Небольшое, но важное вступление
Сегодня день Великой Октябрьской социалистической революции, события, которое направило тысячелетнюю Россию на новый, нежданный для нее путь, по которому она неустрашимо пошла, почти не оглядываясь назад.
Для меня это – трагическая дата, которая знаменует собой исторический слом древней русской цивилизации, принесший огромные страдания моему народу. Но я совершенно не хочу сегодня вдаваться в политическую полемику, понимая и сочувствуя людям, для которых этот праздник – светлый день, полный воспоминаний, радости и чувства единения. Пути Господни неисповедимы – если что-то произошло по Его воле – значит так и должно было быть.
Тем не менее, в связи с этим событием, хочется вспомнить вечный шедевр Сергея Эйзенштейна и Григория Александрова – фильм Октябрь, который был снят в честь первого десятилетнего юбилея Октябрьской революции в 1927 году.
Фильм, безусловно, требует отдельного внимания к истории его создания, личностям самих Сергея Михайловича и Григория Васильевича, а также к музыке Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, который написал ее к одной из последних редакций фильма. Но для этого я обязательно напишу как-нибудь отдельную статью. Сегодня я хочу сосредоточиться на самом фильме и написать по нему рецензию, осмысляя, как он смотрится 98 лет спустя его создания.
Монтаж трагических судеб
Октябрь стал для Эйзенштейна фильмом-закреплением: если Стачка и Броненосец Потемкин – это шедевры, но шедевры молодого режиссера, который ищет свой путь в совершенно новом искусстве, то вместе с Октябрем приходит и осмысление этого искусства, а также самого себя как его новатора. Октябрь показывает квинтэссенцию ранних концепций Эйзенштейна, в первую очередь – монтажа аттракционов.
Метрический и ритмический монтаж
С самых первых кадров, фильм наполняется метрическим и ритмическим монтажом, где длина кадров и ритм их повествования, а также их драматургическая наполненность должны вызывать у зрителя определенные эмоции, в данном случае – восторженные. Ликование толпы рабочих и крестьян, плетьми разрушающих память о прежних днях – памятник Александру III у Храма Христа Спасителя в Москве перетекает в ликование тех, кто праздновал Февральскую революцию за год до этого: интересно, как одна сцена соединяет другую через крупный план ритмично раскачивающегося кадила, которое создает ощущение торжества.
Эйзенштейн и Александров вообще много внимания уделяли крупным планам. В это время в кино этот прием был довольно новым и активно использовался молодыми советскими режиссерами, которые, собственно, и закрепили его как один из «базовых» операторских приемов в мировом кинематографе.
С помощью этого приема режиссеры создавали психологическую глубину своим фильмам, так как лицо человека или даже крупный план какого-либо предмета может сказать гораздо больше, чем любая хорошо поставленная экспозиция кадра.
С этой точки зрения в Октябре очень красноречивой сценой становится сцена танца, которая начинается с крупных планов кинжалов, опускаемых в ножны в знак мира. Затем постоянно нарастающий темп танцующих, состоящий из сменяющих друг друга крупных планов ног, лиц, хлопающих ладоней – доводит эту сцену до экстатического чувства единения, человеколюбия и братства. Интересно, что это чувство одновременно противопоставляется «упадническому» миру Керенского, трусливо вжавшегося в кушетку.
Тональный монтаж
Другой характерной частью Октября становится монтаж тональный. Это прием, который Эйзенштейн развивал еще с Броненосца Потемкина, когда эмоциональный окрас кадра, достигаемый затемнением, засветлением, туманностью или другими художественными приемами – придает показываемым событиям определенную чувственность.
Так, например, показательна сцена «Апрельских тезисов» Владимира Ильича, где сирые обездоленные рабочие люди находятся в трепетном ожидании Ленина. Помимо знакомых нам крупных планов и ритмического монтажа, здесь также важно то, что поначалу люди помещены в темные переулки, которые медленно застилаются снегом и освещаются лишь блеклыми фонарями, что отражает их чувство отчаяния.
Затем тональность меняется: становится больше света, планы меняются от крупных к общим, а толпа освещается сверху прожекторами. Это создает ощущение некой театральности, в том смысле, как будто зрители восторженно ожидают появление на сцене актеров. С появлением же Ленина, свет от прожекторов начинает быстро перемещаться по лицам и фигурам, монтаж ускоряется, поднимается ветер, раздувающий красные флаги – в общем постепенным раскачиванием темпа и динамикой экспозиции Эйзенштейн здесь снова добивается чувственного воздействия на зрителя – что является главной целью монтажа аттракционов.
Интеллектуальный монтаж
Наконец, еще одним важным элементом киноязыка Эйзенштейна становится интеллектуальный монтаж, когда сопоставление кадров или образов внутри сцен создают новые смыслы или новый чувственный опыт. Здесь интересен фрагмент сцены июльских дней, когда рабочие, ангажированные большевиками, организовали антиправительственные восстания.
