Стаканчик с недопитым чаем давно остыл. Нина рассеянно водила пальцем по запотевшему окну, рисуя невидимые узоры. За окном лил дождь, тяжёлые капли барабанили по жестяному карнизу, создавая унылую мелодию. Небо затянуло серыми тучами, словно сама природа оплакивала то, что случилось.
Телефон на столе завибрировал — звонила младшая дочь, Катя.
— Мам, ты как? — в голосе слышалось беспокойство.
— Нормально, — Нина попыталась ответить бодро, но голос предательски дрогнул. — Просто устала немного.
— Я после работы заеду, ладно? Суп тебе привезу. Ты же опять ничего не ела, да?
— Да ладно тебе, — Нина слабо улыбнулась. — Не маленькая уже, сама справлюсь.
— Мам, — Катя вздохнула в трубку, — ты же знаешь, я волнуюсь.
Повесив трубку, Нина снова уставилась в окно. Дождь не прекращался. Третий день лил как из ведра, размывая дорожки у подъезда. Третий день, как она вернулась из больницы. Третий день, как отца не стало.
Всё случилось так внезапно. Сердечный приступ, «скорая», реанимация. Три дня между жизнью и смертью, и вот — тишина в квартире, где ещё недавно раздавался его глуховатый голос, звучали любимые пластинки на старом проигрывателе.
Когда отца увезли на «скорой», она была на работе. Позвонила соседка — та самая Анна Степановна, что всегда кормила бездомных кошек у подъезда и знала всё про всех.
— Ниночка, твоего папу только что увезли, — затараторила она в трубку. — Я в окно видела, «скорая» приехала. Говорят, сердце прихватило.
Нина тогда сорвалась с работы, даже не объяснив ничего начальнице. Потом были эти три бесконечных дня в больнице, ожидание в коридоре, разговоры с врачами. Отец то приходил в сознание, то снова погружался в забытье.
В последний день, когда ему ненадолго стало лучше, он попросил принести из дома свои часы. Старые, потёртые, с потемневшим циферблатом. Дедовские ещё.
— Понимаешь, дочка, — сказал он, с трудом выговаривая слова, — эти часы дед мне передал перед смертью. Сказал, чтобы я всегда помнил: время — самое ценное, что у нас есть. И чтобы я передал их своему сыну. Принеси их, ладно?
Нина кивнула. Она помнила эти часы с детства. Отец редко их надевал — берёг. Доставал только по особым случаям: на её выпускной, на свадьбу, на рождение внуков. И каждый раз рассказывал одну и ту же историю — как дед получил их за спасение командира на войне.
Часы лежали в маленькой шкатулке на комоде, в отцовской спальне. Нина нашла их сразу же, как вернулась домой. Положила в сумку, чтобы не забыть взять в больницу на следующий день.
Но следующего дня для отца уже не было. Ночью ему стало хуже, и к утру сердце остановилось. Когда Нина приехала в больницу, отца уже не было в палате. Только смятая постель и стакан с недопитой водой на тумбочке.
Прошло два дня, наполненных хлопотами. Документы, похороны, поминки. Нина держалась, не позволяя себе расклеиться. Плакала только ночью, когда никто не видел.
А потом вдруг вспомнила про часы. Отцовские, дедовские. Родовая реликвия, которую он так хотел передать своему сыну — её брату Сергею.
Сергей приехал из другого города только на похороны. Высокий, подтянутый, в дорогом костюме. С отцом они не общались последние годы — какая-то старая обида, о которой никто толком не говорил. Сергей держался отстранённо, почти не разговаривал с сёстрами. Только распоряжался на похоронах, словно главный.
После поминок он уехал первым, сославшись на срочные дела.
— Да ладно, что ты как чужой, — попыталась остановить его Нина. — Посиди с нами. Вспомним папу.
— Извини, не могу, — отрезал он. — Мне ещё вещи его из больницы забрать надо, и на поезд.
Вещи из больницы. Точно. Там же должны быть отцовские вещи — те, в которых его увезли на «скорой». Пиджак, рубашка, брюки. Тапочки домашние, потрёпанные, с протёртой подошвой.
