Властная, как императрица, капризная, словно избалованная кошка, своенравная, подобно бунтующей волне – такой ворвалась Лиля Брик в судьбу Маяковского. Безумный поэт, покоренный ею, бросал к её ногам все свои гонорары, каждый звонкую монету. И не он один был пленен её чарами.
Ах, эта муза русского авангарда! Она щедро одарила нас бесценными инструментами и мудрыми советами для создания неповторимого имиджа, а мы, словно слепые, проходим мимо. Право, не лучше ли вдохновиться примером этой женщины, которая завораживала одним своим присутствием, чей образ был сознательно, кропотливо выкован? Зачем тратить время на бездушных ....грамных камелий?
И кстати, о камелиях… Представляю, какой фурор произвела бы Лиля в наши дни! Супермегазвезда Инстаграма (и всех прочих соцсетей) с армией преданных подписчиков, гуру соблазнения, создающая собственные курсы для тех, кто хочет научиться пленить мужские сердца. Да, она была бы блогеркой номер один, богиней инфобизнеса! Но, о, загадка, в чем же секрет её дара воспламенять мужские души? Давайте же вместе попробуем разгадать этот код.
Взгляните на это фото: Лиля Брик и её сестра Эльза. Не случайно я начинаю свой рассказ с этого снимка.
Хитрая, как лисица, завораживающая, словно колдунья, Лиля, возможно, и не блистала энциклопедическими знаниями, не была первой красавицей и не всегда купалась в роскоши (хотя в детстве, юности и в некоторые периоды жизни – безусловно! Она родилась в богатой московской еврейской семье, а потом Маяковский щедро осыпал её благами. После его трагической смерти она получала половину доходов от его литературного наследия!). Но зато её имидж сиял ярче бриллиантов, затмевая всех женщин её круга, да и, пожалуй, всей страны.
Легенды о Лиле Брик передаются из уст в уста, но стоит коснуться её личных секретов, её приемов, как все сводится к банальным цитатам об обуви, белье и прочих мелочах. Помилуйте, если бы мы увидели старую фотографию дамы в одежде той эпохи или нашли в её дневнике упоминание о шелковых чулках, разве это вызвало бы у нас хоть искру интереса? Разве что у историков моды, да и то не факт. А вот героиня моего повествования интересна именно своим могучим обаянием, своей способностью подчинять сердца. И умение нравиться, умение пленить, то есть прокачанный имидж, и есть тот самый драгоценный инструмент, которому нам стоит поучиться.
А вот и одна из самых известных фотографий, созданных Александром Родченко.
Муза русского авангарда, богиня лучших мужчин своего времени, она сознательно и целеустремленно «лепила» свою персону с юных лет. Поэтому её феномен нельзя объяснить только лишь её нарядами или любовными чарами. Почему-то все упускают из виду этот ключевой момент, заостряя внимание на каких-то мелочах, не замечая главного – обаяние и умение нравиться эта женщина выстраивала сама, кирпичик за кирпичиком, без чьей-либо помощи, без пособий и подсказок. Она превратила себя в уникальное предложение, как сказали бы современные маркетологи.
Взгляните на эти кадры – 1920-е годы!
Имидж Лили – это не просто платья, туфельки и чулки (уже у всех оскомина от этой фразы про обувь и белье), а особый стиль и выбранная ею роль, манеры, речь, макияж, прическа, сотни мелких, но важных деталей. Это тот редкий случай, когда женщина с юности создает себя сама, вытачивает свой неповторимый образ в глазах окружающих. И если добавить к этому её сексуальность, раскрепощенность и ненасытное любопытство, мы получим настоящую ведьму! Дьяволицу, пожирающую мужские сердца!
Да, по поводу дьяволицы… Лиле приписывают образ демонической роковой женщины, но это попахивает каким-то мракобесием. Если внимательно прочесть хотя бы несколько её писем, заглянуть в её дневник, мы увидим прагматичную, хваткую, внимательную и… скромную (!) женщину, лишенную типичных женских иллюзий, предрассудков и комплексов. Её обвиняют в том, что она погубила самого талантливого мужчину своей эпохи – вы ведь поняли, что речь о Маяковском?
Но стоит лишь взглянуть на их запутанную, многолетнюю историю, как станет ясно, что она никого не губила. Она просто умела с ним обращаться – а остальных женщин он сокрушал своей мощью, очень быстро подчиняя их своей воле. Не нужно превращать его в несчастную жертву.
Он и сам был не промах! Сестра Лили, Эльза, страстно и мучительно любила его всю жизнь, прекрасная Сонка Шамардина была вынуждена сделать аборт на позднем сроке, толпы лучших женщин преследовали этого статного красавца с самых юных лет. Эльза постоянно приводила его в дом Каганов (родители Лили и Эльзы), несмотря на их протесты, а он держался с ней свысока и насмешливо, в духе: «Где нам, дуракам, чай пить». Так почему же некрасивая Лиля Брик поразила Маяковского, словно гарпуном, с первой же встречи? Ответ прост – ее имидж!