Сочетанием исторических зданий Петербурга, его статуй, его императорской стати и красных флагов, манифестации, протестов – Эйзенштейн создает пространство, где прошлое встречается с будущим, создавая совершенно новое историческое движение целой цивилизации: памятник Суворову на Марсовом поле и статуи на Ростральных колоннах будто бы оживают, наблюдая за толпой и будто бы сами становятся участниками событий, неся за собой дух прошедших веков. Особенно бросается в глаза мимолетный кадр, когда в оконных стеклах трамвая отображается двуглавый орел – символ императорской власти. Здесь пока еще не чувствуется слом, не чувствуется конфликт: наоборот, каким-то странным образом, символы прошедших веков в своей динамике гармонируют с революционным движением, объединяясь с ним в одно целое.
Тот ли это «Октябрь»?
За счет своих новаторских приемов, Эйзенштейн хотел создать фундаментальную революционную пропаганду. Но так ли смотрится Октябрь сегодня? По-прежнему ли он воздействует на зрителей, как он воздействовал, когда его впервые показали на экранах? Мне кажется, что нет. Эйзенштейн создал нечто большее, чем просто фильм о революционной пропаганде. К моменту создания Октября, его развитие как художника, как автора, как режиссера – вышло за пределы осознания тех смыслов, которые он вложил в свое произведение, как бывает у всех мастеров своего искусства.
Посмотрите, например, как Эйзенштейн изобразил сцену ожидания перед Штурмом Зимнего дворца. С одной стороны – революционные солдаты, которые плывут на выходящей из тумана Авроры, сидят на плечах грозно смотрящей статуи, олицетворяющей Неву, а с другой – солдаты женского ударного батальона, фигуры которых повторяют фигуры статуй на Зимнем дворце – как вечные предвестники их красоты, стойкости и мужества. И третий герой этой сцены – сам город! Его сфинксы, мостовые и Петропавловская крепость, с которой он начинался – все замерло в дымке неуловимой судьбы.
И то, как это снято, не дает понять, на чьей стороне должны быть симпатии, фильм уже выходит за пределы симпатий и пропаганды. Эйзенштейн и Александров снимают здесь уже не просто фильм об Октябрьской революции, они снимают фильм об эпохальных переменах, о трагических судьбах, которые были и с той, и с другой стороны, о страшном, противоречивом времени неукротимой воли.
В какой-то момент ударницы выходят из карикатурного образа мужиковатых женщин, отстаивающих «буржуазные пережитки» и предстают перед нами хрупкими существами, нежная душа которых трепещет о былых днях умиротворения, мудрости и духа, заключенных в залах Зимнего дворца. В каждой статуе, в каждой росписи заключается вечная ценность человеческой жизни: любовь, прощение, вера, милосердие, сострадание, красота. И ударницы, при всей своей неуклюжести, являются последними защитниками этого мира перед яростной разрушительной стихией. Хотел ли Эйзенштейн показать их именно такими? Вряд ли. Но его творение уже ушло из его собственного контроля.
Кульминационной сценой является та, в которой один из солдат оказывается в покоях императорской семьи. Пока во дворце идут бои и разрушения, эта комнатка показана такой крохотной и смиренной, наполненной искренней христианской верой. Ошарашенный солдат замирает на несколько секунд, рассматривая образа святых и старинные фотографии Императора и Императрицы, которые такие спокойные в своей безмятежности, как тихий берег посреди всего этого бушующего океана человеческих страстей и похоти. И в глазах солдата видно, что он не может совладать с кротостью того духа, который его внезапно окружил. На какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас бросит свой штык и полный раскаяния уйдет в туман хаоса, никогда больше не появившись. Но он выбрал путь ненависти, пытаясь уничтожить то, что ему неподвластно, отдавшись стихии разрушительной ярости революционной толпы.
Фильм завершается торжественной победой социалистической революции и крупным планом перевернутого календаря, знаменующего, что пути назад уже нет – старый мир ушел, впереди только новый. Но должны ли мы и сегодня забывать тот старый мир?
Октябрь не дает однозначных ответов. Сегодня это уже не просто торжественный памятник Октябрьской революции, а символ стихийного времени трагических судеб. Символ переломных событий, в которых не было ни правых, ни виноватых. Символ столкновения древней красоты старого мира с пылом и яростью нового. Символ пространства, где радость будущего встречается с утратами прошлого.
Нам необходимо осознать события Октября как неумолимую веху тысячелетней истории России, во всей ее боли и отраде, печали и радости. Только приняв неделимость нашего пути – мы, наконец, сможем обрести наше будущее, не разрушая наше прошлое.
Полностью фильм можно посмотреть на официальном канале «Мосфильма» ВК.