Нина вдруг вспомнила о часах в своей сумке. Она так и не успела отдать их отцу.
— Сергей, подожди, — окликнула она брата. — У меня папины часы. Он хотел, чтобы они тебе достались.
Брат обернулся, вопросительно подняв бровь.
— Какие часы?
— Дедушкины. Помнишь, старые такие, в шкатулке лежали? Он мне за день до... — Нина запнулась, — перед смертью просил их принести. Сказал, что они для тебя.
Сергей помолчал, словно что-то обдумывая.
— Хорошо, давай, — наконец сказал он. — Я сейчас в больницу. Заберу всё сразу.
Нина торопливо достала из сумки шкатулку с часами.
— Вот, держи. Папа очень дорожил ими. Говорил, что дед...
— Да, я помню эту историю, — прервал её Сергей, небрежно сунув шкатулку в карман пальто. — Ладно, мне пора.
Он ушёл, не оглядываясь. А Нина стояла в дверях, глядя ему вслед. Почему-то стало неуютно, словно она сделала что-то не так. Словно не должна была отдавать часы вот так, второпях, как ненужную вещь.
Вечером, когда все разошлись, Нина убирала со стола. Звякали тарелки, пахло несвежей едой и застарелым табачным дымом — отец всегда курил в форточку, но запах въелся в стены, в шторы, в мебель.
Мысли крутились вокруг часов. Правильно ли она поступила? Что если отец имел в виду что-то другое, когда просил их принести? Может, он хотел просто посмотреть на них в последний раз? Или сказать что-то важное, связанное с ними?
Нина помотала головой, отгоняя эти мысли. Нет, отец сказал ясно: «Передай сыну». И она выполнила его последнюю просьбу. Всё правильно.
Утром следующего дня ей позвонила медсестра из больницы.
— Вы Нина Петровна, дочь Сабурова Петра Ильича? — спросила она официальным тоном.
— Да, это я, — Нина напряглась. Неужели что-то с документами?
— Вчера ваш брат забрал вещи вашего отца. Но он оставил расписку только за одежду и документы. А ценные вещи — часы и кольцо — остались не забранными. Вы не могли бы подъехать в больницу?
Нина замерла с трубкой в руке. Часы? Какие часы? Ведь дедушкины часы она отдала Сергею.
— Какие часы? — переспросила она севшим голосом.
— Наручные, старые такие, на кожаном ремешке, — пояснила медсестра. — И обручальное кольцо. Мы их в сейфе храним.
Сердце пропустило удар. Дедовские часы. Те самые. Выходит, они всё это время были у отца в больнице? Но как? Он ведь никогда не носил их просто так.
— Я... я сейчас приеду, — пробормотала Нина и положила трубку.
В больничном коридоре пахло хлоркой и лекарствами. Нина шла за медсестрой, чувствуя, как подкашиваются ноги. В голове крутились обрывки мыслей.
Значит, отец был в часах, когда его увезли на «скорой». Может, чувствовал что-то? Предчувствовал, что уже не вернётся домой, и надел самое ценное?
И что же тогда за часы лежали в шкатулке на комоде? Которые она отдала Сергею?
Медсестра открыла сейф, достала маленький пакетик.
— Вот, распишитесь здесь, — она протянула Нине бланк.
В пакетике лежали старые наручные часы с потемневшим циферблатом и стёртым кожаным ремешком. И простое обручальное кольцо — отцовское, которое он не снимал никогда с тех пор, как не стало мамы.
Нина смотрела на часы, не веря своим глазам. Те самые. Дедовские. С маленькой царапиной на боковой стороне и едва заметной гравировкой внутри.
— Спасибо, — сказала она медсестре, пряча дрожь в голосе.
По дороге домой в голове крутился один и тот же вопрос: что за часы тогда лежали в шкатулке? И почему Сергей не сказал ей, что забрал не все вещи из больницы?
Дома Нина первым делом бросилась к комоду. Открыла верхний ящик, где отец хранил документы и ценные вещи. Там, в глубине, под старыми фотографиями, она нашла ещё одну шкатулку — почти такую же, как та, что она отдала Сергею.