Лиля пронзила его сердце именно своим имиджем. Маяковский, хоть и дворянин, не отличался изысканностью и лоском. Он происходил из небогатой дворянской семьи, а его нравы и вкусы были далеки от утонченности, просты и незамысловаты. Лиля не зря называла его мужиком. Классические мужские увлечения: бильярд, азартные игры…
А она, юная леди из состоятельной московской буржуазной семьи, владела несколькими языками, с детства была избалована всем, что можно купить за деньги. Лиля — это золотая молодежь Москвы рубежа XIX и XX веков. Она дружила с наследниками богатейших еврейских семей, вся Европа была у её ног, отец ни в чем ей не отказывал.
Встреча с японским писателем и журналистом Тамидзи Наито (крайний слева). За ним: Борис Пастернак, Сергей Эйзенштейн, жена поэта-футуриста Сергея Третьякова Ольга, Лиля Брик, Владимир Маяковский, советский дипломат Арсений Вознесенский и переводчик Наито. Москва, 1924 год.
И вот юный Маяковский увидел женщину из другого мира: богатую, образованную, ухоженную, дерзкую, раскованную. Она окинула его взглядом «круглым да карим, горячим до гари», и он пропал. Судя по всему, Маяковский любил женщин гротескно ярких, даже слегка вульгарных.
Много косметики, духов, рыжие волосы, манерность, гипертрофированная женственность… И властная, капризная, своенравная Лиля Брик вошла в жизнь Маяковского как королева. Бедняга был обречен!
Вот что пишет Алиса Ганиева:
«Однако Маяковский в это время был одержим Лилей — женщиной из другого круга: богатой, элегантной, эксцентричной, начитанной, очень модной, скептичной, столичной, знающей несколько языков, объездившей пол-Европы, не очень ему понятной. К тому же он чувствовал, что Лиля, хотя и влюблена в его стихи, не падает в обморок от его красоты, не сохнет по нему, как юная Эльза, как толпы других поклонниц. Она сняла с него желтую кофту, заказала ему новую одежду, галстук, английское пальто, заставила постричься и повела к дантисту — все зубы у Маяковского были гнилые.»
То есть Лиля не просто вдохновляет его, но и сама становится его личным имиджмейкером! И он беспрекословно подчиняется ей. Глаза Лили для него – это глаза Бога. И вот еще что. Многие почему-то забывают или не знают, что именно Лиля открыла его широкой публике, спонсировала его первые публикации, была его полноценным импресарио и антрепренером. И его успех, его баснословные гонорары – во многом её заслуга.
Маяковский осыпал её подарками, боготворил её, а историю про автомобильчик знают даже те, кто далек от культуры и искусства. Стремление к роскоши было у Лили с самого детства, и, в отличие от сестры Эльзы, она никогда не была трудоголиком, не добывала блага в поте лица. И это тоже важная деталь её имиджа.
При этом Лиля высоко ценила Маяковского как любовника, считала его стихи гениальными, а вот любила… Любила Брик только своего мужа Осю. Еще в ранней юности, будучи гимназисткой, она влюбилась в рассудительного и хладнокровного Осипа Брика раз и навсегда, всю жизнь добивалась его любви, но так и не вызвала ответного чувства той же силы.
Некрасивая красавица…
Одни мемуаристы считают её красавицей, другие – дурнушкой. Если бы Лиля не была Лилей (то есть если бы она не обладала столь мощным обаянием и прокачанным имиджем), какой мужчина обратил бы на неё внимание?
Лиля Юрьевна Брик монтирует кинофильм «Стеклянный глаз».
Итак, почему же Лилю считают некрасивой? А потому, что и тогда, и сейчас стандартам красоты соответствовали типажи с примесью драматизма: утонченность, статность, высокий рост, фигура «песочные часы» и, самое главное, соразмерность. А вот этого Лиле и не хватало. Если поставить Брик рядом с роскошной Татьяной Яковлевой – её главной соперницей в борьбе за сердце Маяковского – сразу становятся заметны все её недостатки.
Взгляните внимательно, перед вами типаж гамин: невысокий рост, непропорционально большая голова, широкая грудная клетка и тонкие маленькие ручки-ножки. А еще сутулость и нервный тик, появившийся после детского испуга.
«Мне было двадцать три года, когда я увидела её впервые. Ей — тридцать девять. В этот день у неё был такой тик, что она держала во рту костяную ложечку, чтобы не стучали зубы. Первое впечатление — очень эксцентрична и в то же время очень «дама», холеная, изысканная и — боже мой! — да она ведь некрасива! Слишком большая голова, сутулая спина и этот ужасный тик…»
Это отрывок из воспоминаний Галины Катанян (чей муж, Василий Катанян, ушел от неё к Лиле и прожил с ней всю жизнь). Галина пришла в дом Бриков-Маяковского и опьянела от обаяния Лили, сразу же попав в «подружки» (так Алиса Ганиева называет женщин, полностью подпавших под чары Брик).
Получается какая-то старушка-уродица, прямо-таки Бенджамин Баттон в женском обличье! Но и здесь Лиле повезло: мода 20-х как раз была создана для типажа гамин! Шляпки клош, заниженная талия, прямой крой, юбки до колен и ниже (гамину категорически не идут юбки в пол), вся эта шанелевская эстетика ей необычайно шла.
А еще гамину очень идут мелкие детали, аксессуары, часики, туфельки с ремешком, которые Лиля любила и боготворила всю жизнь. А теперь представьте на секунду Лилю в одежде XIX века, когда весь акцент делался на талии, плечах и груди. Или вообразите её в нарядах Натальи Гончаровой – смех да и только! Все её недостатки были бы гротескно гиперболизированы. И она прекрасно это понимала и умело обыгрывала.
