— Ты вообще меня слышишь, нет? — голос Тамары звенел так, что чашка на столе дрогнула. — Я спрашиваю: ты хоть раз подумал, что я чувствую?
Алексей поднял глаза от телефона, моргнул, как будто его выдернули из другого мира.
— Что ты опять начинаешь? — буркнул он, уткнувшись обратно в экран. — Нормально же сидели.
— Нормально? — Тома усмехнулась горько. — Ты три часа сидишь с этим телефоном, будто я тут мебель. Я разговариваю, а ты даже не слушаешь.
— Да что ты хочешь? — Алексей вздохнул, откинулся на спинку дивана. — Я на работе весь день с людьми, хочу тишины.
— Тишины? — повторила она. — А я, по-твоему, кто? Шум?
Алексей пожал плечами:
— Не начинай.
Слова эти у него как заклинание — «не начинай». Каждый раз, когда Тамара пыталась поговорить по-человечески, он отмахивался, как от надоедливой мухи.
Она замолчала. На столе лежали рулоны обоев — светлые, с мелким рисунком, которые она выбирала две недели. Всё сама: по каталогам, по сайтам, консультировалась, чтобы уютно, чтобы по-домашнему. Хотелось, чтобы им обоим было приятно здесь жить.
Но Алексей будто стену вокруг себя выстроил. Четыре месяца после свадьбы — и будто чужие.
Тома отвернулась, чтобы не показать, как защипало глаза.
— Ладно, — сказала она тихо. — Делай, как хочешь.
— Вот и отлично, — отозвался он, даже не подняв головы.
На улице стоял октябрь. Холод уже пробирался в подъезды, по утрам на окнах проступал лёгкий иней. Вечерами пахло дымом — кто-то жёг листья в садах. Тамара шла с работы, держа в руках сумку с продуктами. В голове — список дел: приготовить ужин, застирать скатерть, купить лампочку в прихожую. Всё как обычно. Только внутри всё больше нарастало ощущение, что живёт она не с мужем, а с соседом, который делит квадратные метры и холодильник.
Когда она зашла в квартиру, Алексей уже был дома. Телевизор гремел, на кухне стояла грязная посуда.
— Привет, — сказала она.
— Ага, — отозвался он, не оборачиваясь.
— Я купила мясо, думала, сделаю запеканку.
— Делай, если хочешь, — ответил он рассеянно.
Тома кивнула. "Если хочешь" — будто всё, что она делает, это её прихоть, а не забота.
За ужином молчали. Телевизор гремел, ложки звенели о тарелки. Тамара пыталась начать разговор: про отпуск, про ремонт, про друзей. Алексей кивал, не слушая.
— Лёш, — наконец не выдержала она, — давай хотя бы поговорим. Ты всё время молчишь.
— А что говорить? Всё нормально.
— Нет, не нормально! — она бросила вилку на тарелку. — Мы же почти не разговариваем!
Он поднял взгляд, медленно, с раздражением:
— Тамар, я устал. Отстань, пожалуйста.
Эти слова опустили её с высоты надежды прямо на дно.
Через неделю приближался его день рождения. Тамара готовилась, как к большому событию. Хотелось, чтобы муж почувствовал заботу, чтобы стало хоть немного теплее между ними. Она выбрала ресторан, заказала столик, представила, как они сядут рядом, как он улыбнётся, как скажет «спасибо».
Но вечером, когда рассказала ему о своих планах, всё пошло наперекосяк.
— Лёш, я нашла одно место — уютное, недалеко. Позовём родителей, друзей, посидим спокойно.
— Я сам решу, — оборвал он.
Тома не сразу поняла:
— Что значит сам решишь?
— Значит, не надо за меня всё планировать. Я сам знаю, где и как хочу.
— Я же просто... хотела помочь.
— Не надо помогать, — отрезал он.
Он пошёл в комнату, а она осталась стоять в коридоре, держа в руках телефон с открытым сайтом ресторана. На экране всё выглядело красиво, а в жизни — будто кто-то выключил свет.
День рождения устроили дома. Алексей настоял. С утра Тамара сновала по кухне, нарезала, жарила, убирала. Запах еды стоял густой, тяжёлый, как в праздничные советские времена. Алексей появился к обеду, в халате, сонный, довольный.
— Алёша, помоги хотя бы стол переставить, — попросила она.
