Павел Сергеевич Орлов припарковал свой старенький, но надежный «Вольво» у резных ворот и с удовольствием вдохнул прохладный октябрьский воздух. Дача его старого друга, профессора Андрея Николаевича Ионова, была его убежищем от городской суеты. Здесь, среди сосен и тишины, время текло иначе — неспешно, как смола по стволу векового дерева.
Андрей Николаевич уже ждал его на крыльце, укутанный в свой любимый клетчатый плед. В свои семьдесят два он сохранил живой блеск в глазах и прямую осанку, которую не смогли согнуть ни годы, ни бесконечные часы в архивах и за письменным столом.
— Паша, здравствуй, дорогой! — радушно воскликнул он. — А я уже чайник поставил. Проходи, не мерзни.
Внутри потрескивал камин, пахло деревом, сушеными травами и старыми книгами. Этот запах был для Павла синонимом дружбы, которая длилась уже больше полувека. Они познакомились еще в университете: Андрей — на историческом, Павел — на физмате. Один погружался в пыльные манускрипты, другой — в стройные формулы. Эта разница и делала их беседы такими увлекательными.
— Что-то ты встревожен, Андрей, — заметил Павел, усаживаясь в глубокое кресло у огня. — В голосе слышу. Опять со своими академиками-консерваторами сцепился?
Андрей усмехнулся, наливая в чашки ароматный иван-чай.
— Хуже, Паша. Гораздо хуже. Боюсь, на этот раз я окончательно перешел в разряд городских сумасшедших. Но молчать больше не могу. Я позвал тебя не просто так. Мне нужен трезвый взгляд физика и скепсис старого друга.
Он сел напротив, и его лицо стало серьезным, почти торжественным.
— Помнишь, я последние лет двадцать копаюсь в шумеро-аккадской мифологии? Все эти таблички, клинопись, Энума Элиш... Все смеялись, мол, Ионов в старости ударился в сказки о богах, спустившихся с небес.
— Ну, не без этого, — мягко улыбнулся Павел. — Твои теории об Ануннаках, которые якобы создали человека как рабочего для своих золотых приисков... сам знаешь, звучат как сценарий для голливудского блокбастера. Ты знаешь сколько легенд и сказаний у разных народов. Что вы все к этим аннунакам прицепились. Ведь рядовая мифология, в ней нет никаких загадок.
— А что, если сценарий уже пишется? И мы все в нем — актеры, не знающие финала пьесы, — Андрей подался вперед, и его глаза в свете камина горели каким-то пророческим огнем. — Они возвращаются, Паша. И я могу это доказать!
Павел отставил чашку. Он ожидал чего угодно — жалоб на здоровье, споров о политике, но не этого.
— Кто «они»? Боги с Нибиру? Андрей, мы же не мальчики. Помнишь, как в 1999 ждали конец света, а в 2004 — прилёт пришельцев с Альфы Центавры, даже «Комсомолка» об этом трубила. А феномен 2012 не забыл? Я понимаю, что люди любят разного рода страшилки, кто-то всерьёз верит. Ну ты-то, профессор, куда полез?
— Именно потому, что не мальчики! — почти выкрикнул профессор. — У нас есть жизненный опыт, чтобы видеть то, чего не замечает молодежь. Мы помним, каким мир был тридцать, сорок лет назад. Скажи мне, как физик, тебя не удивляют изменения климата?
— Удивляют, конечно. Но есть же научные объяснения: парниковый эффект, промышленная деятельность человека...
— Чушь! — отрезал Андрей. — Это дымовая завеса. Все эти «зеленые» повестки, углеродные налоги... Это попытка найти простое, лежащее на поверхности объяснение тому, что имеет куда более глубокие корни. Климат меняется не по законам земной физики. Он меняется по чьей-то воле. Идет целенаправленная терраформация, подготовка планеты. Словно кто-то настраивает температуру в комнате перед приходом важных гостей. У меня есть графики, которые показывают аномальную составляющую.