Январь 1950 года. Морозное утро пронизано первыми лучами робкого солнца, а в письме, отправленном Эльзе, звучит тепло воспоминаний: "Новый год я провела в твоей накидке, сестренка! Представляешь, мы отыскали недостающие жемчужины, и теперь она сияет, как прежде! Надела её с тем твоим длинным, узким платьем… помнишь его? С длинными рукавами, такое элегантное. Знаешь, я чувствовала себя… блестяще! В меру моих скромных возможностей, конечно".
Лиля Брик. Имя, ставшее легендой. Но какой она была в поздние годы? Мнения расходятся, словно осколки разбитого зеркала. Борис Ноткин, трагически ушедший из жизни в день её рождения в 2017 году, вспоминал о встрече с ней как о мистическом откровении: "Уже через несколько минут я понял, она – из породы особенных женщин. Большинство из них умеют пробуждать мужские инстинкты, но лишь единицы способны стать музой, вдохновением, мечтой… Её магия не зависела от возраста, она была вне времени".
Пасынок Лилечки, Катанян-младший, уверенно заявлял, что кавалеров сражала наповал не только её рыжеволосая красота, но и "живой, общительный, но при этом независимый характер и тот самый сексапил, который она излучала… совершенно непроизвольно!"
А Эльза, тогда ещё юная Элла Каган, и вовсе боготворила сестру: "У нее был большой рот с идеальными зубами, а кожа… казалось, она светилась изнутри! Изящная грудь, округлые бедра, длинные ноги и миниатюрные кисти рук и ступни… Ей нечего было скрывать, сестренка могла ходить голой, каждая частичка её тела была достойна восхищения! Впрочем, ходить совсем голой она любила, стеснение было ей чуждо. Помню, когда она собиралась на бал, мы с мамой обожали наблюдать, как она надевает нижнее белье, пристегивает шелковые чулки, обувает серебряные туфельки и облачается в лиловое платье с четырехугольным вырезом… Я немела от восторга, глядя на неё!"
Тот факт, что у Лили не было детей, тоже стал частью её загадочного образа. Говорят, она предлагала Маяковскому перед его роковой поездкой в Мексику родить малыша. Представить только, как счастлив был бы поэт! Но что-то не сложилось… Может быть, виной тому был ранний аборт?
Но главное – Лиля никогда не сомневалась в своей неотразимости. Согласитесь, это гораздо лучше, чем вечные комплексы и изнуряющая жажда чужого одобрения!
Не стоит забывать, что все эти события разворачивались в эпоху Серебряного века – времени завораживающих, возвышенных женщин. Такого периода в нашей культуре больше не было. Серебряный век, а затем авангард, упразднили многие ханжеские предрассудки. Это было самое свободное время в истории нашей страны! Не скотская распущенность, а красивая, полиамурная, но возвышенная любовь. Ни до, ни после подобного не случалось.
Шелковые туфли-мюли на маленьких ножках, одетых в нежные шелковые чулки…
Татьяна Васильева, которую Лиля почему-то опекала и приблизила к себе, вспоминала: "О, это была великая женщина! Я понимаю, почему её боготворили выдающиеся мужчины. Она была обаятельна, остроумна, независима в своих оценках, всегда говорила то, что думала. Она никогда не работала, в отличие от её сестры, писательницы Эльзы Триоле, которая трудилась не покладая рук… Эльза просыпалась в 5 утра, выпивала стакан сока и начинала писать. А Лиля вставала не раньше 3-4 часов дня. На этой почве между сестрами всегда были раздоры. На груди у Лили висело кольцо, подаренное Маяковским, с её монограммой – "ЛЮБЛЮ".
"На Лиле Юрьевне – платье в пол от Кардена, на руках – красный маникюр. Ярко-рыжие волосы заплетены в тоненькую косичку, которую венчал красный бантик. Если некому было сделать ей макияж, она делала его сама. От возраста у нее дрожали руки, поэтому одна бровь летела вверх, другая – опускалась вниз, контур на губах шел зигзагом, но это не имело никакого значения, ведь её выход к гостям был похож на выезд королевы!"
"Иногда она делала мне подарки. Чаще всего – французские духи, названия которых я даже не слышала. Мне было ужасно неловко их принимать, и я старалась улизнуть. Однажды, кроме духов, она вручила мне сверток… В нем была длинная юбка, явно дизайнерская, необычная, изысканная. Я ее укоротила и еще долго носила, а потом отдала сестре. Такие красивые вещи вечны".
"Лиля Юрьевна давала мне уроки этикета и стиля. Например, говорила: "Танечка, неприлично носить шубу мехом вверх! Мех должен быть внутри". У нее я впервые увидела такую шубу – с виду шелковый плащ, а внутри – соболь! Это было мое первое "меховое" потрясение".
Литературный критик Зиновий Паперный однажды заметил: "Она всегда была собой. Она позволяла себе быть такой, какая есть, не думая о том, как это выглядит со стороны и какое впечатление может произвести на окружающих".