— Сегодня? Нет уж, я именинник.
— А я что, повар в столовой? — не выдержала она.
— Ты же любишь всё это, — лениво усмехнулся он.
"Любишь..." Она посмотрела на него и поняла: он действительно считает, что всё это ей в радость — эти кастрюли, тряпки, подливки, уборка.
Гости пришли к вечеру. Тамара улыбалась, носила тарелки, подливала сок, следила, чтобы всем хватало. Алексей сидел во главе стола, шутил, громко смеялся. На жену не смотрел ни разу.
Когда всё закончилось, он зевнул:
— Я спать, — сказал просто. — Завтра уберёшь.
— Может, хоть немного поможешь?
— Потом, — буркнул он и ушёл.
Тамара осталась одна среди тарелок и обрывков салфеток. Посуду мыла молча, пока вода не остыла, пока руки не стали ледяными.
Прошло ещё несколько недель.
Однажды Тамара вернулась домой и застала Алексея среди коробок. На кухне стояли новая микроволновка, кофемашина, пылесос.
— Что это? — спросила она, снимая пальто.
— Купил, — ответил он с гордостью. — По скидке.
— Без меня?
— Ну а чего ждать? Я же не мебель покупал.
— Мы же договаривались такие траты обсуждать.
— Я обсудил. С собой, — хмыкнул он.
И снова — как в стену.
Томара вздохнула, убрала волосы за ухо и промолчала.
Следующим был случай с друзьями.
— Завтра Серёга с Димоном придут, — сказал Алексей вечером.
— Завтра? — переспросила она. — А предупредить заранее?
— Так вот, предупреждаю.
— У меня уборка, стирка, глажка. Я планировала день.
— Ну и занимайся. Мы не помешаем.
Она знала: «мы не помешаем» — значит, придётся накрывать на стол, потом мыть всё, как всегда. Но спорить было бесполезно.
На следующий день, пока из гостиной доносился мужской смех, Тамара сидела в спальне и гладила рубашки. Слышала, как Алексей громко говорил друзьям: «Да, жена у меня хозяйственная, не шумит, не лезет». От этих слов ей стало мерзко. Не лезет — будто это её главное достоинство.
Через пару недель она узнала, что муж купил путёвку. Случайно — услышала разговор по телефону.
— Лёш, это что за отпуск?
— Да, взял тур, всё включено, в августе.
— А я? Почему меня не спросил?
— А чего спрашивать? Тебе понравится. Море, солнце.
— Может, я другое хотела? Или в другое время?
Он пожал плечами:
— Ты вечно недовольна.
И пошёл, даже не дав договорить.
Тамара стояла, смотрела на закрытую дверь и думала: «Когда это всё началось? Когда я перестала быть ему интересна?».
Потом — ремонт.
Она поначалу обрадовалась: наконец-то что-то общее, совместное. Начала собирать образцы, рисовать схемы, подбирать цвета. Сохраняла картинки в телефоне, мечтала о спальне с мягким светом и простыми обоями.
Вечером среды, когда Алексей вернулся, он привёл с собой мать.
Ирина Павловна вошла, как к себе. Высокая, с идеально уложенной сединой, в пальто, будто из витрины.
— Ну что, дети, — сказала она, проходя в гостиную, — будем решать, как жить по-человечески.
Тамара растерялась:
— В смысле?
— В смысле, ремонт. Я всё продумала. — Свекровь достала блокнот. — Обои в спальне — бежевые, однотонные. В гостиной — тёмные, солидно. Кухню делаем светлой, без этих ваших глупых цветочков.
Тамара почувствовала, как внутри закипает.
— Подождите, Ирина Павловна, — осторожно сказала она, — а может, мы с Алёшей сами выберем? Всё-таки мы здесь живём.
— Не начинай, — перебил Алексей. — Мама разбирается.
— Да я не спорю, просто хочу обсудить...
— Обсудим потом, — холодно сказал он.
Свекровь подняла взгляд:
— Вот правильно сын говорит. Женщинам лучше не вмешиваться, где серьёзные дела.
Слова эти ударили, как пощёчина. Тамара вцепилась в край стола.
— А я думала, ремонт — это семейное дело, — тихо сказала она.
— Семья — это когда каждый знает своё место, — ответила свекровь. — Не обижайся, но дизайн — не женское.
