— Ты опять сбегаешь, мам? Опять?
— Ну что ты, Санечка, я просто вышла подышать... Воздух сегодня такой, знаешь, морозный.
— Прекрати! Я же вижу, ты даже чемодан собрала! Снова к этой своей целительнице собралась, да? В эту глушь, где даже связи нет?
Сашка стоял в прихожей, преградив матери дорогу. Его лицо, обычно спокойное и доброе, сейчас было искажено гневом и отчаянием. Анна Игоревна, его мать, маленькая и хрупкая женщина, виновато смотрела в пол, сжимая в руках ручку дорожной сумки.
— Сынок, я должна... Она мне помогает. Мне легче становится.
— Легче? Мама, тебе становится только хуже! Ты таешь на глазах! Посмотри на себя! Я договорился с лучшим онкологом в городе, завтра утром нас ждут в клинике. Профессор Соколов творит чудеса, он поставил на ноги людей, от которых все отказались!
— Я не пойду, — тихо, но твердо сказала она. — Я не верю этим врачам. Они меня только мучают своими анализами и химией. А у Аглаи... у нее сила природы. Она травами лечит, заговорами...
— Мама! — Сашка схватился за голову. — Какими заговорами? У тебя рак, понимаешь? Рак! Его не лечат подорожником! Год прошел, а ты все веришь в сказки!
***
Год. Целый год с того дня, как его жена, Катя, исчезла. Он прокручивал этот день в памяти тысячу раз. Утром он отвез их дочку, десятилетнюю Машу, в школу искусств на занятия по керамике. Вернулся — Кати нет.
На столе записка: «Прости. Я так больше не могу». Она не взяла ни денег, ни паспорта. Просто растворилась.
Это известие подкосило не только его. Машенька, веселая и озорная девочка, превратилась в маленькую тень. Она перестала смеяться, забросила лепку, которая была ее страстью.
Целыми днями сидела в своей комнате, обняв плюшевого медведя, единственного свидетеля ее детского горя.
Бабушка, Анна Игоревна, вместо того чтобы поддержать внучку, только усугубляла ситуацию.
— Бросила она вас, вот и все, — цедила она сквозь зубы. — Я же говорила, не пара она тебе, Сашка. Вертихвостка. Нашла себе богатого, вот и сбежала. А ты теперь расхлебывай.
Александр тогда сорвался. Впервые в жизни он накричал на мать, обвинив ее в жестокости и черствости.
Они не разговаривали почти месяц. А потом пришла другая беда — диагноз матери. И сейчас, глядя на её упрямое, измученное лицо, он понимал, что теряет и её.
***
Полиция развела руками. «Бывает, люди уходят, — устало сказал ему седой следователь. — Криминального следа нет, телефон отключен, в розыск объявим, но... сами понимаете».
Саня понимал. Никто не будет всерьез искать взрослую женщину, которая сама ушла из дома.
Но он не мог поверить в побег. Катя была не такой. Да, последние недели перед исчезновением она была сама не своя. Похудела, осунулась, часто уходила в себя.
Он несколько раз заставал ее за странными телефонными разговорами — она что-то быстро шептала в трубку, а при его появлении тут же обрывала разговор и прятала глаза.
— Что-то случилось, Катюш?
— Нет, все в порядке. Просто... устала.
Он тогда списал все на обычную хандру. Работа, дом, ребенок — все это выматывает. Он старался быть внимательнее, дарил цветы, предлагал съездить на выходные за город. Она грустно улыбалась и говорила: «В следующий раз, милый».
Теперь эти воспоминания жгли его огнем. Что он упустил? Какой знак не заметил?
После страшного диагноза матери ему пришлось переступить через свою гордость. Работая архитектором в крупном бюро, он не мог постоянно быть с Машей. Пришлось идти на поклон к Анне Игоревне.
— Мам, я прошу тебя... Пожалуйста, присмотри за Машей. Мне нужно работать. Я оплачу сиделку, все что угодно...
— Сиделку? — усмехнулась она. — Собственной матери не доверяешь? Ладно, так и быть.
Александр молча сглотнул унижение. Он спрятал все Катины фотографии, убрал ее вещи. Но разве можно было убрать память о ней из сердца дочки?
***
Тысячи километров под колесами его старенького «Опеля». После ссоры с матерью мужчина взял на работе отпуск за свой счет.
Он не мог сидеть сложа руки. Он ездил по городам и весям, показывая фотографию Кати, расспрашивая людей. Надежда таяла с каждым днем.
Сегодня он возвращался из очередного такого безнадежного путешествия в соседнюю область. Пустой. Раздавленный. Он думал о Маше. Как она там, с бабушкой?
Та наверняка снова пилит её, капает яд в детскую душу. Он представил грустные глаза дочки и свернул с трассы.
Здесь, у дороги, был небольшой стихийный рынок, который Маша обожала. Когда Катя была с ними, они часто останавливались тут, покупали у бабушек соленые грибы, моченые яблоки, парное молоко.
Он решил купить Маше гостинцев. Хоть какая-то радость. Запах свежего хлеба и копченой рыбы ударил в нос.
Среди разномастных прилавков его внимание привлек один — аккуратный, чистый, заставленный ровными рядами баночек с вареньем и соленьями. Рядом стояли корзины с румяными, необычно крупными для этого времени года яблоками.
За прилавком стояла пожилая женщина с добрыми, лучистыми глазами.
— Здравствуй, сынок. Что желаете? Яблочки вот, наливные, сладкие. Или, может, сыру домашнего?
Александр, сам не зная почему, начал скупать почти всё. Банку грибов, банку огурцов, кусок творожного сыра, завернутого в марлю, бутылку молока.