Раскрепощённость Лили росла из той же уверенности в себе. Алиса Ганиева описывает яркий эпизод, как в юности любовник Лили, Гарри Блюменфельд, писал ее обнаженной:
"Получились сразу две картины: "Женщина в корсете" а-ля Рубенс – "Я в розовом элегантном корсете, в тонких черных шелковых чулках и в атласных черных утренних туфлях, спадающих с пяток. Из-под корсета на груди кружево рубашки" – и "Венера" – "Я буду лежать голая, на кушетке, покрытой ослепительно белой, чуть накрахмаленной простыней. Как на блюдце, говорит Гарри. Куплен темно-серый тяжелый шелк, он повешен густыми складками на фоне кушетки. Куплено множество подушек разных размеров и форм, обтянутых золотой и серебряной парчой всех фактур и оттенков. Я буду полулежать, волосы чуть сплетены и перекинуты на плечо. На одну руку я опустила голову, в другой – деревянное золоченое венецианское зеркало, найденное с трудом у антиквара. На простыне передо мной – огромная пуховка в розовой пудре, губы подмазаны"".
И вот как забавно получилось: революция очень хорошо "легла" на буржуазные вольные нравы Лили Брик. Отдаваться "каждому товарищу, который хочет выпить стакан воды", она не спешила. Надеюсь, вы поняли эту аналогию. Раннюю революционную теорию "стакана воды" приписывают валькирии революции Александре Коллонтай, но это ложь и фальсификация. Тем не менее, свобода и раскрепощённость Лили прекрасно совпали с новым моральным укладом молодой страны Советов.
Алиса Ганиева пишет: "Юбки до колена и шляпки-клош, мимолетные связи и яркие губы, алкоголь и сигареты, чарльстон и шимми, мужчины и автомобили, смелость и независимость – именно из этого вздорного теста была слеплена Лиля Брик".
Филолог София Вишневская вспоминает встречу с Лилей Брик в Доме кино на премьере фильма Сергея Параджанова: "Я, словно загипнотизированная, разглядывала жидкую косицу на роскошной черной шали, розоватый затылок, просвечивающий сквозь красные волосы. Это было не сочетание хны и басмы, это был красный стрептоцид, знакомый мне с детства! И запах… оглушительно прекрасный, ни на что не похожий – запах роскоши: "Герлэн", "Шанель номер пять", "Мицуко", "Нарсис нуар"…"
Помимо раскрепощённости, Лиля всегда была яркой и креативной, хотя это слово тогда не употреблялось. Например, вот как она встречала Новый год: Брик – в узбекском халате и чалме, а Лиля завораживала голыми коленками, красными чулками, коротким шотландским килтом и русским платком, завязанным вместо лифа. О коленках мы еще поговорим позже!
Лиля – имиджмейкер!
Знаменитый писатель Виктор Шкловский вспоминал: "Л. Брик любит вещи: серьги в виде золотых мух, старые русские серьги, жемчужный жгут… Ее полна прекрасная чепуха, очень старая и очень человечеству знакомая. Она умела быть грустной, женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной, какой угодно… Именно так описывал женщину Шекспир в комедии".
Кстати, сам Шкловский Лиле не симпатизировал. Он был безумно влюблён в её сестру Эльзу, дрался из-за неё и разгонял поклонников. Одного даже бросил в реку Рейн! А Эльза всю жизнь любила Маяковского…
Вот что пишет Лиля Маяковскому в апреле 1918-го: "У меня новые, очень красивые вещи! Комнату оклеила обоями – черными с золотом, на двери – красная штофная портьера. Звучит роскошно, да и в действительности довольно красиво. Настроение из-за здоровья отвратительное. Для веселья купила красные чулки и надеваю их, когда никто не видит – очень весело!"
Влюбленный поэт отдавал ей 90% своих заработков, всё, что имел. И пока страну терзала смута и разруха, Лиля ездила в Европу "приодеться". Красиво жить ведь не запретишь?
Многие женщины не понимали, что же в ней находят мужчины. Лидия Чуковская говорила о Лиле: "Я видела её впервые в театре на "Продавцах славы", когда ей было едва 30 лет. Лицо несвежее, волосы крашеные, а на истасканном лице – наглые глаза".
"Меня поражало, – вспоминала М. Талова, – как эта маленькая, не обладавшая никакими талантами и, по моему мнению, вовсе не красивая, густо накрашенная женщина вертит этим громадиной Маяковским, будто спичкой".
Что же такое имидж Лили Брик?
Почему-то все статьи о ней сводятся к набившим оскомину цитатам про бельё, туфли и прочее. Неужели кто-то верит, что мужчина, увидев расчудесные чулки, влюбится без памяти? Все эти штучки Лиля просто любила и постоянно приобретала, но для создания её имиджа они не играли роковой роли.
Имидж – это умение пленять людей, запечатлеться в их памяти, не слиться с серой толпой. У Лили было много подруг, любивших одеваться во всё французское и английское, но толку? Взять, к примеру, её сестру Эльзу, которая жила в Париже, потом в Лондоне и обладала замечательным вкусом. Лиля постоянно писала ей с просьбами прислать что-нибудь. Но почему-то красивые заграничные вещи не сделали Эльзу женщиной с таким же сильным имиджем.