Тамара открыла рот, чтобы возразить, но Алексей уже поддакивал:
— Мама всё правильно говорит.
И вот они сидят вдвоём, обсуждают цвета, плитку, мебель. А она — в стороне, будто случайно зашла.
С каждой фразой внутри росло что-то острое, колкое.
К вечеру, когда Ирина Павловна диктовала уже третий пункт про «гарнитур без излишеств», Тамара не выдержала.
— Алексей, — сказала она спокойно, но голос дрожал, — а я вообще имею право что-то решать в этом доме?
Он поднял взгляд, нахмурился:
— Имеешь, конечно. Но давай без капризов.
— Без капризов? Я просто хочу, чтобы моё мнение хоть раз послушали!
— Хватит устраивать сцену, — раздражённо бросил он. — Мы с мамой уже всё решили.
— Мы? — повторила она. — А я где во всём этом «мы»?
— В смысле? — он пожал плечами. — Ты же знаешь, я не люблю споры.
— Это не спор! Это мой дом! — выкрикнула она, наконец не сдержавшись.
Ирина Павловна поднялась, сложила руки на груди:
— Вот, сынок, говорил же я тебе — не слушай её. Молодые нынче все какие-то дерзкие.
Алексей встал:
— Тома, не начинай опять. Успокойся.
— Успокойся? После того, как меня выставили дурой в собственном доме?
Молчание. В воздухе запахло грозой, хотя за окном был сухой октябрьский вечер.
— В нашей семье, — медленно произнёс Алексей, — жена не должна устраивать скандалы.
Тамара посмотрела на него так, будто впервые видела.
— В нашей семье? — переспросила. — А это точно семья?
Он ничего не ответил. Свекровь фыркнула:
— Наговорится сейчас, потом пожалеет.
Тамара села, закрыла лицо руками. А внутри всё кричало: «Хватит».
Но слова застряли. Она понимала — ещё шаг, и мосты сгорят.
С улицы доносился шум автобуса, кто-то из соседей стукнул дверью. Время будто застыло. Тамара смотрела на мужа и думала: вот он, тот момент, когда всё решается. Или она снова промолчит — и останется тенью, или...
(плавный переход ко второй части)
Она подняла голову, выпрямила спину и тихо сказала:
— Знаешь, Лёш… — голос у Тамары был тихий, но в нём что-то изменилось. — Я устала молчать.
Алексей поднял глаза от чашки:
— Что?
— Устала, говорю. Сколько можно терпеть это всё.
— Опять началось… — пробормотал он и встал. — Мы же нормально разговаривали.
— Нормально?! — Тамара хмыкнула. — Это ты называешь нормально? Когда ты со мной разговариваешь, будто я тебе сотрудница в подчинении? Когда твоя мать решает, какие у нас будут обои? Когда я вкалываю с утра до ночи, а ты даже спасибо не говоришь? Это по-твоему, нормально?
Алексей нахмурился:
— Не передёргивай. Никто тебе плохого не делает.
— Да? — усмехнулась она. — А я каждый день себя уговариваю, что всё хорошо. Что ты просто устал. Что тебе тяжело. А по факту — тебе просто плевать.
Он повернулся к ней:
— Не ори, соседи услышат.
— Пусть слышат! Может, хоть они поверят, что я не сошла с ума!
Ирина Павловна стояла в коридоре, слушала, потом вошла, будто по команде.
— Что за цирк опять? Тамара, ты с ума сошла?
— Нет, Ирина Павловна, наоборот — вроде как в себя пришла, — ответила Тома, не повышая голоса. — Долго до меня доходило.
— Перестань говорить глупости, — резко сказала свекровь. — Женщина должна быть мягче. Терпеливее.
— Я терпела. Пять месяцев. А теперь хватит.
— И что ты хочешь? — вмешался Алексей. — Сцену устроить?
— Нет. Я хочу, чтобы ты хоть раз понял, что рядом с тобой живой человек, а не робот на кнопках.
Он усмехнулся, пошёл на кухню.
— Опять истерика. Всё, разговор окончен.
Тамара не пошла за ним. Стояла посреди комнаты, глядя на дверь кухни, и думала, как быстро человек может стать чужим. Ещё недавно они вместе выбирали кольца, смеялись, мечтали о детях. А теперь — тишина, раздражение и эта ледяная дистанция.
Она собрала со стола листы с набросками ремонта и, не глядя, бросила их в мусор.