— И яблок, пожалуйста, килограмма два. Дочка у меня их очень любит.
***
Он уже расплатился и собирался уходить, когда его взгляд зацепился за что-то блеснувшее на шее торговки. Серебряная цепочка. А на ней... на ней был кулон.
Их кулон. Сердечко, разделенное на две половинки. На одной — «С» и «К», Саша и Катя. На другой — «М», Маша. Он сам заказывал его у ювелира на их десятую годовщину.
Холодный пот прошиб его мгновенно. Ноги стали ватными. Первая мысль — схватить эту женщину, трясти, кричать, требовать ответа. Но он заставил себя взять себя в руки. Спугнет — и потеряет единственную ниточку.
— Спасибо большое, все очень аппетитное, — сказал он как можно спокойнее, хотя голос предательски дрогнул. — Вы здесь каждый день торгуете?
— Почти, сынок. Пока урожай есть, — улыбнулась женщина.
Он отошел к машине, бросил пакеты на заднее сиденье и стал ждать. Он будет следить за ней. Он узнает правду. Сегодня.
***
Женщина торговала недолго. Сложив оставшийся товар в большие сумки, она пошла по тропинке, ведущей от рынка в сторону небольшой деревеньки.
Александр, припарковав машину чуть поодаль, двинулся за ней, стараясь держаться на расстоянии.
Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Женщина вошла в калитку одного из крайних домов — простого, деревянного, с резными наличниками.
Дверь в сени она оставила приоткрытой. Саня постоял несколько секунд, собираясь с духом, и шагнул следом.
Внутри пахло сушеными травами и печеным хлебом. Женщина, обернувшись на скрип половицы, вскрикнула от неожиданности.
— Ты... ты чего, сынок? Что-то забыл?
— Откуда у вас это? — спросил Александр, указывая на кулон. Его голос был хриплым.
Женщина испуганно прижала руку к груди.
— Это... мне подарили. Да. Подарок.
— Кто? Кто подарил? — он сделал шаг вперед.
— Я не скажу...
— Его подарила женщина. Ее зовут Катя. Моя жена.
Лицо торговки изменилось. Страх сменился удивлением, а потом — сочувствием. Она долго смотрела на него, а потом тихо спросила:
— Ты не Санёк, часом?
***
— Садись, сынок, — сказала женщина, назвавшаяся тетей Валей. — Расскажу все, как есть.
И она рассказала. Год назад она пошла в лес за грибами и наткнулась на женщину, лежавшую без сознания у старого дуба.
Это была Катя. Измученная, в слезах, в состоянии полного отчаяния. Тетя Валя привела ее к себе, отпоила отварами, накормила. Катя долго молчала, а потом рассказала свою историю.
Рак. Страшный диагноз, который прозвучал как приговор. Она не знала, как сказать об этом мужу и дочери. И тогда она поделилась бедой со свекровью, Анной Игоревной.
— И что же она? — прошептал Александр.
— А она сказала ей: «Уходи. Не будь обузой. Не калечь ребенку психику своим видом. Ты же знаешь, как Сашенька тебя любит. Он бросит все, влезет в долги, но будет тебя лечить. А ты все равно умрешь. Уйди и дай им жить спокойно».
Александр слушал, и мир вокруг него рушился во второй раз. Собственная мать. Его мать... Она не просто ненавидела Катю, она обрекла ее на смерть в одиночестве.
— Где она? — спросил он, поднимаясь.
— Пойдем, — вздохнула тетя Валя.
Она повела его к маленькому гостевому домику в глубине сада. В тусклом свете лампы, на простой деревянной кровати, лежала женщина. Худая, бледная, с коротко остриженными волосами. Но это была она. Его Катя.
Она подняла на него глаза, полные слез и страха.
— Сашенька? Зачем ты здесь? Уходи...
Но он уже был рядом. Он упал на колени у кровати, обнял ее хрупкие плечи, уткнулся лицом в подушку и зарыдал. Впервые за этот бесконечный, страшный год.
***
Обратная дорога была как во сне. Тетя Валя с соседом помогли усадить ослабевшую Катю в машину.
Всю дорогу она, всхлипывая, рассказывала ему о том разговоре с Анной Игоревной, о своем отчаянии, о том, как бродила по лесу, не зная, куда идти, пока не потеряла сознание.
— Я думала, так будет лучше... для вас с Машенькой...
— Дура, — шептал он, не отпуская ее холодной руки. — Какая же ты дура. И я дурак, что ничего не заметил.
Он открыл дверь своим ключом. Из детской выбежала Маша. Увидев мать, она на секунду замерла, а потом из ее груди вырвался крик, в котором смешались боль, радость и неверие:
— Мама! Мамочка!
Она бросилась к Кате, и они, обнявшись, опустились на пол посреди прихожей, плача и смеясь одновременно.
На пороге появилась Анна Игоревна. Она смерила невестку ледяным взглядом.
— Вернулась? Ну, теперь без меня разгребайте.
Она развернулась и, хлопнув дверью, ушла навсегда.
Прошло два года.
— Стойкая ремиссия, — сказал профессор Соколов, улыбаясь. — Я же говорил, что мы победим.
В коридоре клиники они стояли втроем: Александр, Катя, у которой уже отросли густые каштановые волосы, и повзрослевшая, смеющаяся Маша.
Он обнял своих девочек и посмотрел в окно, за которым шумел город. Страшный сон закончился. Впереди была только жизнь. Вместе.
Ещё можно почитать:
Ставьте 👍, если дочитали.
✅ Подписывайтесь на канал, чтобы читать еще больше историй!