С утра город был залит июльским солнцем — липы на проспекте пахли сладко и пряно, полуденный гул стоял над домами, а Светлана, привычно щурясь, спешила с рынка, таща в авоське картошку, сливы и горячий пирог — только из духовки, ещё дышит пряным жаром. Всё как всегда: продавщица Валя поздоровалась, пожали плечами над ценами, пожилой музыкант за гаражами опять выдувал свою "Катюшу" на аккордеоне — и, кажется, даже голуби его уже узнавали.
Очень хотелось отметить этот тёплый, неторопливый момент. Светлана вдруг подумала: а почему бы не устроить Виктору сюрприз? Заехать к мужу прямо на работу, навестить его, угостить домашним пирогом. Хоть и покупным. Пусть хоть увидит — жена не забыла, что у него сегодня сдача полугодового отчёта! О таких мужьях нужно заботиться, особенно сейчас, когда всё кругом меняется.
Она уже видела себя: войдёт в светлый вестибюль фабрики, улыбнётся девочкам-администраторам, встретит взгляд строгого начальника, который всегда кивал ей с уважением на корпоративных праздниках. Вот только теперь её шаги по двору обувной фабрики отдавались куда-то особенно широко — пусто, непривычно.
На вахте, как обычно, сидела Нина Ивановна — старенькая, с аккуратной челкой, всегда с вязанием.
— О, Светочка, привет! — глаза её заблестели, но одновременно в них мелькнула тень.
— Добрый день, Нина Ивановна! Я вот к Виктору пришла — Светлана приподняла тряпичный узелок с пирогом, улыбнулась исподлобья, — Может, кофе заварим?
Но Нина Ивановна замялась. Опустила глаза, спицы застучали чуть быстрее.
— Свет, а ты что, не знаешь?
— Чего? — Светлана вспомнила вдруг, как давно тут не была — всё Виктор объяснял, что "завал", мол, "лучше не отвлекать". Она ничего не раздумывала — мужу видней.
— Его. Ну, его же месяц как уволили. Сокращение, да. Говорили, с отчётами что-то не сходится. Но ты не переживай, он хороший, без работы не останется! — зашептала Нина Ивановна, явно смущённая.
У Светланы будто ноги ватные стали — весь июль, все эти дни он утром уходил, вечером возвращался с усталостью в глазах и тихой улыбкой. Что он делал? Куда уходил?
— Как — уволен? — прошептала она, сама себе не веря, — Нина Ивановна, вы не шутите?
— Ох, Светочка, ты зайди к нам попей воды, сядь.
Но Светлана, не слушая, выбежала на улицу. Пирог показался тяжёлым грузом. В голове крутилось только одно: зачем он ей солгал? Где он был всё это время?
***
Светлана плелась домой, не разбирая дороги. Всё казалось чужим: лавочки, прохожие, даже домашние двери, которые скрипнули ей навстречу, будто в первый раз за все двадцать пять лет. Она машинально зажгла свет в прихожей, присела — пирог осторожно поставила на табурет, руки застучали по коленям.
Сколько она так просидела — не сосчитать. За окном то ли дождик начал моросить, то ли солнце скрылось. Но ровно в пятом часу — как по часам — открылись двери. Виктор пришёл, по привычке снял куртку, бросил на крючок.
— Свет, привет! — голос обыденный, как всегда.
Она смотрела, как он расшнуровывает ботинки, аккуратно вешает зонт. Как будто ничего не случилось! Светлана вдруг ясно увидела — каждое его движение стало ей чужим, не своим.
— Привет — ответила тихо, пытаясь поймать его взгляд.
— Что-то ты сегодня какая-то сама не своя, — поддел он шутливо, проходя на кухню, — Ну-ка, чем тут пахнет? Пирогом? М-м... — он потёр руки, — Для меня?
Светлана села напротив, уткнулась в чашку.
Молчание затянулось, звякали ложки.