— Тамар, ты что делаешь? — крикнула Ирина Павловна.
— Мусор убираю, — ответила она спокойно. — Всё, что мне навязали, — в помойку.
— Ты неблагодарная, — процедила свекровь. — Мы тебе добра хотим, а ты…
— Добра? — Тамара усмехнулась. — Ваше добро — это когда я молчу и делаю, как вам удобно. Нет уж.
И она прошла мимо, чувствуя, как внутри постепенно приходит странное спокойствие.
На следующее утро Тамара проснулась раньше. Алексей ещё спал. На кухне — тишина, пахло вчерашним кофе. За окном моросил мелкий осенний дождь. Всё вокруг выглядело так буднично, будто ничего не случилось.
Но в ней самой что-то изменилось окончательно.
Она села к окну, взяла блокнот и стала писать список. Не дел, не покупок — а вещей, которые хочет для себя. «Найти новую квартиру. Перестать бояться. Делать то, что хочу. Понять, кто я без него».
Писала, пока рука не затекла.
В одиннадцать проснулся Алексей.
— Чего ты рано встала?
— Дела.
— Какие ещё дела в субботу?
— Свои, — ответила она просто.
Он зевнул, пошёл умываться. На ходу сказал:
— Мама придёт сегодня, будет смету показывать. Не забудь купить к чаю что-нибудь.
Тамара посмотрела ему вслед.
— Не приду я на этот ваш совет.
— Что? — он обернулся.
— Я сказала, не приду.
— Опять за своё…
— Алексей, — она встала, подошла ближе. — Ты замечал вообще, что мы с тобой живём, как соседи? Ты своё, я своё. У тебя мама, друзья, работа — всё на первом месте. А я где во всём этом?
— Ты преувеличиваешь.
— Да я уже не знаю, как ещё сказать! — сорвалась она. — Я живу с человеком, который не смотрит на меня. Не слышит! Ты вообще понимаешь, каково это — когда тебя будто нет?!
Он отвернулся.
— Всё, хватит. У тебя просто настроение плохое.
Тамара усмехнулась.
— Настроение? Да это жизнь такая. С тобой.
Он махнул рукой:
— Делай что хочешь. Только без истерик.
— Вот и сделаю.
Он не понял. А она уже знала, что это не угроза — решение.
День прошёл как в тумане. Тамара собрала немного вещей — одежду, документы, косметику. Всё складывала аккуратно, без суеты, словно ехала в командировку.
Когда Ирина Павловна позвонила в дверь, Алексей был на кухне. Тамара открыла.
— А, ты дома, — сказала свекровь. — Ну что, смотрите, я распечатала дизайн-проект.
Тома кивнула.
— Замечательно. Только обсуждать будете без меня.
— В смысле?
— В прямом.
Она взяла сумку, надела куртку.
— Ты куда собралась? — всполошилась Ирина Павловна.
— К подруге.
— А Алексей знает?
— Сейчас узнает, — сказала Тамара спокойно.
Алексей вышел в коридор, увидел сумку.
— Это что за цирк?
— Никакого цирка. Просто я поняла, что дальше так нельзя.
— То есть ты уходишь?
— Да.
— Куда, к чёрту, ты уйдёшь? У нас ипотека, ремонт, планы!
— Это всё у тебя, Лёш. У меня — тишина и пустота.
Он шагнул ближе, голос стал жёстче:
— Не выдумывай. Переспишь с этим, и всё пройдёт.
— Нет, — сказала она. — На этот раз не пройдёт.
— Ты просто обиделась.
— Нет. Я наконец-то проснулась.
Ирина Павловна всплеснула руками:
— Ну вот! Я ж говорила, невестка с характером! Алексей, ты её упусти — потом локти кусать будешь!
— Мам, не лезь! — раздражённо бросил он.
— Да я ради тебя стараюсь! — крикнула она. — А она вместо благодарности — вещи собирает!
Тамара вздохнула:
— Знаете, а я вам обоим благодарна. Вы мне помогли понять, чего я больше не хочу.
И пошла к двери.
Алексей схватил её за руку:
— Стой.
— Отпусти.
— Не пойдёшь.
— Пойду.
— Тамар, не глупи. Ну куда ты сейчас? Осень, дождь, холод, ты куда вообще?
— Куда угодно, лишь бы не сюда.
