Я часто думаю: если бы можно было вернуться в прошлое, хоть на один день — что бы я изменила? И каждый раз ловлю себя на одном и том же ответе: я бы просто сказала «нет». Только одно короткое слово — и вся жизнь могла бы сложиться иначе.
Теперь мне семьдесят два. Я живу в маленькой квартире на окраине, где всё пропитано воспоминаниями. Шкаф хранит старые платья, которые я когда-то шила сама, а на подоконнике растут герани, как росли у мамы. Иногда мне кажется, что время замерло: я сижу в кресле у окна и жду кого-то, кто, возможно, уже не придёт. Когда мне было двадцать, я мечтала о сцене. У нас в институте был студенческий театр, и я жила ради репетиций. Помню, как режиссёр однажды сказал:
— Таня, у тебя глаза, которые могут рассказать любую историю.
Я тогда покраснела, засмеялась, и сердце у меня билось, как у пойманной птицы.
Но родители решили иначе. Отец сказал строго:
— Хватит глупостей. Артистка — не профессия. Будешь учительницей. Это надёжно.
Я не спорила. Тогда я вообще редко спорила. Мне казалось, что любовь к близким и послушание — одно и то же. Я думала, что нельзя огорчать родителей, что «умные девочки» не перечат старшим. Я вышла замуж за хорошего человека. Николай был надёжный, добрый, работящий. Любил порядок и ненавидел сюрпризы. Я привыкла к его ритму, как вода привыкает к форме сосуда. Родила сына, потом дочь. Варила борщи, штопала носки, ходила на собрания. Вроде бы всё как у людей. Но иногда, когда дети засыпали, я доставала старый сценарий — тот, что писала для студенческого спектакля, — и тихо, почти шёпотом, читала реплики. Смотрела в зеркало и представляла себя на сцене. Как аплодируют зрители. Как я кланяюсь. Как живу, дышу, не боюсь.
Николай умер рано. От инфаркта. Я не плакала на похоронах — слёзы не шли. Наверное, потому что слишком долго держала их в себе и разучилась плакать. А когда вернулась домой, открыла окно настежь и впервые за много лет запела. Сначала тихо, потом громче. И вдруг со страхом осознала: я больше не знаю, кто я.
Прошли годы. Дети выросли, разъехались. Внуки приезжают редко — у всех свои заботы. Иногда звонят, но чаще пишут короткие сообщения: «Бабушка, как ты?»
А я — как? Я живу. Дышу. Варю кофе по утрам, поливаю герани и думаю о том, что жизнь ведь можно прожить по-разному. Можно тихо, осторожно — чтобы никого не обидеть, не выделиться, не нарушить покой. А можно ярко, рискуя, ошибаясь, но — своей жизнью. Я не жалею, что у меня есть дети и внуки. Я жалею, что всё делала правильно, но не слушала своего сердца. Правильно – в угоду кому-то и в ущерб себе. Что боялась лишнего слова, чужого неодобрения. Что не решилась сказать родителям: «Я хочу быть актрисой». Не решилась сказать мужу: «Мне скучно жить так». Не решилась себе признаться, что имею право на мечту.
Когда смотришь на закат, особенно осенью, не покидает мысль: ведь всё это скоро кончится. И хочется, чтобы хоть один день был прожит по-настоящему. Без оглядки. Если бы я могла обратиться к той девочке из прошлого, я бы сказала ей: «Таня, не бойся. Ты никому ничего не должна. Даже тем, кого любишь. Живи так, как велит тебе сердце. Другого раза не будет». А теперь я говорю это себе — поздно, но всё же говорю, чтобы успеть прожить хотя бы остаток жизни по-своему.
Автор: Татьяна Усейнова. Записала Наталья Холодова