— Виктор, — наконец выдохнула она, — А как работа?
Он вздёрнул брови, сделал вид, что не расслышал сразу.
— Да всё как обычно. — пожал плечами, но взгляд отводит.
— Как обычно? — переспросила она, уже чуть жестче, — Значит, ты сегодня был на работе?
Он усмехнулся коротко и занялся пирогом.
— Да, Свет, что за допрос. Конечно, был, отчеты эти, комар носа не подточит.
— Я сегодня заходила к тебе, Виктор, — слова вырвались почти шёпотом, но жёстко, — На фабрику. С пирогом. Хотела порадовать.
Тишина.
Виктор опустил вилку, шумно сглотнул, поиграл плечами — как будто хотёл сбросить с себя невидимый груз.
— Ты ходила? — голос резко стал тише, будто испугался.
— Да. Знаешь, что мне сказали? — она сглотнула ком в горле, — Ты месяц уже не работаешь у них. Уволен. А я... Я, как дура, верила — ты ведь всё утаивал, будто всё как обычно!
Он надолго замолчал, перебирая крошки на скатерти. Плечи его обмякли.
— Свет, я. Не сейчас. Я объясню, правда. Потом. Просто слишком много всего навалилось, ну, правда! Не хотел тебя зря волновать.
— Волновать? — засмеялась она горько, — Так лучше внезапно, да? Виктор, что происходит? Почему ты мне не сказал?
Он поднял взгляд — усталый, виноватый, но упрямый.
— Слушай, Свет, ты только не нервничай. Я обещаю — объясню всё, только. Дай немного времени, ладно?
Светлана смотрела, как он морщится, как избегает её глаз, и вдруг поняла: это чужая боль, которую он ей не показывает. Хоть всё внутри сжималось от обиды и тревоги, ей не оставалось ничего, кроме как кивнуть.
— Ладно. Только, Виктор, не тяни, хорошо? Я устала гадать. Мне нужна правда.
Он молча забрал чашку, шумно включил кран. Пирог остался на столе неразрезанным — как немой укор: секрет, который у них теперь на двоих.
***
Прошло трое суток в гулкой, вязкой тишине. Светлана ходила по дому, словно по чужой территории: тише, мягче, не задевая взглядами стен, чтобы не рассыпаться. Виктор появлялся и исчезал — тоже, будто тенью: вставал рано, возвращался к закату, приносил с собой запах бензина, железа, чего-то «не домашнего».
Но вечером четвертого дня Светлана не выдержала. Она сидела у раскрытого окна, пытаясь ловить прохладный ночной воздух, а вместо этого слышала, как хлопнула за воротами калитка и по гравию зашаркали его ботинки.
Он сразу заметил её в полумраке.
— Ты чего, Свет?
Молчание, от которого становилось тошно.
— Вить, — она решилась посмотреть прямо, без страха, — Нам ведь жить вместе, понимаешь? Я всё придумаю себе, скорее, чем ты скажешь. Ты можешь мне сейчас всё рассказать?
Он опустился на табурет, уронив руки на колени, словно не знал, что делать с собой.
— Прости, Свет, долго тянул с этим.
— Говори, — мягко, но твёрдо.
Он выдохнул, будто нёс мешки, а теперь их сбросил.
— Меня уволили месяц назад. Сокращение, Света. Ничего сделать не смог. Просто всё — «до свиданья». Я думал, вот найду работу — и скажу. А вот так — не смог, струсил.
Слёзы наполнили глаза — и стыд, и облегчение.
— Ты зачем же один? — прошептала она, — Думал, я бы тебе не поверила? Я ведь твоя жена.
— Я боялся тебя расстроить. Всю жизнь чувствовал — ты на меня надеешься, как на скалу. А тут — сыплюсь. Не хотел, чтобы волновалась, чтобы — он сглотнул, — Чтобы видела меня слабым.
