Размышление о Валентине Оскоцком и о повторяющейся трагедии армянского Карабаха
Когда российский публицист Валентин Оскоцкий отправлялся в Нагорный Карабах, он ехал не как военный корреспондент и не как чиновник от пера. Он ехал как человек, которому чужая боль не бывает чужой.
В ту поездку он вошёл в состав группы из пяти московских писателей — Андрея Нуйкина, его супруги Галины Нуйкиной, Юрия Черниченко, Тимура Гайдара и самого Валентина Оскоцкого. Всех их объединяло одно — убеждение, что правду о положении армян в Нагорном Карабахе необходимо говорить, даже если её не хотят слышать.
В середине февраля 1991 года пятеро московских литераторов прилетели в Ереван. В аэропорту их встретил Зорий Балаян — писатель, публицист, фронтовик, человек, для которого Арцах был не просто родиной, а судьбой. Оттуда путь лежал дальше — в Нагорный Карабах, куда тогда не каждый самолёт решался лететь: мешали не только нелётная погода, но и сама война.
Позже, уже в марте 1991 года, именно эти писатели станут ядром Комитета российской интеллигенции «Карабах» (КРИК), созданного усилиями известных литераторов и публицистов, обеспокоенных судьбой армянского населения Арцаха.
Вот как вспоминал их приезд Зорий Балаян: «Степанакертский аэропорт уже был захвачен азербайджанскими омоновцами, которыми командовал вожак так называемого оргкомитета, второй секретарь ЦК Компартии Азербайджана В. Поляничко. Карабах по сути находился уже не в блокаде, а в осаде.
Вместо обычных двадцати рейсов разрешалось выполнять в день всего четыре на ЯК-40. То есть лишь сто двадцать человек могли вылететь или прилететь в Степанакерт. Случалось, что неделями не было вылетов из-за нелётной погоды.
За всю историю Карабаха никогда так не унижали достоинство карабахцев, как это происходило в аэропорту при партийце Поляничко и генерале Сафонове.
И трудно представить, как сложилась бы судьба Арцаха, если бы не героическое противостояние подпольщиков. К великому счастью, мы были не одни. Среди наших друзей был автор этой книги (имеется в виду «Карабахский дневник» В. Оскоцкого. — Прим. авт. статьи), отважный человек, один из руководителей московской писательской организации, талантливый поэт и публицист Валентин Дмитриевич Оскоцкий».
На следующий день после прибытия в Ереван, в зябкий февральский день, Балаян проводил московскую «пятёрку» из аэропорта «Эребуни» в Арцах. Он ждал их возвращения весь световой день, но самолёт с писателями не вернулся.
«Каждые пять минут я связывался по телефону со Степанакертом, — вспоминал Балаян. — Выяснилось, что сразу после приземления Андрей и Галина Нуйкины, Тимур Гайдар, Юрий Черниченко и Валентин Оскоцкий попали в плен к азербайджанским омоновцам. Некто Гаджиев, бывший уголовник, ставший главарём банды, доложил Поляничко о прибытии русских писателей и назвал их имена. Поляничко, почувствовав возможность «засветиться» перед Баку, приказал доставить к себе «этих двоих» — Гайдара и Черниченко, а остальных троих оставить в заложниках в аэропорту».
Так началась карабахская одиссея Валентина Оскоцкого — писателя, который поехал в Арцах, чтобы увидеть правду, и сразу оказался в самом сердце драмы.
Когда Оскоцкий писал свой «Карабахский дневник», он уже понимал, что это не будет обычный репортаж. Он ехал туда не ради славы и не ради политики. Он ехал как человек, которому нельзя было молчать.
«Молчать нельзя. Молчать — значит совершить преступление перед собственной совестью», — запишет он позже.
Эта фраза, произнесённая больше тридцати лет назад, звучит сегодня как приговор времени, которое снова предпочло молчание.
Его путь начинался из Еревана. Город тогда жил тревожным ожиданием: мир трещал по швам, а Карабах горел. В дороге, среди гор и снегов, колонны машин казались не просто транспортом, а караваном свидетелей. Оскоцкий ехал, чтобы увидеть — и рассказать. Чтобы зафиксировать боль, пока она ещё не стёрта официальными формулировками.