Ох, Лиля, Лилечка! Эта женщина умела жить играючи, как будто судьба рассыпала к её ногам лепестки роз и бриллианты. В ней чувствовалась какая-то чертовщинка, загадка, притягивающая, словно магнит. Взять хотя бы её знаменитое признание, которое она как-то обронила в разговоре с Василием Катаняном-младшим. Она делилась секретом покорения мужских сердец, и в её словах звучала ирония и знание жизни: нужно внушить мужчине, что он гений, непризнанный другими, разрешить ему то, что дома запрещают, например, курить без ограничений или отправляться в путешествия, куда душе угодно. И, конечно, добавить щепотку волшебства в виде хорошей обуви и шелкового белья – как вишенку на торте!
Но вся соль в том, что эти платья, костюмы, украшения – это лишь оправа для бриллианта. Представьте себе эти же наряды на ком-то другом. Не было бы того же эффекта, той магии, которая исходила от Лилии.
Ведь, по сути, это всего лишь имидж! Обаяние, то, что заставляет замирать сердца – это манеры, взгляд, настрой, то, как человек ощущает себя в этом мире. А наряды, макияж, обувь, даже самое изысканное нижнее белье – это лишь 10% того, что мы сейчас назвали бы личным брендом Лили Брик. Десять жалких процентов!
Вот что она пишет Осипу из Лондона, словно играючи жонглируя понятиями роскоши и необходимости: "Раз уж я в Москву неизвестно когда попаду, а вы, наверно, совсем обносились, то шейте костюмы! Только, Осик, не завидуй Володиной подкладке, у тебя она гораздо лучше и дороже! Для Володика такой просто не нашлось… Аннушка рада юбке, и я счастлива! Привезу ей ткани на жакет, чтобы получился целый костюм. Я свои старые вещи распродала и на вырученные деньги купила себе чудесное непромокаемое пальто, вязаный костюм, вязаное платье, пару шляпок, туфли, ботинки, ночные туфельки, починила свою старую шубу и купила несколько отрезов на платья и белье. Знаешь, тут все безумно дорого, но зато я вернусь в Москву настоящей королевой! Единственная беда – я ужасно растолстела! Здесь все объедаются, и я не отстаю!" (Середина января 1922 года).
И дальше, полная заботы и практичности: "Сейчас отправляю вам ткань и подкладку на костюмы. Осику – четыре аршина, Волосику – пять, хотя ему хватило бы и четырех с половиной. Остаток – пол-аршина – пойдет на две книги. А Аннушке – три аршина на юбку. Ткань для костюмов просто невероятная – английская! И пользуясь случаем, отправляю 10 фунтов сахара". (28 декабря)
А помните этот комичный эпизод с шубой? "С этой шубкой – двадцать два несчастья! Ворс уложили неправильно, и когда я впервые вышла в ней на улицу, то вызвала бурный восторг у пассажиров трамвая своими голыми коленками!". Представляете? Голые коленки на Новый год (а под килтом — красные чулки!) – и всё это в трамвае! В те самые 20-е годы, когда женщины даже не помышляли о том, чтобы носить юбки выше колен. Это была настоящая провокация!
А в день, когда был вынесен приговор о каких-то финансовых махинациях и разгульной жизни, в которой Лиля, по всей видимости, принимала самое активное участие, она преспокойно прогуливалась по Парижу и размышляла о том, не отправиться ли ей в Ниццу или Испанию. Они с Эльзой Триоле флиртовали, демонстрировали свои великолепные наряды от гениальной Надежды Ламановой на светских раутах и скакали с одной вечеринки на другую.
И раз уж мы заговорили о Ламановой, нельзя не упомянуть, что Лиля тесно сотрудничала с ней и заказывала у неё наряды. Надежда Ламанова была настоящей звездой в мире моды, её называли "русским гением элегантности". В период расцвета "Русских балетных сезонов" Дягилева она создавала костюмы для прима-балерины Тамары Карсавиной по эскизам Бакста.
Её клиентками были прима-балерина Большого театра Екатерина Гельцер, актрисы Мария Андреева, Вера Холодная, Мария Ермолова, Ольга Книппер-Чехова, жены банкиров, генералов и вся московская элита. До революции Ламанова была поставщицей императорского двора.
И раз уж мы упомянули Ламанову, то нельзя промолчать о самой Мадлен Вионне, законодательнице мировой моды! А Лиля Брик покупала у неё вещи от-кутюр! Это все равно, что сегодня скупить всю коллекцию Chanel и Armani.
Когда Лиля отправилась в турне по Европе, Маяковский отдал ей 25 тысяч долларов – огромные деньги по тем временам! – чтобы ей ни в чём не было отказа.
"Очень плохо, что ты не была у Вионне. Если деньги останутся, обязательно что-нибудь им отправь: 50, Av. Montaigne, Madeleine Vionnet. Paris. Mr. Louis Dangel". А потом, словно спохватившись, напоминает: "Нужно денег на квартиру Vionnet". Вот так Лиля Брик жила на широкую ногу, в то время как русские аристократы, бежавшие от революции, работали в Париже, кем придется, лишь бы прокормиться.
Возвращение из евротура было не менее эффектным. Она выплывала из поезда в роскошной беличьей шубе, а следом за ней, понуро опустив голову, шагал преданный Маяковский.
