю индийских НПЗ, чьё производство в значительной степени основано на российской нефти, приходилось около 20% европейского импорта дизельного топлива. Поставки СПГ по существующим контрактам с Ямалом также не будут подпадать под санкции до 2026 года. Хотя Европа сократила прямые закупки, она стабилизировала структуру доходов, на которых зиждется военный бюджет Путина, за счёт этих торговых цепочек.

Таким образом, эффект от новых санкций США заключается также в том, чтобы закрыть эту брешь. Если «Роснефть» и «Лукойл» подвергнутся глобальному остракизму, экспорт из третьих стран также потеряет своих покупателей. Банки, судоходные компании и страховщики в ЕС больше не смогут обрабатывать такие сделки, не рискуя попасть под вторичные санкции. Таким образом, Вашингтон проникает в область, в которой Европа до сих пор культивировала стратегическую амбивалентность: моральная дистанция, но экономическое удобство.

Это имеет прямые последствия для Кремля. Зарплаты, компенсации и контракты финансируются за счёт доходов от продажи нефти. Если эти доходы упадут в результате исключения из зоны платежей в долларах и евро, Москва потеряет важнейший параметр внутриполитического контроля: возможность платить за лояльность. Проценты и социальные компенсации уже составляют более 60% бюджетного дефицита. Платёжеспособность определяет социальную стабильность.

Владимир Путин смотрит в бинокль во время совместных стратегических учений вооружённых сил России и Беларуси на военном полигоне «Мулино» в Нижегородской области © Pool Sputnik Kremlin/AP

Таким образом, санкции Трампа затрагивают не только внешний баланс России, но и прежнее фактическое соучастие Европы. Они потенциально могут положить конец практике, когда европейские государства, с одной стороны, объявляли о санкциях, а с другой — продолжали субсидировать военную экономику через энергоносители и промежуточные продукты. Новый курс США делает эту двойную стратегию несостоятельной, хотя исключения по согласованию с Вашингтоном не исключены.

Однако геополитический эффект от этих санкций лежит не только на Москве и европейских столицах, но и на Нью-Дели и Пекине. Обе страны в настоящее время закупают около 80% экспортируемой из России сырой нефти, в основном через морские пути и трубопроводы. От их реакции будет зависеть, станет ли удар Вашингтона плоским или действительно пошатнёт путинскую систему.

В Индии компания Reliance Industries, управляющая крупнейшим в мире нефтеперерабатывающим заводом в Джамнагаре, объявила, что будет «перекалибровать» свой импорт. За этой формулировкой скрывается стремление к постепенному выходу из российского бизнеса. В конце концов, ни одна компания с глобальным присутствием не может позволить себе быть исключённой из долларового клиринга. Для премьер-министра Нарендры Моди ситуация щекотливая: Россия в последние годы была гарантом дешёвой энергии, и в то же время Индия стремится не только к экономическому, но и к военно-политическому сближению с США. Санкции Трампа заставляют Нью-Дели расставить приоритеты и в то же время показывают, насколько тонкой стала грань между стратегической самостоятельностью и экономической уязвимостью.

Китай реагирует более тактически. В то время как крупнейшие государственные нефтяные компании временно приостанавливают закупки нефти по морю, поставки по трубопроводу «Сила Сибири» продолжаются. Пекин трезво оценивает сигнал из Вашингтона, а также учитывает свою взаимозависимость с США: по сравнению с Индией Китай имеет большую свободу действий по отношению к США и может использовать американские санкции в свою пользу. Поэтому Пекин, скорее всего, продолжит снижать цены на российскую нефть, чтобы получить дополнительные стратегические рычаги влияния на Москву, поскольку каждая скидка, которую приходится предоставлять России, усиливает её зависимость.

Таким образом, санкции превращают экспорт энергоносителей, некогда самое мощное внешнеполитическое оружие Кремля, в асимметричный баланс сил, который в долгосрочной перспективе ослабляет суверенитет России по отношению к Пекину. Таким образом, Пекин реализует двойную стратегию: в краткосрочной перспективе Китай получает выгоду от скидок, а в долгосрочной — привязывает Россию к зависимости от энергетической политики, которая обеспечивается такими финансовыми инструментами, как расчеты в юанях и кредитные линии от Эксимбанка. Таким образом, возникает односторонняя взаимозависимость: Россия поставляет энергоносители на китайских условиях, а Пекин диктует параметры платежей и кредитов.

В то же время Китай использует ситуацию для расширения собственной торговой и платёжной системы. Перевод российских поставок на расчеты в юанях укрепляет позиции Пекина на международном энергетическом рынке и ускоряет структурный отход России от финансовых систем, в которых доминируют западные страны.

Просчёт Путина объясняется не только тактической слепотой, но и структурным самообманом системы, которая долгое время верила в собственную неуязвимость. Кремль полагал, что Запад никогда не прикоснётся к энергоснабжению, опасаясь ценовых потрясений. Эта логика была функционально верной до тех пор, пока решение Трампа не сделало её все более политически несостоятельной.

Таким образом, смена курса Трампа — это еще и вотум недоверия европейской половинчатости. Пока Брюссель продолжает обсуждать юридические конструкции для работы с замороженными российскими активами, Вашингтон создаёт факты. Конечно, американский президент действует не из моральных соображений, а из инстинктивного расчёта силы: Путин не должен выглядеть победителем, а США должны продемонстрировать, что сохраняют контроль над глобальными рычагами. Поэтому смена курса Трампа — это не просто тактический манёвр, а попытка заставить Москву признать глобальное лидерство США и уступить в войне на Украине.

Москва пытается минимизировать возможные последствия, ссылаясь на самоповреждение Запада, альтернативных покупателей, теневой флот и якобы стабильный рубль. Но эти аргументы обманчивы. Российская экономика уже давно живёт за счёт собственных средств, а не доходов. Каждый рубль, который приходится тратить на проценты по государственным облигациям для финансирования войны, пропадает из гражданского сектора. Каждая дополнительная скидка на цену Urals снижает доходы и сужает финансовое пространство для манёвра государства. Война подрывает фискальную основу путинской системы. Россия по-прежнему располагает обширным резервом кадров, материальных средств и пропаганды, но её финансовые ресурсы ограничены. Если ранее надёжный поток денег иссякнет, Москва будет вынуждена закончить войну не от осознания, а от истощения.

Автор: Александр Дубовый. Перевёл: «Мекленбургский Петербуржец».

@Mecklenburger_Petersburger

P. S. от «Мекленбургского Петербуржца»: автор всё такой же непробиваемо дубовый как и раньше.

Помастурбируем на Трампа, помечтаем о крахе России.

🎚Об упорометре канала «Мекленбургский Петербуржец» 🟤🔴🟠🟡🟢🔵

🍩 Угостить автора пончиком