Он писал: «Сквозь горы идёт дорога, по ней тянутся грузовики с беженцами. В кабинах спят дети, женщины держат на руках узлы. Они не знают, куда едут. Они просто едут — от смерти».
В Степанакерте он записывал имена, делал фотографии, разговаривал с людьми, у которых не осталось ничего, кроме памяти.
Однажды он вошёл в полуразрушенный дом, где старушка грела руки над пустой печкой. Она показала ему икону, потемневшую от дыма, и сказала: «Вот всё, что у меня осталось. Пусть заберут стены, но это не отдам».
Позже он запишет в дневнике: «В этой женщине — весь Карабах. Он сгорел, но не покорился. Это не война за землю, это война за право остаться человеком».
Писатель-журналист смотрел на Карабах не как на фронт, а как на зеркало человеческой судьбы. Он видел мальчишек, которые бегали между разбитыми домами, слышал гул артиллерии и — самое страшное — слышал тишину.
«После обстрела тишина звенит, как струна. И кажется, что сама земля затаила дыхание. Карабах не кричит — он молится», — записал он.
Для Оскоцкого слово «Арцах» означало не политику, а совесть. Он говорил: «Там, где погибает сострадание, начинается пустыня». И добавлял: «Писатель не имеет права быть беспристрастным...»
Эти строки из его дневника давно должны были стать манифестом журналистской профессии.
Когда он возвращался из Карабаха, друзья спрашивали: зачем. Он отвечал: «Чтобы убедиться, что человек всё ещё способен на сострадание. И чтобы, если он не способен, об этом сказать».
С тех пор прошло три десятилетия. Но дороги, по которым он когда-то ехал, снова наполнились людьми — теперь не свидетелями, а изгнанниками.
Осенью 2023 года история замкнулась. Армяне Карабаха — потомки тех, о ком писал Оскоцкий — после девятимесячной блокады, устроенной азербайджанскими властями, вновь были вынуждены уходить. Уставшие, голодные, похоронившие своих детей в 44-дневной войне 2020 года и сентябре 2023-го. Более ста тысяч человек покинули Арцах всего за несколько дней. Люди шли по тем же дорогам, где когда-то стоял журналист с блокнотом, а теперь работали другие журналисты, писали репортажи, трубили в мир, который снова оказался почти равнодушным.
«Если мир будет молчать, трагедия повторится», — предупреждал Оскоцкий.
И она повторилась.
В автобусах и грузовиках — женщины с детьми, старики, среди которых были и столетние ветераны Великой Отечественной войны. Люди выезжали из Арцаха кто на чём мог. Заводились машины, которые годами стояли в гаражах. На коленях женщин — дети, иконы, старые фотографии, документы. Можно было взять всего лишь две сумки.
В глазах мужчин — безысходность и безмерная усталость. Они боролись до последнего, своими силами, без поддержки, не подозревая, что давно было решено сдать Арцах. Сильные и отважные карабахцы — воины в нескольких поколениях, защитники своей родной земли, веками поливаемой армянской кровью, стали жертвами большой политики.
Они воевали оружием, которым в 90-х сражались их отцы и деды, в то время как азербайджанцы, вооружённые современными турецкими «Байрактарами», сверху обрушивали огонь и фосфор, выжигающий до костей. Сейчас азербайджанцы гордятся своей победой, но чья это победа? Победа туранского мира, победа политической силы над человечеством.
Все это напоминает первые дни Великой Отечественной войны, когда советский народ не был готов к войне: люди шли против фашистских танков с вилами и лопатами. Потом началась мобилизация, производство танков и оружия ускорилось, мужчины шли на фронт, женщины и дети — на заводы. Вот и карабахцы вышли со старым оружием против современного, против техники и огня, которых они никогда не видели.
И азербайджанские «гиенны» действовали хладнокровно, беспощадно, не оставляя шансов на спасение.
Когда последняя колонна армян пересекла границу, над Арцахом опустилась тишина. Та самая, о которой писал Валентин Дмитриевич. Только теперь это была тишина выжженной земли.
Сегодня Степанакерт стоит пустой. Какими бы ни были усилия азербайджанской пропаганды показать «новую жизнь» в городе — там пусто. Как бы они ни пытались убедить мир, что заботятся об «оставшихся» армянах, социальные сети показывают совсем другое: азербайджанские дети издеваются над одиноким армянским стариком Фредиком — горбатым, слабым, идущим за хлебом. Он подвергается насмешкам, ударам и плевкам со стороны этих маленьких жестоких «засранцев».