В шкатулке лежали часы. Не дедовские, а почти точная их копия. Только новее и с другим клеймом на обороте. Нина перевернула их — никакой гравировки внутри не было.
Она опустилась на кровать, сжимая в одной руке настоящие дедовские часы из больницы, а в другой — копию из шкатулки.
И тут её осенило. Конечно! Отец давно говорил, что хочет купить похожие часы для Сергея. «Чтобы у обоих сыновей было что передать дальше», — объяснял он. Сергей был старшим, а младший брат Нины, Кирилл, давно жил за границей и не поддерживал связь с семьёй.
Значит, отец всё-таки купил эти часы. И положил в такую же шкатулку, как та, в которой хранились настоящие.
Но почему тогда он просил принести настоящие часы в больницу? Хотел сам решить, кому что отдать?
Нина набрала номер Сергея. Гудки шли долго, никто не отвечал. Наконец, на том конце взяли трубку.
— Да, — голос брата звучал нетерпеливо.
— Сергей, это Нина, — она старалась говорить спокойно. — Ты забрал папины вещи из больницы вчера?
— Да, забрал, — в голосе слышалось раздражение. — А что?
— Всё забрал? И часы тоже?
Пауза.
— Какие ещё часы? — наконец спросил Сергей. — Ты мне вчера часы отдала. Дедовские.
— Нет, Сергей, — Нина сглотнула комок в горле. — Я ошиблась. Те часы, что я тебе дала, — это копия. Папа, видимо, купил их для тебя. А настоящие дедовские часы остались в больнице. Я только что их забрала.
Снова пауза, более долгая.
— И что ты хочешь? — голос брата стал холодным.
— Может... — Нина замялась, — может, поменяемся? Ты же знаешь, как папа дорожил дедовскими часами. Он хотел, чтобы ты их получил.
— Слушай, — Сергей вздохнул, — я уже в поезде. И часы эти... они уже у меня. Мне они дороги как память. Давай не будем сейчас об этом, ладно? Я позвоню позже.
— Но Сергей...
— Всё, мне пора, — и он повесил трубку.
Нина сидела, глядя на телефон в руке. Внутри всё дрожало от обиды и разочарования. Она ведь не просто так хотела настоящие часы. Дело было в памяти. В связи поколений. Дед — отец — сын. И она, дочь, звено в этой цепочке, которая должна была передать эстафету дальше.
Дождь за окном усилился. Капли барабанили по карнизу, словно отбивая похоронный марш.
Настоящие дедовские часы лежали перед ней на столе. Старые, с потёртым циферблатом. С историей, которую отец так любил рассказывать. С тихим, успокаивающим тиканьем.
Позже, вечером, когда пришла Катя с кастрюлей горячего супа, Нина рассказала ей всё.
— Мам, да брось ты, — Катя махнула рукой. — Ну, подумаешь, часы. Главное, что память о дедушке и прадедушке осталась. Какая разница, у кого какие часы?
— Дело не в часах, — тихо ответила Нина, глядя в окно. — Дело в том, что я не выполнила папину последнюю просьбу. Он хотел, чтобы настоящие часы достались Сергею. А я всё перепутала.
— Да ты откуда знаешь, чего он хотел? — Катя потёрла озябшие руки. — Может, он как раз и хотел, чтобы копия досталась дяде Серёже. Они же с дедом не особо ладили последнее время.
Нина покачала головой. Нет, отец был человеком принципа. Если сказал «передай сыну», значит, имел в виду именно настоящие часы. Фамильную реликвию.
— Знаешь, давай я дядю Серёжу наберу, — предложила Катя. — Объясню ситуацию. Он же должен понять.
— Не надо, — устало ответила Нина. — Я сама разберусь.
Но она знала, что не позвонит брату снова. Гордость не позволит. Да и что толку? Сергей ясно дал понять, что возвращать часы не собирается. Он всегда был таким — если что-то решил, переубедить невозможно.