Время шло, мода менялась. В 1924 году Лиля Брик, находясь в Париже, решила обновить свой гардероб. После возвращения состоялась одна из знаменитых фотосессий, где Лиля предстала в новых нарядах. Она была любимой моделью известного фотографа Александра Родченко.
В 20-е годы в моду вошли костюмы из джерси и шерсти. И у Лили был точно такой же костюм! Современники часто вспоминали её именно в нём. "Уже в начале сентября, проходя по Столешникову переулку, я встретила Владимира Владимировича. С ним шла маленькая, очень элегантная женщина с темно-золотыми волосами в синем вязаном костюме. Маяковский смотрел в другую сторону, и я могла свободно разглядывать их", – вспоминал кто-то из знакомых.
А вот ещё одно упоминание о вязаном костюме от Натальи Рябовой. В то время в России такие костюмы еще никто не носил: "Так вот она какая, Л. Ю. Б.! Никогда ее раньше не видела, но почему-то сразу поняла, что это именно она".
В Париже Лиля накупила уйму туфель, часиков, носовых платков, шесть комплектов нижнего белья, сумочки… Да кто из нас устоял бы перед искушением потратить все деньги безумно влюбленного мужчины, да еще и в Париже? Вопрос риторический.
Дружба Лили Брик с Ивом Сен-Лораном стала поистине легендарной. Он боготворил и её, и Эльзу Триоле. Кутюрье даже создал костюм под названием "Глаза Эльзы", на котором по черному бархату фиолетовым и золотым бисером были вышиты ее удивительные глаза. Этот эпизод малоизвестен, в то время как история о зеленой шубке Dior и встрече с Сен-Лораном в Шереметьево кочует из статьи в статью.
Сен-Лоран был очарован Лилей с первого взгляда. Он сразу понял, что перед ним женщина элегантная, остроумная, свободная от советских стандартов. Индивидуальность! Они познакомились в аэропорту Шереметьево в 1975 году. Лиля летела в Париж на выставку Маяковского, а кутюрье возвращался из Токио. Среди унылой толпы толстых женщин в костюмах фабрики "Большевичка" он сразу выделил эту даму в зеленой норковой шубе от Dior.
Они сразу же нашли общий язык, и в Париже он начал приглашать её на свои показы, водил на выставки, прислушивался к её советам и даже назвал своего мопса кличкой, которую придумала Лиля – "Мужик". С тех пор модельер осыпал московскую знакомую подарками: преподнес ей свой новый аромат "Опиум", два браслета и целую коллекцию эксклюзивных нарядов: фиолетовые бархатные брюки, пояса из перьев, бордовое суконное платье, черное платье с тафтовым низом и бархатным жакетом.
Когда Лиля Брик умерла, её надушили "Опиумом" от Ива Сен-Лорана…
В Париже Брик была желанной гостьей в домах интеллектуальной, финансовой и богемной элиты. Её водили в знаменитые рестораны и угощали изысканными блюдами.
"Что удивительно в Лиле – это её голос и манера говорить. Голос – как струнный квартет. Её обаяние сверкает, как весна, но она не играет им", – писал Банье в журнале "Монд".
Пожалуй, только Рената Литвинова и Наталья Водянова могут похвастаться чем-то отдаленно похожим на такое признание в мире высокой моды и богемы. И уж точно не благодаря безупречному имиджу. Им обеим далеко до Лили Брик.
Лиля Брик определенно могла бы стать талантливым модельером, стилистом, имиджмейкером. Она прекрасно разбиралась в колористике и цветотипах, знала толк в тканях, фасонах и оттенках.
Алиса Ганиева писала:
"Стены в "кают-компании" (так называли столовую в квартире в Гендриковом) она придумала покрасить в синий цвет, чтобы на этом фоне её кожа казалась еще белее, а волосы – еще огненнее. Абажур над столом был обмотан прозрачной фиолетовой материей. Когда садились играть в карты и абажур опускался, фиолетовый свет оттенял белизну рук хозяйки. А её наряды… Наряды были её главным оружием.
В годы Гражданской войны, когда люди ходили в обносках, Лиля умудрилась соорудить себе платье из узбекской набойки и украсила его пуговицами из ракушек. Из портьеры с бахромой получилось невероятное пальто. Надежда Ламанова, создававшая костюмы для дягилевской труппы и обшивавшая императорских особ, как-то раз восхитилась платьем, которое Лиля сшила себе из ситцевых платков. Лиля отвезла Ламанову на дачу в Пушкино, сняла с себя платье и подарила звёздному модельеру".
А ещё они тесно сотрудничали и создавали прекрасные образы для парижской выставки.
Вообще, Брик была настоящей законодательницей мод во всём. Она первой надела то самое "голое" платье.
На фотографии Лиля позирует в платье, под которым нет белья, открывая взгляду смущенного зрителя очертания груди и лобка.
Есть и другая, еще более откровенная фотография, сделанная Осипом Бриком в конце 20-х годов. Лиля лежит на тахте совершенно обнаженная, повернувшись к фотографу спиной и глядя на него через плечо.
На её округлой попе заметен целлюлит. Но тогда об этом никто не знал и не боролся с этим явлением. Возможно, это и к лучшему?
Сегодня кто-нибудь наверняка назвал бы Лилю "некондицией" – любимое выражение Александра Васильева! – но это неправда. У неё красивый плоский живот, тонкие ноги и руки, нет жира на спине. Она гамин, миниатюрная женщина. На фотографиях она кажется крупной, но если посмотреть на неё рядом с Маяковским, то становится ясно, что она просто женщина-ребенок.
