Судьба военного — это всегда цепь случайностей. Моя началась с того, что в декабре 1993-го года я успешно проспал медкомиссию в распределительном пункте города Княжпогост. Проснулся от грубого толчка дежурного — в одиночестве на холодных нарах в казарме. Так, через сонную дурманную завесу, я был поставлен в строй резервный и определён в часть РВСН на 3-ем отделении Ухты, где ракет, вопреки логике, не было и в помине. Полгода службы пролетели в рутине, пока не грянул наш с Гонзиком самоход. Меня, как «залётчика», сняли с тёплого КПП и отправили в роту. Но бросить друга я не мог — и, решив, что раз уж попались вместе, то и отвечать будем вместе, по согласованию с командиром роты ,рванул на 120-й километр в тайгу, за своим напарником по самоволке. Но настоящая история, пахнущая порохом и страхом, ждала меня именно там, на том самом перевалочном пункте, затерянном на Тиманском кряже .
Нас завезли в эту глухомань в конце августа 1994-го, пока дорога ещё не окончательно раскисла. 120-й километр — перевалочный пункт, место, где формировались бригады для валки леса. Наша жизнь теперь была разбита на простые ячейки: четыре военных, три гражданских. Мы, срочники, ютились в бывшем гражданском доме, переделанном под казарму. Наше основное пристанище — гостиная метров в двенадцать, с диваном, столом, стульями и огромной русской печью, которая стала центром нашего маленького мира. Гражданские жили отдельно, в вагончиках-бытовках, а несколько офицеров, приставленных для контроля, предпочитали держаться от нас подальше — их «контроль» был чистой фикцией, они и нас побаивались.
Среди двух десятков гражданских резко выделялся Эдик. Лет 35, высокий, крепкий, как таёжный медведь, молчаливый. Он отбывал здесь исправительные работы вместо тюрьмы. Но стоило в его организм попасть «стимулятору настроения», как молчаливый великан превращался в настоящего демона. Дрался со всеми подряд, стрелял из ружья — в общем, веселился, как умел, основательно напрягая чувство самосохранения у окружающих. Его опасались все. Буквально все.
Мы же с ребятами, слегка поднакопив деньжат от продажи на рынке брусники и грибов, закупились разными вкусняшками и «шахматными» напитками. И вот, человек 8-10, мы весело проводили время в нашей гостиной перед распределением по бригадам. Воздух был густым от табачного дыма, тумана анекдотов и тёплых воспоминаний о доме. Всё это сопровождалось шипилявым залипающим голосом очень «весёлой» Татьяны Булановы из кассетного магнитофона.
И в самый разгар этой тёплой, почти домашней беседы... С оглушительным грохотом, от удара ноги снаружи, распахивается дверь. На пороге — Эдик.
«Вы охренели заставлять моего бойца Б....на собирать для вас бруснику! Он мне собирать будет!» — прогремел он, и его приклад вдребезги разносит магнитофон. Буланова, ощутив на себе всю опасность момента, навсегда исчезает из эфира. Почти сразу — выстрел.
Мы с Гонзиком сидели напротив. Я навсегда запомнил тот свист — картечь пролетела прямо над нашими головами, шевельнув волосы Гонзика. С моей головы сорвало кепку, и она, нелепо кувыркаясь, мирно приземлилась у стены. В тот миг время остановилось. Я почувствовал, как по спине побежали ледяные мурашки, а в горле застрял огромный, непроглотимый ком. Это был не страх, а первобытное, физическое осознание близости небытия.
Следующее, что я помню, — Резкий удар ногой Гизатулина Андрея снизу по стволу отправил второй выстрел картечи в потолок. И тут же, в следующее мгновение, произошло то, что, думаю, спасло тогда всех нас. Первично на Эдика бросились Леха Горюнов и Гизатулин Андрей — два самых крепких парня, будто сговорившись заранее. Их порыв был молниеносным. И буквально за секунды, на одном дыхании, подключились все остальные, взяв нежданного гостя в те самые "дружеские объятия", понимая, что в двухстволке более выстрелов ожидать не стоит. Усадив его на диван и зафиксировав ремнями и подручными средствами, демократическим, хоть и стремительным, голосованием решили — проводим до его жилища и запираем. Концерт окончен.
По пути кто-то в эмоциональном порыве, сквозь смех истерики, предложил искупать Эдика в речке Эшмес. Идею не поддержали, но фраза повисла в холодном воздухе, и я видел, как Эдик её запомнил. Взглядом.
На следующий день всех распределили по бригадам, и Эдик исчез из поля зрения. Ровно через месяц он встретил меня на территории части, посмотрел сквозь меня и бросил отчеканив: «Я запомнил каждого из ВАС!». Позже, после моего перевода в танковую дивизию в Чайковском, от прибывших сослуживцев я узнал жуткую новость: Эдик расстрелял четверых офицеров на 53-м километре в избе по военной дороге. Его поймали. И он уехал на ПЖ.
Философский вывод:
Тот вечер навсегда врезался в память не свистом картечи, а оглушительной тишиной, что повисла после выстрела. Тишиной, в которой ясно слышен хрупкий шепот судьбы. Мы все — просто шарики в рулетке жизни, где барабан крутит слепой случай. Один сантиметр, одно вовремя подставленное плечо, одно промедление — и билет в один конец мог бы оказаться у любого из нас. Эта история не о злодее Эдике, а о нас — мальчишках, которые в кромешном хаосе инстинктивно выбрали друг друга и этим, возможно, переписали свои судьбы. Случайность правит миром, но именно человеческая солидарность — та единственная нить, за которую можно ухватиться в его водовороте.