Несколько дней спустя Нина перебирала отцовские вещи. Решала, что оставить на память, что раздать, что выбросить. Старые рубашки, потёртые джинсы, свитера с растянутыми рукавами. Жизнь человека, уместившаяся в нескольких картонных коробках.
В кармане одного из пиджаков она нашла сложенный вчетверо листок. Развернула — это было письмо. От Кирилла, младшего брата, живущего за границей. Датировано прошлым годом.
«Папа, прости, что долго не писал», — начиналось оно. — «У меня всё хорошо. Жена, двое детей. Работа тоже неплохая. Часто вспоминаю наш дом, тебя, сестру. Жаль, что так вышло с Сергеем. Я знаю, ты хотел передать ему дедовские часы. Но, может, он ещё одумается? Пятнадцать лет не разговаривать с отцом из-за какой-то глупой ссоры — это слишком. Я бы приехал, но сам знаешь, с визой сложно. Да и денег на билет пока не накопил...»
Нина опустила письмо. Пятнадцать лет. Сергей не разговаривал с отцом пятнадцать лет. И отец всё равно хотел передать ему главную семейную реликвию?
В дверь позвонили. На пороге стоял почтальон с заказным письмом. От Сергея.
Нина открыла конверт дрожащими пальцами. Внутри лежал листок, исписанный знакомым размашистым почерком.
«Нина, я подумал и решил, что ты права. Эти часы должны остаться в семье, передаваться от отца к сыну. У меня нет детей и уже не будет — возраст не тот, да и семьей я не обзавёлся. А у тебя сын есть. Пусть часы достанутся ему. Только не говори, что они от меня — пусть думает, что это от деда. Так будет правильнее. И ещё — я не забрал папино кольцо из больницы специально. Подумал, что ты захочешь его оставить. Прости, что не сказал сразу».
Нина перечитала письмо дважды. Неужели Сергей решил вернуть часы? Но в конверте ничего больше не было.
Она перевернула его, потрясла — пусто. Только письмо.
Телефон Сергея не отвечал. Ни в этот день, ни на следующий. Через неделю пришло короткое сообщение: «Извини, часы отправлю позже. Сейчас не могу — командировка».
Шли недели, месяцы. Нина то и дело проверяла почту, ждала посылку. Иногда звонила брату, но чаще всего трубку не брали. А если разговор и случался, Сергей всегда находил отговорки, почему не может отправить часы именно сейчас.
Настоящие дедовские часы, те, что она забрала из больницы, Нина положила в шкатулку и спрятала в ящик комода. Доставала редко — только показать сыну, рассказать историю о прадеде, о войне, о спасённом командире.
Она так и не рассказала сыну о подмене часов. Зачем бередить старые раны? Зачем объяснять запутанные отношения взрослых, которые не могут разобраться с простыми вещами?
Письмо Сергея Нина хранила в той же шкатулке, что и часы. Перечитывала иногда, пытаясь понять, почему брат так и не вернул то, что обещал. Что заставило его передумать? Или он с самого начала не собирался отдавать копию?
Настоящие дедовские часы остались у неё. Но каждый раз, когда она смотрела на них, внутри что-то щемило. Словно она украла их у брата, у отца, у деда. Словно нарушила какой-то важный, неписаный закон.
Копия часов, которую брат забрал из больницы, так и не вернулась в семью. Иногда, в тяжёлые минуты, Нина думала: а что, если это были не просто часы? Что, если в них был какой-то секрет, о котором знали только мужчины в их семье? Что, если отец хотел передать Сергею что-то большее, чем просто старинный механизм?
Теперь этого уже никто не узнает. Отец унёс свои тайны в могилу. Сергей замкнулся и отдалился ещё больше. А Нина осталась с часами, которые должны были уйти, но остались, словно неприкаянные души, не нашедшие покоя.
Дедовские часы тикали на комоде, отсчитывая минуты новой жизни — жизни без отца, без связи с братом, без понимания, что же произошло на самом деле в тот дождливый день, когда брат забрал вещи отца из больницы.
❤️❤️❤️
Благодарю, что дочитали❤️
Если история тронула — не проходите мимо, поддержите канал лайком, подпиской и комментариями❤️