На стенах домов видны следы копоти и выбоины от разрывов снарядов, на улицах — выбитые окна, разбросанные книги и детские игрушки. Ветер гонит пыль и осенние листья — уже третью осень без армян! — и кажется, что даже камни здесь помнят шаги тех, кто ушёл.
Церкви пусты, монастыри без колоколов, а некоторые храмы превращаются в мечети... Кресты на вершинах гор покосились, словно под тяжестью горя. Мир снова отвернулся, как будто ничего не произошло.
И эти армянские дома будут пустовать, как пустовали города и сёла, покинутые армянами после геноцида 1915 года — Карс, Ван, Баязет и многие другие. Я слышала от курдов ответ на вопрос, почему они не живут в армянских домах: «Там духи эрмэни». И пусть эти духи, как проклятие, не позволят спокойно жить азербайджанцам. Могилы армян, как бы их ни выравнивали бульдозерами, будут кричать из земли, а хачкары, несмотря на все попытки их уничтожить, сохранят свои кресты и свою силу.
Как написал Оскоцкий: «Не Карабах проигрывает — человечество. Проигрывает каждый, кто отворачивается».
Сегодня, читая его дневник, понимаешь: Оскоцкий писал не только о Карабахе, но и о вечной битве между памятью и равнодушием, между корнями и пришлым владычеством. Между армянскими династиями, карабахскими меликствами, которые веками создавали свою культуру, строили храмы, учили детей, и теми, кто приходил с чужими устоями, часто разрушительными… теми самыми иноверными пастухами.
Нет, я ничего не имею против пастухов как таковых. Были и есть армяне-пастухи со своими мирными стадами, живущие в гармонии с природой и историей. Но когда пришлые пастухи становятся властелинами земель, на которых несколько столетий формировалась армянская цивилизация, они разрушают её так же, как когда-то турки разрушали Византию. Храмы рушатся, кресты сносятся, культура стирается, память уходит вместе с людьми.
Арцах в этом смысле — Византия, ставшая жертвой варваров. Горы, монастыри, хачкары — всё, что создавалось веками, теперь оказалось беззащитным перед новой властью, перед теми, кто не умеет беречь чужое наследие и цинично разрушает его на глазах у всего мира. Мир молчит, а азербайджанцы уничтожают памятники героям Великой Отечественной войны и национальным героям армян — Ивану Христофоровичу Баграмяну, советскому полководцу, Маршалу Советского Союза, дважды Герою Советского Союза, заместителю министра обороны СССР, командовавшему армиями и фронтами в Великой Отечественной войне, и Нельсону Степаняну, советскому лётчику штурмовой авиации Военно-Морского флота, дважды Герою Советского Союза. Сначала глумятся над памятниками, снимают видео, выкладывают в соцсети. И этот мир молчит, потому что «налаживают мир».
И именно эту боль, эту вечную борьбу памяти и забвения, Оскоцкий сумел запечатлеть на страницах своего дневника. Он был уверен: журналист — это не тот, кто просто фиксирует факты, а тот, кто защищает человека.Он говорил: «Человек должен стоять на стороне человека. Всё остальное — политика».
И эти слова звучат сегодня как крик из прошлого, обращённый к настоящему.
В Арцахе больше нет армян, но есть память. Память — это то, что нельзя выгнать, нельзя отобрать. Она живёт в словах, в песнях, в дневниках, в фотографиях, в тех, кто продолжает рассказывать.
И потому, когда мы сегодня говорим «Карабах» или «Арцах», мы должны помнить: это не просто место. Это совесть. Совесть, которую нельзя потерять без того, чтобы не потерять себя.
В одном из последних своих выступлений Валентин Оскоцкий сказал: «Я не верю в силу оружия. Я верю в силу слова. Потому что слово — последнее, что остаётся, когда рушится всё».
Эта вера сделала его не просто журналистом, а свидетелем эпохи. И, может быть, именно сегодня его слово нужно нам больше, чем когда бы то ни было.
Елена ШУВАЕВА
По материалам: https://iravunk.com/?p=326373&l=ru