Павел молчал, давая другу выговориться. Он знал этот блеск в глазах Андрея — так начинались все его самые безумные и самые интересные теории.
— В шумерских текстах, если отбросить поэтические метафоры, есть прямое указание: Ануннаки, «сошедшие с небес», не покинули Землю навсегда. Они ушли, оставив нас развиваться, но обещали вернуться, когда «три новые звезды воссияют в доме Ану». Я долго думал, что это. Астрономы ничего подобного не фиксируют. Но что если речь не о звездах в привычном понимании? Что если это энергетические маркеры, невидимые для наших телескопов, но ощутимые на ином уровне?
— На каком «ином» уровне, Андрей? — осторожно спросил Павел.
— На уровне планетарного сознания. На уровне магнитных полей, энергетических потоков. Посмотри, что творится с живой природой! Киты выбрасываются на берег целыми стаями, теряя ориентацию. Птицы сбиваются с миграционных путей, которыми пользовались тысячи лет. Пчелы, бабочки — целые популяции исчезают или меняют маршруты. Они все ориентируются по магнитному полю Земли. А оно сейчас... вибрирует. Оно нестабильно. Как будто кто-то водит гигантским магнитом над глобусом, и стрелка компаса у всего живого сходит с ума. Да время... Есть даже версия о том, что время стало течь по-другому.
Андрей встал и подошел к огромной карте звездного неба, висевшей на стене.
— Они не летят к нам на громыхающих железных кораблях, Паша. Это было бы слишком примитивно для цивилизации, способной пересекать галактики. Они влияют на нас издалека. Сквозь пространство и время. Они меняют фундаментальные константы нашей реальности, готовя плацдарм. Представь себе садовника, который живет в другом городе, но у него есть пульт дистанционного управления теплицей. Он может изменить влажность, температуру, освещение, не появляясь лично. Вот что происходит сейчас с Землей. Нашу «теплицу» готовят к приходу Садовников. Не надо ждать огней в небе или гигантских кораблей медленно летящих к Земле. Всё это оставим для фильмов и книг. Тут другое...
— Допустим, — медленно проговорил Павел, пытаясь облечь фантастическую идею в привычные ему логические конструкции. — Допустим, в этом есть доля истины. Когда? Когда ты ждешь этих... садовников?
— Расчеты, основанные на циклах, описанных в тех же текстах, указывают на период между 2030 и 2050 годами. Это не завтра, но по меркам истории — мгновение. И самое главное — не то, когда они прибудут, а зачем.
Павел почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий отношения к осенней погоде.
— И зачем же? За золотом, как ты говорил?
Андрей горько усмехнулся.
— Золото... Думаю, это была лишь примитивная трактовка древних людей. Они видели, как «боги» добывают некий ценный ресурс, и по своей аналогии назвали его золотом. Нет, им нужно нечто гораздо более ценное. Наш главный ресурс. То, что они сами когда-то посеяли.
Он сделал паузу, давая словам утонуть в тишине, нарушаемой лишь треском поленьев.
— Сознание. Они придут, чтобы «переформатировать» сознание человечества. Знаешь, как в семнадцатом веке Петр Первый прорубал окно в Европу? Насильно, через колено, ломая старые устои, чтобы вывести Россию на новый уровень. Бороды боярам рубил, вводил ассамблеи... Для многих это была катастрофа, конец света. А по факту — болезненный, но необходимый скачок в развитии. Также будет и у нас в скором времени. Многие не примут этот устой, общество может разделиться, религии падут от своей несостоятельности. Но, преодолев рубеж, мы выйдем на новый уровень.
— Ты хочешь сказать... — начал Павел, но Андрей его перебил.