Она первой в Москве стала приглашать на домашние вечера тапера, первой из москвичек села за руль и получила водительские права. Что это говорит о её имидже? Это еще раз подтверждает её новаторство и смелость.
Она не просто любила новое, она дышала им, и это проявлялось во всем: в искусстве, в быту и, конечно же, в одежде. Её гардероб был полон тканей, расписанных дерзкими геометрическими узорами, плод таланта её близкой подруги Людмилы Поповой, художницы, чьи материи и модели одежды были настоящими произведениями искусства. Лиля, разумеется, была одной из первых, кто заказывал эти уникальные вещи. Я представила себе фотографию, сделанную Родченко, где Лиля позирует в золотом платье в стиле ар-деко, а голову её украшает косынка из той самой, неповторимой ткани.
Каждый раз, когда Маяковский собирался в заграничное путешествие, он получал от Лили внушительный список модных поручений. В голове у меня всплыл образец такого списка, датированный 1928 годом. Я почти слышала её голос, когда она диктовала: "В Берлине: Вязаный костюм № 44 темно-синий (не через голову). К нему шерстяной шарф на шею и джемпер, носить с галстуком. Чулки очень тонкие, не слишком светлые (по образцу). Дррр (речь о застежке-молнии)… — 2 коротких и один длинный. Синий и красный люстрин. 2 забавных шерстяных платья из очень мягкой материи. Одно очень элегантное, эксцентричное из креп-жоржета на чехле. Хорошо бы цветастое, пестрое. Лучше бы с длинным рукавом, но можно и голое. Для встречи Нового года."
Чулки… Ах, эти чулки! Они, казалось, преследовали её в каждом письме. В Советском Союзе достать шелковые чулки было почти невозможно, но на помощь приходила Эльза. Я представила, как Лиля пишет Маяковскому: "Скажи Эличке, чтоб купила мне побольше таких чулок, как я дала тебе на образец, и пары три абсолютно блестящих, в том смысле, чтобы здорово блестели, и тоже не слишком светлых. Купи еще штуки 3 других разных размеров."
По её эпистолярным поручениям можно было составить довольно полное представление о её базовом гардеробе и любимых марках косметики. "Элик, пришли мне длинные брюки (черные или темно-серые), чтоб можно было носить с любой кофтой, расширенные книзу, из легкой, немнущейся шерсти. Если к ним окажется длинная кофта, я не обижусь… Одежка моя и износилась, и до смерти надоела. Лучше всё черное. Мои, купленные шесть лет тому назад, — почти лохмотья, № 46. И несколько пар чулок," - читала я в одном из её писем.
А вот еще один список, который могла составить только она: "Купи мне, пожалуйста, два полувечерних платья (длинные) — одно черное, второе — какое-нибудь (если не слишком дорого, то что-нибудь вроде парчи, обязательно темной) и туфли к ним. Материи в этих платьях — позабавнее и туфли — тоже. Потом мне нужно 4 коробки моей пудры (телесного цвета); 3 губных карандаша Ritz — твоего цвета; румяна Institut de beaute — твой цвет (мазь, а не пудра); одороно; две очень жесткие рукавички (вроде вязаных); черные высокие ботики; чулки, конечно, — если хватит денег, то дюжину; шпильки рыжие — покороче; духи Gicky (герленовские духи «Jicky». — А. Г.); какую-нибудь забавную дешевую шелковую материю (темную, можно пестренькую, в цветочек) Жене на платье; булавки проспростые и крошечные английские; несколько косичек разных ниток; голубой блокнот с конвертами; мне два каких-нибудь платьишка для постоянной носки. Как видишь — список огромный, а денег мало! Скомбинируй как-нибудь."
И все мужчины, окружавшие её, баловали Лилю нарядами. Виталий Маркович Примаков, например, покупал ей буквально все, что она хотела. В одном из писем она призналась: "Хожу во всём твоём — с ног до головы. Я теперь самая элегантная женщина в Москве!"
А вот что она писала Эльзе Брик о макияже: "Губы, оказывается, надо мазать не очень жирной помадой, а помазав, промокать бумажной салфеткой. Тогда в морщинки не затекает. Возня."
В том же письме она делилась: "Копирую платье с фартучком — из черной шерсти. И если у тебя есть какая-нибудь темно-коричневая шапочка, которую ты уже не носишь, — пришли мне к коричневой шубке. Я купила себе новую шубку, красивую. <…> Посылаю тебе три пары наших нилоновых чулок. У нас они называются “капрон”. Они такие же прочные, как “нилон”. Не знаю, будешь ли ты носить их. Годится ли тебе цвет, качество? Если годятся — напиши, я еще пришлю. У вас сейчас, говорят, носят цветные?" Меня поразило, что Лиля высылала Эльзе из России нейлоновые чулки!
"Джикки" – её любимые духи от Герлена, классический аромат унисекс с восточными нотками. Я представила себе флакон, напоминающий медицинскую склянку с пробкой, как от бутылки шампанского.
Но главными украшениями, конечно, были кольца-печатки с инициалами «ЛЮБ» и «WM». Кольца, которые гипнотизировали многих, ведь они были подарком от самого Маяковского!