Она выдернула руку и вышла.
На улице действительно моросил дождь. Ветер гнал по тротуару жёлтые листья. Тамара стояла под навесом у подъезда и чувствовала, как по щекам катится не то дождь, не то слёзы.
Она достала телефон, набрала подругу.
— Лен, можно к тебе? — голос дрогнул.
— Конечно, приезжай. Всё будет хорошо, — ответила та без лишних вопросов.
Пока ехала в автобусе, смотрела в окно. Проезжали знакомые улицы, серые дома, ларьки с шаурмой, бабушки с сумками. Всё то же самое, но она уже другая.
Когда вошла к Лене, та обняла её молча. Посадила на кухне, поставила чай.
— Ну, выкладывай, — сказала спокойно. — Что он опять натворил?
И Тамара рассказала. Всё. Без слёз, без пауз, просто как есть. Про то, как пыталась достучаться, как каждый раз слышала в ответ: «Не начинай», «Я устал», «Мама лучше знает».
Лена слушала, покачивая головой.
— Тома, тебе с ним тяжело не потому, что он плохой. А потому, что он не твой человек.
— Может, я сама виновата, — вздохнула она. — Надо было раньше поставить его на место.
— Поздно никогда не бывает. Ты сейчас поставила. Только не возвращайся, ладно? Он же привык, что ты молчишь. Подождёт неделю, потом начнёт звонить, уговаривать.
— Я знаю, — тихо сказала Тамара. — Но я не вернусь.
И впервые за долгое время сказала это уверенно.
Прошла неделя.
Алексей звонил — сначала каждый день, потом через день. Писал сообщения: «Давай поговорим», «Я скучаю», «Ты всё не так поняла». Она читала и не отвечала.
Свекровь тоже звонила. Сначала требовательно: «Вернись, не позорь сына». Потом — жалобно: «Ты ведь добрая девочка, не губи семью».
Но Тамара уже не сомневалась.
Она сняла комнату в старом панельном доме, недалеко от работы. Маленькая кухня, скрипучий пол, обои с цветочками. Но — тишина. Никто не командует, не обесценивает.
Первые дни чувствовала пустоту. Вечером садилась у окна, слушала, как капает вода из крана, и думала: «Вот теперь я сама по себе». И было страшно, но легко.
Потом постепенно начала возвращаться к жизни. Стала ходить на йогу, чаще встречаться с подругами, записалась на курсы дизайна интерьеров — то, что всегда хотела, но Алексей говорил: «Зачем тебе это?».
Теперь — можно.
Однажды вечером позвонил он.
— Привет, — сказал тихо. — Можно увидеться?
Она помолчала.
— Зачем?
— Просто поговорить.
Они встретились в кафе недалеко от её новой квартиры. Алексей выглядел уставшим, похудевшим. Сел напротив, долго молчал.
— Я понял, что перегнул палку, — сказал наконец. — Я не хотел, чтобы всё так вышло.
— Но вышло, — ответила она спокойно.
— Может, попробуем снова?
Она посмотрела на него — знакомое лицо, которое раньше было родным. Сейчас — чужое.
— Нет, Лёш. Спасибо, но нет.
— Почему? Я же изменился.
— Может, и изменился. Только я тоже. И назад уже не хочу.
Он кивнул, опустил взгляд.
— Ну… как знаешь.
Она встала, накинула шарф.
— Береги себя.
И ушла, не оборачиваясь.
Позже, дома, она заварила чай, достала из сумки папку с учебными материалами и задумалась. Осень за окном медленно переходила в зиму, но в ней самой было ощущение весны — тихое, робкое, но живое.
Она вспомнила, как когда-то боялась остаться одна. А теперь впервые почувствовала: одна — это не значит пусто. Это значит — свободно.
Смотрела в окно, на свет фонаря, отражающийся в мокром асфальте, и думала, что всё только начинается.
Прошло два месяца. В её комнате уже появились цветы на подоконнике, новые шторы, запах кофе по утрам. Она работала, училась, смеялась. Иногда, проходя мимо их старого дома, останавливалась на секунду, смотрела на окна — и шла дальше. Без злости, без боли. Просто — дальше.
Теперь у неё было своё место, свой голос и своя жизнь. И каждый день, просыпаясь, она повторяла тихо, но с уверенностью:
— Я выбрала себя. И не ошиблась.
Конец.