— Я хочу сказать, что мы зашли в тупик. Войны, ненависть, экологические проблемы, которые мы сами же и создали, неспособность договориться... Мы как подростки в пубертате: сильные, энергичные, но глупые и склонные к саморазрушению. Возможно, наши «родители» решили, что пора вмешаться. Устроить нам коллективный апгрейд. Стереть старые программы вражды и эгоизма и загрузить новые. Представь мир без ненависти, без жадности, где каждый чувствует себя частью единого целого... Колыбельная для человечества, после которой оно проснется другим. В конце концов, кто-то должен сказать всем лидерам стран, что они заигрались с опасными видами оружия и человеческими судьбами. И сказать со стороны правды и силы, где те уже не смогут увиливать с ответами в подготовленных конференциях и новостях.
— Звучит как утопия. Звучит благородно. Я не спорю, что миром порой правят харизматичные безумцы, но не верю, что их остановят какие-то древние боги — покачал головой Павел. — Это же лишение свободы воли. Нас просто... перепрограммируют, как роботов. А любая утопия, насаждаемая силой, превращается в концлагерь. Мы потеряем себя. Потеряем право на ошибку, на страдание, на любовь в том виде, в котором мы ее знаем. Все, что делает нас людьми. Мы должны сами решить свои проблемы, иначе какой смысл в развитии?
— А что делает нас людьми, Паша? — тихо спросил Андрей. — Способность убивать друг друга за клочок земли или разный цвет кожи? Способность уничтожить собственный дом ради сиюминутной выгоды? Может, та человечность, за которую ты так держишься, — это просто баг в программе, который они собираются исправить? Ты не думал об этом?
Они замолчали. За окном стемнело, и на иссиня-черном бархате неба зажглись первые звезды. Камин почти прогорел, и в комнате стало прохладнее.
— Но всегда есть цена, — нарушил молчание Павел. — Ничто не дается даром. Если они дают нам новый мир... что они попросят взамен?
Этот вопрос повис в воздухе, тяжелый и без ответа. Это была суть всего разговора. Благодетели или захватчики? Спасение или порабощение?
— Этого я не знаю, — честно признался Андрей. Его плечи опустились, и на мгновение он снова стал просто старым, уставшим человеком. — В текстах об этом ни слова. Может, цена — это и есть наша свобода воли. А может, нечто иное. Может, мы для них — лишь урожай. Они посеяли, вырастили, а теперь пришло время жатвы. И что делают с урожаем? Его собирают и используют по своему усмотрению.
Он подошел к окну и прислонился лбом к холодному стеклу.
— Знаешь, я иногда смотрю на ночное небо и думаю... Мы всю жизнь ищем смысл, Бога, высшую справедливость. А что, если всё проще и циничнее? Что, если мы просто чей-то давно забытый эксперимент? Или, хуже того, ресурс. И срок аренды нашей планеты подходит к концу.
Павел встал и подошел к другу, положив ему руку на плечо.
— Даже если ты прав, Андрей... Что мы можем сделать? Два старика на даче под Москвой. Кому нужны наши старые бредни? Молодым нужен адреналин, а старикам покой. Так было всегда.
Андрей обернулся. В его глазах больше не было пророческого огня, только глубокая, вселенская грусть.
— Что сделать? Ничего. Абсолютно ничего. Кроме одного. Понимать. Не поддаваться панике, когда все начнет меняться по-настоящему. Не искать врагов среди себе подобных. А просто смотреть на звезды и знать, что мы не одни. И что наша история, возможно, только начинается. Пойдем, я покажу тебе кое-что в телескоп. В созвездии Ориона... кажется, там появилось что-то новое. Еле заметное. Как будто кто-то зажег три крошечных фонарика.
Они вышли на холодное крыльцо. Воздух был кристально чистым. Павел посмотрел на своего друга, который с мальчишеским азартом настраивал окуляр старого телескопа, и подумал, что, возможно, самая большая загадка Вселенной — это не далекие звезды и не древние боги, а душа человека, стоящего рядом. Душа, способная на такую безграничную веру и такое глубокое сомнение одновременно. И какую бы колыбельную ни готовило им будущее, сегодня они были вместе, два друга, две песчинки на берегу космического океана, вглядывающиеся в его темные, манящие волны. И в этом было свое, простое и незыблемое, спасение.
Спасибо за внимание! Лайк и подписка — лучшая награда для канала.