Лиля не только сама обожала наряжаться, но и любила дарить интересные вещички своим знакомым. Актриса Татьяна Васильева вспоминала: "Иногда она мне делала подарок. Чаще всего это были французские духи, названия которых я и не слышала. В очередной раз, кроме духов, она вручила мне сверток. В этом свертке была длинная юбка, явно дизайнерская, необычная, изысканная."
Лиля Юрьевна давала ей уроки этикета и хорошего стиля. "Танечка, очень неприлично носить шубу мехом вверх. Мех должен быть внутри," - говорила она. Именно у Лили Татьяна впервые увидела такую шубу — с виду как будто шелковый плащ, а когда его распахиваешь — внутри соболь.
Салоны красоты Лиля не жаловала. Косметички, маникюрши и педикюрши всегда приходили к ней на дом. Косметичка восхищенно рассказывала переводчице Юлии Добровольской, что кожа её постоянной клиентки даже в старости как будто светится изнутри. Актриса Алла Демидова вспоминала: "Она и в старости следила за собой. Помню ее волосы, бледное, тогда немного квадратное лицо, нарисованные брови и очень яркий маникюр, тонкие руки. Она почти всегда сидела и только невластно распоряжалась: “Васенька, у нас там, по-моему, плитка швейцарского шоколада осталась, давай ее сюда к чаю”."
Секрет разноуровневых Лилиных бровей раскрыла актриса Татьяна Васильева: "На Лиле Юрьевне надето платье в пол от Кардена, на руках — красный маникюр. Ярко-рыжие волосы, из которых она заплетала тоненькую косичку. Эту косичку венчал красный бантик. Если некому было сделать ей грим, то этот грим делала сама. Поскольку от возраста у нее дрожали руки, то получалось, что одна бровь летела вверх, другая была опущена. Зигзагом шел контур на губах. Но всё это не имело никакого значения, потому что ее выход к гостям был похож на выезд королевы."
А еще одной Лилиной "изюминкой" были волосы необычного янтарного цвета. Исполнительница романсов Татьяна Лещенко-Сухомлина записала в военные годы: "Яркая! Рыжая! Красивая!"
Лиля любила всё опрятное, яркое и красивое. У нее и дом был похож на дизайнерское гнездо: картины, автографы, расписные подносы, самодельная скатерть, лоскутная занавеска. В 1966 году она писала Эльзе: "Только что ушел от меня парикмахер, и волосы стали красивые. Первые дней 10 причесываюсь на пробор. Сзади — новая прическа: 2/3 волос заплетены в косу и сложены вдвое, остающиеся делают петлю и висят поверх косы. Всё это заколото большой кожаной английской булавкой, удобно и хорошо держится. <…> После парикмахера — кейфую. Лежу, ем жареные орешки и читаю “Женитьбу”."
Свою крашеную косу пожилая Лиля перевязывала шнуром или бантом — эту манеру она позаимствовала у жены французского переводчика Филиппа Ротшильда. "Скажи Полине, — обращалась она к сестре, — что я собезьянничала ее прическу. Мне к лицу, хоть и не по возрасту."
"У нее было интересное мышление, — рассказывал модельер Слава Зайцев. — Она прекрасно обсуждала коллекцию, очень значительно, профессионально. Есть люди, которые мямлят, а она оттачивала каждое слово. Но с Лилей Юрьевной я общался коротко, я был скромным парнем из Иваново и робел перед ней, понимая, что она — легенда. У нее была очень сильная аура, и поэтому она была закрытой для меня, я вел себя отстраненно. Она понимала свою значимость."
На каждом спектакле «Клоп» Маяковского в Театре сатиры она буквально лежала в первом ряду, в середине, — в чёрных касторовых брюках, в черной шёлковой блузе, волосы выкрашены в краснорыжий цвет и заплетены в косу, как у девицы, и эта косица лежит справа на плече, и в конце косицы кокетливый черный атласный бантик. Лицо музы, теперь уже мумии, набелено белилами, на скулах пылают румяна, высокие брови подведены сурьмой, и намазанный красный ротик напоминает смятый старый кусок лоскутка. Красивый вздорный нос. Бриллианты — в ушах, на костлявых и скрюченных пальцах изнывает от тоски несметное богатство в виде драгоценных колец.
Нередко зрелые женщины напрочь блокируют свой ресурс имиджа. Переедают, толстеют, теряют тонус из-за того, что не хотят нравиться всем налево и направо. У них нет мотивации. Вот и Лиля старела очень нервно, тяжело, и это можно понять: имидж — её главный инструмент и опора. В 40 лет она начала полнеть, переживала, старалась меньше есть.
Лидия Гинзбург писала: "Лиля Брик уже почти откровенно стареющая, полнеющая женщина. Она сохранила исторические волосы и глаза. Свою жизнь, со всеми её переменами, она прожила в сознании собственной избранности и избранности своих близких, а это дает уверенность, которая не дается ничем другим. Она значительна не блеском ума или красоты (в общепринятом смысле), но истраченными на нее страстями, поэтическим даром, отчаянием."
В последние дни она настолько поскучнела, что впервые в жизни перестала смотреться в зеркало. Для дамы, никогда не выходившей из спальни ненакрашенной и в халате, — нонсенс.