Найти в Дзене

ВРЕМЕНА НЕ ВЫБИРАЮТ

Непридуманная история Андрей Иванович был тихим, молчаливым и очень добрым человеком. Ровно до тех пор, пока в его кровь не попадал алкоголь. С этого момента он становился другим: кричал, ругался, вспоминал все обиды, высказывал недовольство за весь период своего молчания. Куда-то исчезала его доброта, пропадала деликатность, он страшно матерился и припоминал всем родственникам, своим и жены, все их проступки. Его тирады могли продолжаться всю ночь, что, несомненно, выматывало его супругу и пугало дочь. Под утро Андрей Иванович засыпал и просыпался прежним: тихим, молчаливым и очень добрым.  Жена, Александра Лукинична, невыносимо страдала в эти "моменты истины", но всегда мужа прощала. Она знала, какую сложную жизнь он прожил, понимала причины такого поведения и, после ночей своей бессильной ярости, всегда слëзно его жалела...  Андрей родился в 1914 году в далёкой мезенской глубинке. Койда - так называлось его родное село. Семья была большая, с кучей младших братьев в сестёр. Отец ра

Непридуманная история

Андрей Иванович был тихим, молчаливым и очень добрым человеком. Ровно до тех пор, пока в его кровь не попадал алкоголь. С этого момента он становился другим: кричал, ругался, вспоминал все обиды, высказывал недовольство за весь период своего молчания. Куда-то исчезала его доброта, пропадала деликатность, он страшно матерился и припоминал всем родственникам, своим и жены, все их проступки. Его тирады могли продолжаться всю ночь, что, несомненно, выматывало его супругу и пугало дочь. Под утро Андрей Иванович засыпал и просыпался прежним: тихим, молчаливым и очень добрым. 

Жена, Александра Лукинична, невыносимо страдала в эти "моменты истины", но всегда мужа прощала. Она знала, какую сложную жизнь он прожил, понимала причины такого поведения и, после ночей своей бессильной ярости, всегда слëзно его жалела... 

Андрей родился в 1914 году в далёкой мезенской глубинке. Койда - так называлось его родное село. Семья была большая, с кучей младших братьев в сестёр. Отец работал учителем, мать вела большое и трудное северное хозяйство.

Мальчик рос умным, прекрасно учился, знания впитывал, как губка. Все предметы ему давались легко. Любил он литературу и русский язык, очень уважал историю с географией, но страстью его была математика.

Когда пришло время выбора профессии, поступать он поехал не куда-нибудь, а в Московский государственный педагогический институт имени Карла Либкнехта. 

Почти 100 км от Койды до Мезени, еще 200 с лишним до Архангельска и больше 1200 км до Москвы. Неудивительно, что на вступительные экзамены Андрей опоздал. Вроде, и рассчитывал всë верно, но подвела река Мезень: пришлось ждать прилив, чтобы сесть на корабль. 

Вода в этих местах капризная, по-северному суровая. Прилив по Мезени-реке идет в несколько метров высотой и таким мощным потоком, что не дай бог встать у него на пути: снесëт, не глядя. После захода в русло вода несколько часов стоит спокойно, и только в это время к причалу может подойти судно... 

Когда Андрей добрался до Москвы, ему сказали: "Экзамены окончены". Не растерялся, объяснил, по какой причине прибыл с опозданием, показал на карте точку, откуда приехал. Глава приемной комиссии удивился и – разрешил. Андрей сходу сдал три предмета на "отлично". Преподаватели были потрясены его знаниями, тем, как легко он отвечал и, восторженные, продолжали задавать и задавать дополнительные вопросы четыре часа подряд. 

– К нам приехал второй Ломоносов! – воскликнул один из профессоров. Остальные закивали головами. 

– Позвольте мне сходить перекусить, я так спешил, что не поел. Через 30 минут я вернусь и буду снова полностью в вашем распоряжении, – попросил Андрей. 

Спустя полчаса он вернулся и сдал на "отлично" ещё три экзамена. 

Пять лет обучения пролетели, как один день. Андрей учился жадно, участвовал в научных проектах, был на отличном счету. После завершения учёбы его как одного из лучших студентов пригласили работать в ЦАГИ, Центральный аэрогидродинамический институт имени профессора Н.Е. Жуковского – сейчас это один из крупнейших в мире центров авиационной науки. Уже тогда, в 1930-е годы, Андрей Иванович мог стоять у истоков отечественной космонавтики. Но жизнь повернулась иначе. 

К тому времени умер его отец, и мать слëзно попросила сына вернуться домой, чтобы помочь поднимать младших. Он не мог ей отказать: теперь старшим мужчиной в доме был он, и он был нужен ей рядом, а не в далёкой Москве. 

Вернувшись, Андрей Иванович, как отец, начал работать учителем.

Ему исполнилось 25, когда началась Финская война. Он ушёл воевать в качестве командира огневого взвода артиллерии, но буквально через пару месяцев попал в плен. Условия в финском лагере были ужасными, кормили плохо, мучил страшный холод. Финны, узнав об его образовании, пытались вербовать Андрея как ценного специалиста, обещая роскошные условия. Он не поддался и остался в бараке. От природы невысокий и щуплый, а теперь совсем отощавший, он производил жалкое впечатление, поэтому, когда в лагерь пришёл за помощником для своего хозяйства финский фермер, на Андрея всерьез он не смотрел. Ему нужен был сильный работник, знающий толк в крестьянском деле, но среди пленных, как назло, были одни городские и военные. 

– Я хорошо знаю крестьянский труд, я вырос в деревне и с детства этим занимался, – произнёс Андрей. Он был способен к языкам и к тому времени уже неплохо понимал и говорил на финском. 

– Да ты еле на ногах стоишь. Худой какой. Ну какой из тебя работник? 

– Да, я сейчас очень слаб, но это только от голода. Если меня немного подкормить, я могу быть очень хорошим работником. А то, что я худой не смотрите, я такой от природы. 

Финн задал ему несколько вопросов касательно крестьянства и... поверил. 

Идти сам Андрей не мог - настолько был слаб, поэтому финн усадил будущего работника на маленькие саночки и собственноручно повез до своего дома. 

Андрей прожил у фермера год, всегда после вспоминал его семью с благодарностью и уважением. Относились к нему хорошо, ценили как работника, не обижали. Расставались они, как родные люди. 

По возвращении на Родину Андрей Иванович, как человек побывавший в плену, попал в советский фильтрационный лагерь. Об этом он рассказывать не любил, но по обрывкам воспоминаний жена понимала, что пришлось ему там ох как не сладко. 

Из лагеря он сразу ушёл на фронт: началась Великая Отечественная война. И снова он был командиром артиллерийского расчёта, воевал на Северном и 1-ом Белорусском фронтах, дошёл до Берлина. Точные удары его орудий помогали пехоте и танкам проходить надёжно и быстро, но из-за финского плена и лагеря войну он закончил лишь старшим лейтенантом. По той же причине он, кроме одного Ордена Красной Звезды, не получил множество других заслуженных наград...

Наградной лист
Наградной лист

Шуру он любил с юности. Ещё тогда, на смотринах, когда вместо черники все девушки начали собирать сиху, и она, обиженная его словами, что на дне корзины, поди, мох, высыпала всë содержимое ему под ноги, он понял, что женится только на ней. Он и не думал тогда её расстраивать, просто искренне удивился скорости, с какой она набрала полную корзинку. 

Она всегда была упрямая и своенравная, эта маленькая кареглазая девушка. Парней вокруг неё увивалось много, и иногда он терял надежду, но всегда старался быть рядом. Он и с фронта писал ей, хотя знал, что он такой не один. Она отвечала: это была дружеская переписка солдата и девушки из тыла, они ничего друг другу не обещали. Потом на время он потерял её из виду. 

Когда закончилась война, и он вернулся домой, оказалось, что Шуры в Мезени нет. Узнав от родных её адрес, он через всю послевоенную страну поехал в Сталинград, где она работала преподавателем русского языка и литературы в школе ВВС. Поехал наудачу, но с твёрдым намерением сделать ей предложение.  

Шура, 1945 год, Сталинград
Шура, 1945 год, Сталинград

Им обоим было уже за 30. Вокруг них все эти годы умирали люди, а они выжили. Шура, отплакавшая к тому времени свою большую, но не сложившуюся любовь, приняла решение, что выйдет замуж за первого, кто к ней приедет, и им оказался Андрей. 

Они вернулись на Север, в Архангельск. Андрей Иванович начал работать преподавателем математики в Архангельском индустриальном техникуме. В 1947 году родилась долгожданная дочка, Танечка. 

В конце 40-х к ним стали захаживать двое "в штатском". Играя роль друзей-собутыльников, они приносили водку, подпаивали Андрея и вели с ним "задушевные" разговоры про плен, пытаясь выведать, не завербован ли он западной разведкой. Они, будто в шутку, спрашивали, как ему жилось у финнов, не стыдно ли, что он попался. Андрей Иванович отшучивался: "Лучшие люди были в плену, Андрей Болконский, например. Чего ж стыдиться мне?". Андрей Болконский был его любимым литературным героем.

Эти посещения "друзей" были трудными, изматывающими, но Андрей Иванович вёл беседу умно, даже иронично, а иногда откровенно смеялся. Когда они уходили, он погружался в тяжëлое эмоциональное состояние: этот умный человек прекрасно понимал, с кем имеет дело. 

Александра переносила эти визиты очень болезненно. Особенно её пугало поведение мужа, когда они оставались одни. Она видела, что он собирает всю волю в кулак при "гостях", но потом словно проваливается. И то, что он становится зависим от алкоголя, тоже видела. 

В один из визитов она не выдержала и прямо с порога, взяв в руки топор, спокойно сказала:

– Придëте ещё раз - зарублю. 

Глаза её при этом сверкали так, что было понятно: не обманывает. Больше они не приходили. Возможно, их начальство решило, что смысла в продолжении этих визитов нет, ведь за пару лет разговоров ничего нового не обнаружилось. 

С 1955 года Андрей Иванович начал работать в АЛТИ (Архангельский лесотехнический институт). Он великолепно знал и прекрасно преподавал свои предметы, теоретическую механику и высшую математику. За то, что огромную таблицу Брадиса их преподаватель знал наизусть, студенты, народ смекалистый и весëлый, дали ему уважительное и ласковое прозвище "Синус".

Вскоре Андрей построил дом в частном секторе Архангельска. Александра работала по своей профессии в Техникуме советской торговли. Подрастала дочка. Казалось бы, наступило самое спокойное и счастливое время их жизни, но именно в этот период и начались у доброго и тихого Андрея Ивановича те состояния, которые так пугали семью. Да, этот умнейший и порядочнейший человек начал пить. В алкогольном опьянении у него словно разжималась та внутренняя пружина, которую он держал натянутой много лет, и, находясь, наконец-то, в безопасности, его психика начала потоками выливать всё, что ум привык держать под контролем. 

В такие периоды Александра переживала, плакала, ненавидела мужа, боялась его, но больше всего – жалела. Она знала, какую сложную жизнь он прожил и прекрасно понимала причины такого поведения... 

В начале 1970-х к ним в дом приехал журналист, чтобы взять у Андрея Ивановича как фронтовика интервью. Рассказывать тот ничего не стал, так и пролежал на кровати, отвернувшись к стене, ни слова не оветил. То ли не смог, то ли не захотел – причина такого поведения осталась с ним. Семья тогда его не поняла, а он и не стал объяснять. Да, время уже изменилось, но не изменилось то, что он пережил. 

Андрей Иванович, примерно 1970-е годы. Единственное фото, которое у меня есть. Его жена, Александра Лукинична, родная сестра моей бабушки, Феодосии Лукиничны.
Андрей Иванович, примерно 1970-е годы. Единственное фото, которое у меня есть. Его жена, Александра Лукинична, родная сестра моей бабушки, Феодосии Лукиничны.

Андрея Ивановича не стало в 65 лет. Они смотрели какую-то передачу по телевизору, когда он, вскрикнув от резкой головной боли, упал со стула. Уже спустя пару минут он не видел, как всполошилась, закричала его Шура, как в одном платке она выбежала в зиму до телефона-автомата, чтобы вызвать "скорую", как вернулась через 15 минут и, поняв, что он навсегда ушёл, зарыдала у него на груди. Ничего этого Андрей Иванович уже не видел. Он лежал с улыбкой на губах, отдыхая после трудного земного пути. 

©Виктория Князева, 27.10.2025, Балтийский.