Она смотрела — впервые за годы увидела не просто мужа, а человека, такого же растерянного и потерявшегося. И ей стало стыдно: всегда ждала защиты, а сама давно не спрашивала — как он там, нужно ли ему плечо?
— Так куда ты ходил всё это время? — тихо.
— К Ивану, в гараж его. Он давно просил помочь с ремонтом машин. Помнишь, я ещё в молодости мечтал быть автомехаником? Так вот. Хожу, учусь, пытаюсь заработать хоть что-то. Вижу — это моё. Не офис, не начальники, а честная работа руками.
Светлана вдруг улыбнулась — сквозь слёзы, тепло, очень светло.
— Ну и ду-урень ты, Витя. Почему сразу не сказал? — Она взяла его ладонь: шершавую, чуть пахнущую машинным маслом.
— Потому что вчера всё было иначе. А сегодня хотя бы честно. Пусть и страшно.
Она сжала его пальцы крепко.
— Иногда не надо быть скалой, иногда можно быть просто рядом. Вдвоём легче, если не держать оборону друг против друга. Теперь я это понимаю.
Он коснулся её руки губами. За окном зашуршал ветер, и вечер вдруг стал похож на начало чего-то нового.
***
Наступили будни, в которых было много нового, но удивительно мало страхов. Утро начиналось не с тревоги, а с разговоров: простых, честных, будто кто-то снял глухую стену между Светланой и Виктором.
— Слушай, — задумчиво сказала Светлана за завтраком, намазывая чуть засохший хлеб остатками масла, — давай распишем — что нам обязательно, а без чего спокойно обойдёмся? Всё-таки теперь два рубля приходится на три тянуть.
— Вот ты правильно сказала, — кивнул Виктор, жуя. — Я вчера глянул наши счета. На мобильную связь точно можно сэкономить. И мясо брать не так часто. А машину только по делу, чтобы бензин не жечь зря.
— Я, знаешь, сходила сегодня в магазин напротив — объявление у них висит: требуется кладовщица. Не ахти что, но недалеко. Завтра на собеседование пойду.
Виктор поднял на неё глаза: в них была смесь гордости и легкой тревоги.
— Свет, оно тебе надо? Я как поднаберусь опыта, может, смогу больше брать заказов у Ивана. Говорят, осенью сезон шиномонтажа — заказов будет крутиться
— Надо! — засмеялась она, — Ты всю жизнь меня тянул, теперь моя очередь. Да и чего дома сидеть – только нервы себе мотать от безделья.
Он протянул руку через стол, осторожно коснулся её пальцев:
— Спасибо тебе, Света. Без тебя бы точно не справился. Даже не думал, что с тобой вместе как-то даже легче стало всё. Не страшно.
— Это всё оттого, что ты меня напугал, вот я и берусь за ум! — слукавила она, но глаза смеялись.
В тот день, когда её взяли на работу, Светлана принесла домой полный пакет хлеба и свежей картошки.
— Ну вот, теперь будем жить в четыре руки! — бодро объявила она, переступая порог. — А по субботам будем вместе обмывать законченные недели. Пусть не вином, так хорошим чаем.
Виктор взял у неё сумку, глядя с нежностью, которой в их жизни не хватало. Всё стало не так, как прежде, но появилось главное — ощущение, что вдвоём никакие перемены не страшны.
— Свет, знаешь. Я вот сейчас действительно счастлив, — негромко сказал он вечером, когда чай стыл между ладонями. — Я на работу иду — и сердце поёт. Сам себе хозяин, руки заняты делом. А ты — моя опора.
— А я — точно знаю, что с тобой пройду любую бурю. По-настоящему поняла.
Они сидели рядом — не просто муж и жена, а настоящие партнёры. Не из тех, кто жалеет только себя, а из тех, кто вместе ищет свет даже в самой долгой и мокрой грозе.
Спасибо, что дочитали до конца. Подпишитесь, чтобы не пропустить новые истории, которые выходят ежедневно
Рекомендую почитать: