Найти в Дзене

5. Сообщество. 6. Цивилизация. Ю.Н.Харари "21 урок для XXI века"

Цитирование: с.113-121 Харари Ю.Н. "21 урок для ХХI века" / Переводчик Ю.Гольдберг, ред.А.Ефимова, науч.ред.А.Андреев, гл.ред.А.Андрющенко. - изд-во "Синдбад", 2019. - 407 с. info@sindbadbooks.ru, www.sindbadbooks.ru Часть II. Политический вызов 5. Сообщество. У человека есть тело - с.113-121. К алифорния привыкла к землетрясениям, но от политической встряски президентских выборов 2016 года жители Крем- ниевой долины не отошли до сих пор. Осознав, что они сами, возможно, стали частью проблемы, компьютерные гении отре- агировали так, как обычно реагируют инженеры: начали искать техническое решение. Самой сильной реакция была в штаб-квар- тире Facebook в Менло-Парке. Это понятно: бизнес Facebook — социальная сеть, и поэтому компания крайне чувствительна к социальным потрясениям. 16 февраля 2017 года, после трех месяцев самоанализа, Марк Цукерберг опубликовал смелый манифест о необходимости построения глобального сообщества и о роли Facebook в этом проекте1. В своей речи перед выпускникам

Цитирование: с.113-121 Харари Ю.Н. "21 урок для ХХI века" / Переводчик Ю.Гольдберг, ред.А.Ефимова, науч.ред.А.Андреев, гл.ред.А.Андрющенко. - изд-во "Синдбад", 2019. - 407 с. info@sindbadbooks.ru, www.sindbadbooks.ru

Часть II. Политический вызов

5. Сообщество. У человека есть тело - с.113-121.

К

алифорния привыкла к землетрясениям, но от политической встряски президентских выборов 2016 года жители Крем- ниевой долины не отошли до сих пор. Осознав, что они сами, возможно, стали частью проблемы, компьютерные гении отре- агировали так, как обычно реагируют инженеры: начали искать техническое решение. Самой сильной реакция была в штаб-квар- тире Facebook в Менло-Парке. Это понятно: бизнес Facebook — социальная сеть, и поэтому компания крайне чувствительна к

социальным потрясениям.

16 февраля 2017 года, после трех месяцев самоанализа, Марк Цукерберг опубликовал смелый манифест о необходимости построения глобального сообщества и о роли Facebook в этом проекте1. В своей речи перед выпускниками Гарварда 22 июня 2017 года Цукерберг объяснил, что социально-политические проблемы нашего времени — от волны наркомании до жесто- ких тоталитарных режимов — в значительной степени связаны с разобщенностью человечества. Он с горечью отметил, что «за последние десятилетия членство в различных группах сократи- лось на целую четверть. Появилось много людей, которым нужно

найти цель в чем-то новом»2. Цукерберг пообещал, что Facebook возглавит движение по возрождению сообществ и что его раз- работчики возьмут на себя роль приходских священников: «Мы собираемся предложить несколько инструментов, которые об- легчат создание сообществ».

Далее он объяснил: «Мы запустили проект, чтобы понять, способны ли мы предложить группы, которые будут значимы- ми для вас. Для этого мы начали создавать искусственный ин- теллект. И это работает. За первые шесть месяцев с нашей помо- щью на 50% больше людей присоединилось к важным для них сообществам». Конечная цель состоит в том, чтобы «помочь 1 миллиарду людей присоединиться к действительно значимым группам... Если у нас получится, это не только повернет вспять процесс сокращения членства в группах, который наблюдался на протяжении десятилетий, но и укрепит социальные связи и объединит мир». Эта цель настолько амбициозна, что Цукерберг поклялся «ради этого изменить всю миссию Facebook»3.

Сетования Цукерберга на распад человеческих сообществ вполне обоснованны. Но через несколько месяцев после его клят- вы скандал с Cambridge Analytica показал, что данные, доверен- ные Facebook, попали к третьим лицам, которые использовали их для манипуляций выборами в разных странах. В этом контексте высокопарные заявления Цукерберга прозвучали насмешкой, и Facebook потеряла доверие людей. Можно лишь надеяться, что, перед тем как строить новые сообщества, Facebook озаботится защитой приватности и безопасности уже существующих.

Как бы то ни было, есть смысл глубже изучить взгляд на со- общества, предложенный компанией Facebook, и попытаться понять, помогут ли социальные сети — естественно, после по- вышения безопасности — выстроить глобальное сообщество. В XXI веке люди имеют все шансы превратиться в богов, од- нако в 2018 году мы еще остаемся животными каменного ве- ка. Для благополучия и процветания мы по-прежнему должны

объединяться в сообщества. Миллионы лет люди приспосабли- вались к жизни в небольших группах численностью, не превы- шающей нескольких сотен человек. Даже сегодня многие не в состоянии запомнить имена более 150 человек — независимо от того, сколько у них друзей в Facebook4. Без членства в таких группах люди чувствуют себя одинокими во враждебно настро- енном мире.

К сожалению, на протяжении двух последних столетий дейст- вительно наблюдался распад тесных сообществ. Попытка заме- нить небольшие группы людей, хорошо знающих друг друга, во- ображаемыми сообществами наций и политических партий не увенчалась полным успехом. Миллионы ваших братьев по нацио- нальной семье или миллионы товарищей по коммунистической партии не могут дать такой сердечной близости, как один-един- ственный брат или друг. В результате возникало противоречие: люди становились все более одинокими, а планета — все более тесной. Многие социальные и политические бури нашего време- ни вызваны именно этим дисбалансом5.

Таким образом, идея Цукерберга об объединении людей впол- не своевременна. Но смотреть нужно не на слова, а на дела, и, чтобы воплотить эту идею в жизнь, Facebook потребуется полно- стью изменить свою бизнес-модель. Трудно выстроить глобаль- ное сообщество, зарабатывая деньги на привлечении интереса людей и с последующей продажей их внимания рекламодателям. Тем не менее похвально уже само стремление Цукерберга сфор- мулировать идею. Большинство корпораций считают своей глав- ной целью получение прибыли. Они убеждены, что вмешатель- ство государства должно быть минимальным, а люди должны довериться рыночным силам, которые примут за них действи- тельно важные решения6. Поэтому, если Facebook на самом деле намерена создавать сообщества людей, тот, кто боится, что эта социальная сеть заберет себе слишком много власти, не должен с криками о Большом Брате заталкивать ее назад, в корпоративный

кокон. Наоборот, им следует подталкивать другие корпорации, институты и правительства к конкуренции с Facebook, чтобы и они формулировали свои идеологические установки.

Конечно, сегодня у нас нет недостатка в организациях, кото- рые жалуются на распад человеческих сообществ и пытаются их восстановить. Все, от феминисток до исламских фундаментали- стов, занялись созданием сообществ, и в следующих главах мы проанализируем некоторые из этих попыток. Действия Facebook уникальны своим глобальным характером, корпоративной осно- вой и глубокой верой в технологии. По всей видимости, Цукер- берг убежден, что искусственный интеллект Facebook сумеет не только идентифицировать «значимые сообщества», но и «укре- пить социальные связи и объединить мир». Это гораздо более амбициозная задача, чем использование искусственного интел- лекта для управления автомобилем или диагностики рака.

Идея сообщества, выдвинутая Facebook, вероятно, представ- ляет собой первую открытую попытку применить искусствен- ный интеллект для централизованно планируемой социальной инженерии в глобальном масштабе. Поэтому ее можно считать важным прецедентом. Успех будет означать, что мы, скорее все- го, увидим другие подобные попытки, а алгоритмы будут при- знаны новыми хозяевами человеческих социальных сетей. Неу- дача укажет на ограниченность новых технологий — возможно, алгоритмы хороши только в управлении беспилотными авто- мобилями и диагностике заболеваний, а в решении социальных проблем нам по-прежнему придется рассчитывать на политиков и священников.

ОНЛАЙН ПРОТИВ ОФЛАЙНА

В последние годы социальная сеть Facebook добилась невероят- ных успехов, и сейчас в ней больше двух миллиардов активных пользователей. Но для реализации нового видения потребуется

перекинуть мостик через пропасть между онлайном и офлай- ном. Сообщество может зародиться как группа в сети, но для настоящего расцвета оно должно пустить корни в реальном ми- ре. Если однажды какой-нибудь диктатор запретит в своей стра- не Facebook или отключит интернет, что будет с сообществами: они исчезнут или перегруппируются и нанесут ответный удар? Смогут ли они организовать демонстрацию в отсутствие интер- нет-связи?

В феврале 2017 года Цукерберг объяснял в своем манифесте, что онлайновые сообщества способствуют появлению офлайно- вых. Иногда это действительно так. Однако во многих случаях интернет-сообщество заменяет реальное, и между ними есть од- но фундаментальное отличие. Реальные сообщества отличаются глубиной связей, недостижимой для виртуальных, — по край- ней мере, недостижимой в ближайшем будущем. Если я болею и лежу дома, в Израиле, мои онлайновые друзья из Калифорнии охотно поговорят со мной, но не принесут мне тарелку супа или чашку чая.

У человека есть тело. На протяжении последнего столетия тех- нологии отделяли нас от тела. Мы постепенно утрачивали спо- собность обращать внимание на запах или вкус. Мы все больше погружались в смартфоны и компьютеры. События в киберпро- странстве нам интереснее, чем происходящее на улице. Погово- рить с двоюродным братом в Швейцарии стало проще, а с су- пругом за завтраком — труднее: ведь он все время смотрит не на вас, а в смартфон7.

В прошлом люди не могли позволить себе такую невниматель- ность. Древним собирателям приходилось всегда быть начеку. Бродя по лесу в поисках грибов, они высматривали на земле ха- рактерные бугорки. Они прислушивались к малейшему движе- нию в траве, чтобы понять, не прячется ли там змея. Найдя гриб, они должны были очень внимательно разглядеть его: съедобный или ядовитый. Члены современных благополучных сообществ не

нуждаются в подобной внимательности. Мы бродим среди полок супермаркета, одновременно отправляя сообщения со смартфо- на, и покупаем тысячи видов продуктов, одобренных системой здравоохранения. А потом едим любое, даже самое изысканное блюдо, проверяя электронную почту или уткнувшись в телеви- зор, и почти не обращаем внимания на вкус пищи.

Цукерберг говорит, что Facebook намерена «продолжить со- вершенствование своих инструментов, чтобы дать вам возмож- ность делиться ощущениями» с другими8. Но люди, похоже, больше нуждаются в инструментах, которые связали бы их с соб- ственными ощущениями. Ради того, чтобы «делиться ощущени- ями», людей побуждают смотреть на происходящее с ними глаза- ми других людей. Если происходит что-то необычное, инстинкт пользователя Facebook заставляет его доставать смартфон, фо- тографировать, выкладывать снимки в сеть и ждать лайков. При этом человек почти не замечает своих чувств. Его чувства все чаще определяются реакцией социальной сети.

Человек, отделенный от своего тела, ощущений и физического окружения, вероятнее всего, почувствует себя изолированным и дезориентированным. Ученые часто видят причину этого от- чуждения в ослаблении религиозных и национальных связей, но гораздо важнее потеря связи со своим телом. Миллионы лет люди жили без церквей и национальных государств — и, по всей видимости, прекрасно обойдутся без них в XXI веке. Но они не будут счастливы в отрыве от своего тела. Если вам некомфорт- но в своем теле, вы не найдете комфорта и в окружающем мире. До настоящего времени бизнес-модель Facebook поощряла людей больше времени проводить в сети, даже если это остав- ляло им меньше времени и сил на занятия офлайн. Сможет ли компания принять новую модель, поощряющую пользовате- лей выходить в сеть только при необходимости и уделять боль- ше внимания физическому окружению, собственному телу и ощущениям? Как отнесутся к такой модели акционеры? (Схема

подобной альтернативной модели недавно была продолжена Три- станом Харрисом, техническим философом и бывшим сотруд- ником Google, который предложил новый критерий — «хорошо проведенное время»)9.

Ограниченность онлайновых взаимоотношений также подры- вает идею Цукерберга, призванную ослабить социальное рассло- ение. Он справедливо указывает, что, если просто связать людей и познакомить их с разными мнениями, это не поможет преодо- леть поляризацию общества, потому что «знакомство людей с противоположной точкой зрения на самом деле лишь углубляет поляризацию, представляя другие точки зрения как чуждые». Цукерберг предполагает, что «лучшим решением для развития дискурса станет знакомство не просто с мнениями, а друг с дру- гом как личностями — именно для этого лучше всего подходит Facebook. Если мы объединяемся с людьми на основе того, что у нас есть общего, — спортивные команды, телевизионные шоу, интересы, — нам легче говорить о том, в чем мы не согласны»10. Но узнать «все стороны» друг друга очень трудно. Это требует времени и непосредственного физического общения. Как отме- чалось выше, у среднего Homo sapiens способность поддерживать близкие отношения, по всей видимости, ограничивается кругом из 150 человек. В идеале построение сообщества не должно быть игрой с нулевой суммой. Люди могут одновременно принадле- жать к нескольким группам. К сожалению, дружеские отноше- ния, по всей видимости, — игра с нулевой суммой. Начиная с ка- кого-то момента наши попытки лучше узнать онлайн-приятелей из Ирана или Нигерии лишат нас возможности ближе познако-

миться с соседями подому.

Решающую проверку Facebook пройдет тогда, когда кто-то из разработчиков изобретет новый инструмент, побуждающий лю- дей посвящать меньше времени онлайн-покупкам и больше — значимым офлайновым занятиям и друзьям. Воспользуется ли Facebook этим инструментом или начнет подавлять его? Сможет

ли Facebook совершить «прыжок в неизвестное» и поставить об- щественные потребности выше финансовых интересов? Если компания пойдет по этому пути и сумеет избежать банкротства, это будет настоящей революцией.

Переключение внимания с бухгалтерских отчетов на реаль- ный мир повлияет и на налоговую политику Facebook. Компа- нию — вместе с Amazon, Google, Apple и некоторыми други- ми — постоянно обвиняют в уклонении от уплаты налогов11. Трудности с налогообложением деятельности в интернете по- зволяют корпорациям манипулировать бухгалтерской отчетно- стью. Если вы считаете, что люди живут преимущественно в се- ти, и даете им все необходимые инструменты для такой жизни, то имеете право считать себя полезной социальной службой, да- же если не платите налоги офлайновому правительству. Но когда вы вспоминаете, что у людей есть тела, а потому им нужны доро- ги, больницы и канализация, оправдать уход от налогов стано- вится гораздо сложнее. Как превозносить пользу объединения, отказываясь материально поддерживать самые важные общест- венные службы?

Остается лишь надеяться, что Facebook сумеет изменить биз- нес-модель, перестроить налоговую политику под нужды ре- ального мира, поможет объединить людей — и останется при- быльной. В то же время не стоит строить иллюзии относительно способности Facebook реализовать свое видение глобального сообщества. Корпорации никогда не были локомотивами соци- альных или политических революций. Реальная революция рано или поздно требует жертв, на которые не готовы идти корпора- ции, их сотрудники и акционеры. Вот почему революционеры основывают церкви, политические партии и армии. Так называ- емые «революции Facebook» и «революции Twitter» в арабских странах начались в исполненных надежд сетевых сообществах, но после выхода в реальный мир их возглавили религиозные фанатики и военные хунты. Если Facebook намерена совершить

мировую революцию, ей придется приложить огромные усилия, чтобы преодолеть пропасть между интернетом и реальным ми- ром. Facebook и другие интернет-гиганты склонны рассматри- вать людей как аудиовизуальных животных — пару глаз и пару ушей, подключенных к десяти пальцам, экрану и кредитной кар- те. Важным шагом к объединению человечества станет призна- ние того факта, что у людей есть тела.

Разумеется, у такого признания будет и обратная сторона. Осознание ограниченности онлайновых алгоритмов может под- толкнуть ИТ-гиганты к дальнейшей экспансии. Устройства вро- де Google Glass и игры наподобие Pokémon Go стирают границу между виртуальным и реальным миром, объединяя их в общую дополненную реальность. На еще более глубоком уровне биоме- трические датчики и интерфейсы «мозг — компьютер» призваны стереть границу между электронными устройствами и органиче- скими телами — в буквальном смысле влезть нам под кожу. Ко- гда технологические гиганты проникнут в наш организм, у них появится возможность манипулировать нашими телами, как они уже манипулируют нашими глазами, пальцами и кредитными картами. И мы будем тосковать по добрым старым временам, когда виртуальный мир был отделен от реального.

Другая книга Ю.Н. Харари
Другая книга Ю.Н. Харари

6. ЦИВИЛИЗАЦИЯ. В МИРЕ ВСЕГО ОдНА ЦИВИЛИЗАЦИЯ - с.122-141.

П

ока Марк Цукерберг мечтает об объединении человечества онлайн, недавние события в реальном мире вдохнули новую жизнь в тезис о «столкновении цивилизаций». Многие ученые мужи, политики и обычные граждане верят, что гражданская война в Сирии, создание «Исламского государства»1, неразбериха с Брекзитом и нестабильность Евросоюза — результат столкно- вения между «западной цивилизацией» и «исламской цивилиза- цией». Попытки Запада навязать демократию и права человека исламским странам привели к мощной ответной реакции и волне исламской иммиграции, сопровождающейся террористическими атаками. Все это заставило европейских избирателей отказаться от грез о мультикультурализме в пользу ксенофобии и локаль-

нойидентичности.

Согласно этой теории, человечество всегда было разделено на несколько цивилизаций, представители которых обладали принципиально разными взглядами на мир. Несовместимость этих взглядов сделала конфликт цивилизаций неизбежным. Точ- но так же, как в дикой природе виды борются за выживание в

соответствии с беспощадными законами естественного отбора, на протяжении всей человеческой истории разные цивилизации постоянно сталкивались друг с другом, и в результате выживали только самые сильные из них. Те, кто забывает об этом печаль- ном факте, будь то либеральные политики или витающие в об- лаках инженеры, подвергают себя серьезной опасности2.

Тезис о «столкновении цивилизаций» имеет далеко идущие политические последствия. Его сторонники утверждают, что лю- бые попытки примирить «Запад» с «исламским миром» обречены на неудачу. Исламские страны никогда не примут западных цен- ностей, а западные страны никогда не смогут успешно адаптиро- вать мусульманские меньшинства. Стало быть, США не должны принимать иммигрантов из Сирии и Ирака, а Евросоюзу следует отказаться от иллюзии мультикультурализма в пользу западной идентичности. В долгосрочной перспективе лишь одна цивили- зация выдержит жестокие испытания естественного отбора, и если бюрократы из Брюсселя отказываются спасать Запад от ис- ламской угрозы, то Великобритании, Дании или Франции лучше делать это каждой в одиночку.

Этот тезис, получивший широкое распространение, ложен. Да, исламский фундаментализм действительно очень опасен, но «цивилизация», которой он бросил вызов, — не западный, а глобальный феномен. Ведь не зря же в борьбе против «Ислам- ского государства» объединились США и Иран. Даже исламские фундаменталисты, несмотря на свои средневековые фантазии, в значительно большей степени опираются на глобальную куль- туру, чем Аравия VII века. Они ориентируются на страхи и на- дежды современной молодежи, недовольной своим положением, а не на представления средневековых крестьян и торговцев. Как убедительно показали Панкай Мишра и Кристофер де Белье, на взгляды радикальных исламистов серьезно повлияли идеи Мар- кса и Фуко, а не только пророка Мухаммеда, и наряду с насле- дием Омейядского и Аббасидского халифатов они пользуются

наследием европейских анархистов XIX века3. Таким образом, даже «Исламское государство» будет правильнее рассматривать как заблудший побег общей для нас всех мировой культуры, а не как ветвь таинственного чужого дерева.

Что еще важнее, ошибочна сама аналогия между историей и биологией, лежащая в основе тезиса о «столкновении циви- лизаций». Человеческие группы — от небольших племен до ог- ромных цивилизаций — принципиально отличаются от видов животных, а исторические конфликты ничем не похожи на ме- ханизмы естественного отбора. Виды животных обладают объ- ективными признаками, сохраняющимися на протяжении тысяч и тысяч поколений. Кто вы, шимпанзе или горилла, зависит от ваших генов, а не от убеждений, а разные гены диктуют разное социальное поведение. Шимпанзе живут смешанными группами из самцов и самок. Они конкурируют за власть, объединяясь в коалиции, состоящие из представителей обоих полов. У горилл один доминантный самец формирует гарем из самок и, как пра- вило, изгоняет любого взрослого самца, который угрожает его положению в иерархии. Шимпанзе не умеют жить так, как горил- лы, а гориллы не способны объединяться в группы, как шимпан- зе. Насколько нам известно, эти социальные системы у шимпанзе и горилл существовали не только в последние десятилетия, но и на протяжении сотен тысяч лет.

Ничего подобного в человеческих обществах вы не найде- те. Да, группы людей могут принадлежать к разным социаль- ным системам, однако такие системы не являются генетически обусловленными и редко существуют дольше нескольких сто- летий. Взять, к примеру, немцев в XX веке. Меньше чем за сто лет в Германии сменились шесть разных общественных систем: империя Гогенцоллернов, Веймарская республика, Третий рейх, Германская Демократическая Республика (она же коммунисти- ческая Восточная Германия), Федеративная Республика Герма- нии (она же Западная Германия) и, наконец, демократическая

воссоединенная Германия. Разумеется, немцы сохранили свой язык, а также любовь к пиву и сарделькам. Но существует ли некая уникальная сущность, которая отличает немцев от дру- гих народов и которая в неизменном виде сохранялась все это время, от Вильгельма II до Ангелы Меркель? И существовала ли она 1000 или 5000 лет назад?

Преамбула к так и не вступившей в силу Конституции Евро- союза начинается с заявления, что эта конституция вдохновле- на «культурным, религиозным и гуманистическим наследием Европы, на основе которого развивались универсальные цен- ности, нерушимые и неотъемлемые права личности, свободы, демократии, равенства и верховенства закона»4. Легко прийти к выводу, что европейская цивилизация определяется ценностями прав человека, демократии, равенства и свободы. В бесчислен- ных речах и документах проводится прямая линия от древней афинской демократии к нынешнему Евросоюзу и отмечается, что европейской свободе и демократии уже 2500 лет. Вспомина- ется притча о слепцах, ощупывающих слона: тот, кому достался хвост животного, говорит, что слон похож на щетку. Да, демо- кратические идеи были частью европейской культуры на протя- жении многих веков, но они никогда не преобладали в обществе. Несмотря на свою славу и влияние, афинская демократия была неоднозначным экспериментом, продержавшимся едва 200 лет в отдаленном уголке Балкан. Если последние 25 веков развитие европейской цивилизации определяли демократия и права че- ловека, то что насчет Спарты и Юлия Цезаря, крестоносцев и конкистадоров, инквизиции и работорговли, Людовика XVI и Наполеона, Гитлера и Сталина? Может, они были пришельцами из какой-то другой цивилизации?

На самом деле европейская цивилизация — это то, чем ее счи- тают европейцы, точно так же как христианство — это то, чем его считают христиане, ислам — то, чем его считают мусуль- мане, а иудаизм — то, чем его считают иудеи. На протяжении

столетий их представления существенно менялись. Группы лю- дей характеризуются в большей степени изменениями, которые в них происходят, чем продолжительностью своего существова- ния. Тем не менее они ухитряются придумать для себя древнюю самобытность — благодаря искусству рассказывать сказки. Ка- кие бы революции ни сотрясали их общество, им всегда удается сплести новое и старое в единую ткань.

Даже один человек способен соединить революционные изме- нения своей личности в яркую и связную историю жизни: «Рань- ше я был социалистом, а потом стал капиталистом; я родился во Франции, а теперь живу в США; я был женат, но потом развел- ся; я болел раком, но излечился». Точно так же любая группа лю- дей, например немцев, может определить себя через перемены, которые она пережила: «Раньше мы были нацистами, но усвоили урок, и теперь мы миролюбивые демократы». Вовсе не обязательно искать некую уникальную немецкую сущность, которая прояви- лась сначала в Вильгельме II, затем в Гитлере и, наконец, в Мер- кель. Именно эти радикальные изменения и определяют немецкую идентичность. В 2018 году быть немцем означает преодолеть тя- желое наследие нацизма и поддерживать либеральные и демокра- тические ценности. Но кто знает, что это будет означать в 2050-м? Люди часто отказываются замечать эти перемены, особенно когда речь идет о главных политических и религиозных ценно- стях. Мы настаиваем, что наши ценности — важное наследие древних предков. Но говорить так мы можем лишь потому, что наши предки давно умерли и не в силах нам возразить. Возьмем, к примеру, отношение евреев к женщинам. Современные орто- доксальные иудеи осуждают изображение женщин в публичной сфере. На плакатах и объявлениях, предназначенных для орто- доксов, обычно изображаются только мужчины и мальчики —

но не женщины и не девочки5.

В 2011 году разразился скандал, когда ультраортодоксаль- ная бруклинская газета Di Tzeitung опубликовала фотографию

американских лидеров, наблюдающих за рейдом в убежище Уса- мы бен Ладена. На снимке с помощью цифрового редактора бы- ли стерты изображения всех женщин, в том числе госсекретаря Хиллари Клинтон. Газета объяснила, что была вынуждена это сделать, чтобы соблюсти еврейские «законы целомудрия». По- хожий скандал вызвало удаление Ангелы Меркель с фотографии демонстрации против бойни в Charlie Hebdo — газета HaMevaser объяснила это тем, что изображение канцлера может возбудить у благочестивых читателей похотливые мысли. Издатель третьей ультраортодоксальной газеты, Hamodia, защищал свою позицию так: «За нами тысячи лет еврейской традиции»6.

Строже всего запрет видеть женщину соблюдается в синаго- ге. В ортодоксальных синагогах женщин тщательно отделяют от мужчин, и они обязаны находиться в запретной для мужчин зо- не, за занавеской, чтобы ни один мужчина не увидел даже силу- эта женщины, когда молится или читает священные книги. Но если такой порядок освящен тысячелетними еврейскими тради- циями и незыблемыми божественными законами, то как объяс- нить находки археологов? В древних синагогах, относящихся к той эпохе, когда были написаны Мишна и Талмуд, исследовате- ли не нашли никаких признаков разделения по половому при- знаку — более того, на полу и стенах были обнаружены велико- лепные мозаики с изображением женщин, причем некоторые из этих женщин были в весьма откровенных одеждах. Раввины, писавшие Мишну и Талмуд, регулярно молились и работали в этих синагогах, но современные ортодоксальные иудеи сочтут такие мозаики нечестивым осквернением древних традиций7.

Похожие искажения древних традиций можно найти во всех религиях. «Исламское государство» хвасталось, что вернулось к чистой, оригинальной версии ислама, но в действительности их взгляд на ислам абсолютно нов. Да, они цитируют множест- во священных текстов, но при этом тщательно выбирают, какие фрагменты пропускать, какие цитировать и как их толковать.

Их самостоятельная интерпретация священных текстов — это очень современный подход. Традиционно такая интерпретация была уделом ученых улам — мудрецов, которые изучали ислам- ские законы и теологию в авторитетных учреждениях, таких как университет Аль-Азхар в Каире. Лишь немногие лидеры «Ислам- ского государства» могли похвастаться богословским образова- нием, а большинство почитаемых улам называли Абу Бакра аль- Багдади и ему подобных невеждами и преступниками8.

Это не означает, что «Исламское государство» было «нему- сульманским» или «антимусульманским», как утверждают не- которые. Особенно странно звучат слова христианских лидеров, например Барака Обамы, которые берут на себя смелость рас- сказывать таким людям, как Абу Бакр аль-Багдади, объявившим себя защитниками ислама, что такое настоящий ислам9. Жар- кие споры об истинной сущности ислама просто бессмыслен- ны. У ислама нет неизменной ДНК. Ислам — это то, чем счита- ют его мусульмане10.

НЕМЦЫ И ГОРИЛЛЫ

Еще более глубокие различия существуют между человеческими группами и группами у животных. Виды животных часто разде- ляются, но никогда не объединяются. Общие предки шимпанзе и горилл жили приблизительно 7 миллионов лет назад. Древний вид разделился на две популяции, и каждая из них пошла сво- им эволюционным путем. После этого обратной дороги уже не было. Поскольку потомство особей, принадлежащих к разным видам, бесплодно, виды не смешиваются друг с другом. Горил- лы не могут скрещиваться с шимпанзе, жирафы со слонами, а собаки с кошками.

В отличие от видов животных племена людей могут объеди- няться (и объединяются) во все более многочисленные группы. Современная немецкая нация образовалась из саксонцев, швабов

и баварцев, которые еще относительно недавно не испытывали особой любви друг к другу. Отто фон Бисмарку приписывают фразу (якобы произнесенную после прочтения «Происхождения видов» Дарвина) о том, что баварцы — это недостающее звено между австрийцами и людьми11. Французы появились в резуль- тате смешения франков, норманнов, бретонцев, гасконцев и про- вансальцев. А по другую сторону Ла-Манша англичане, шотлан- дцы и валлийцы постепенно сплавляются (хотят они того или нет) в единую британскую нацию. Не за горами времена, когда немцы, французы и британцы станут просто европейцами.

Но объединения не всегда бывают прочными, и сегодня это хорошо видят люди в Лондоне, Эдинбурге и Брюсселе. Брекзит может спровоцировать раскол как в Великобритании, так и в Евросоюзе. Но в долговременном плане направление, в кото- ром движется история, вполне очевидно. 10 тысяч лет назад че- ловечество было разделено на огромное число изолированных племен. С каждым новым тысячелетием они объединялись во все более крупные группы, образуя все меньшее количество от- дельных цивилизаций. На протяжении последних поколений не- сколько оставшихся цивилизаций объединялись в единую гло- бальную цивилизацию. Политические, этнические и культурные различия сохраняются, однако они не подрывают фундаменталь- ного единства. И действительно, некоторые расхождения воз- можны только при наличии всеобъемлющей общей структуры. В экономике, например, разделение труда может быть эффектив- ным только при условии существования единого рынка. Стра- на не может специализироваться на производстве автомобилей или добыче нефти, если у нее нет возможности покупать продо- вольствие у других стран, которые выращивают пшеницу и рис. Процесс объединения людей принял две формы: образова- ние связей между разными группами и гомогенизация самих групп. Связи могут устанавливаться даже между группами, по- ведение которых по-прежнему существенно различается. Более

того — даже между заклятыми врагами. Чрезвычайно силь- ные связи между людьми формирует даже война. Историки ча- сто говорят о том, что первый пик глобализации пришелся на 1913 год, затем, в период мировых войн и холодной войны, на- блюдался спад, и процесс вновь набрал силу только после 1989 года12. Это утверждение может быть справедливо для экономи- ческой глобализации, но оно не учитывает не менее важную динамику военной глобализации. Война способствует распро- странению идей, технологий и людей гораздо сильнее, чем тор- говля. В 1918 году Соединенные Штаты были теснее связаны с Европой, чем в 1913-м. Между двумя мировыми войнами Ста- рый и Новый Свет несколько отдалились друг от друга, но их судьбы снова неразрывно сплелись во время Второй мировой и холодной войны.

Война также усиливает интерес людей друг к другу. Взаимо- действие США с Россией никогда не было таким интенсивным, как в период холодной войны, когда каждый чих в московских коридорах власти заставлял американцев бегать вверх-вниз по вашингтонским лестницам. Люди уделяют гораздо больше внимания врагам, чем торговым партнерам. На один амери- канский фильм о Тайване приходится порядка 50 фильмов о Вьетнаме.

СРЕдНЕВЕКОВАЯ ОЛИМПИАдА

Мир начала XXI века уже давно прошел этап формирования свя- зей между разными группами. Люди из разных уголков земли не только поддерживают контакты друг с другом, но и разделяют общие убеждения и привычки. Тысячу лет назад наша планета была плодородной почвой для десятков разных политических моделей. В Европе можно было встретить феодальные княжест- ва, соперничающие с независимыми городами-государствами и крошечными теократиями. В исламском мире имелся халифат,

претендовавший на полновластие, но наряду с ним существова- ли также королевства, султанаты и эмираты. Китайские империи считали себя единственным законным политическим образо- ванием, но на севере и западе от них яростно сражались друг с другом племенные союзы. В Индии и Юго-Восточной Азии раз- ные режимы сменялись, как в калейдоскопе; Америка, Африка и Австралия отличались необыкновенным разнообразием со- обществ, от крошечных групп охотников и собирателей до об- ширных империй. Неудивительно, что даже жившие по соседст- ву группы людей с трудом договаривались о взаимоприемлемых дипломатических процедурах, не говоря уже о международных законах. Каждое общество выстраивало свою политическую па- радигму, и людям было трудно понимать и уважать чужие поли- тические концепции.

Сегодня во всем мире принята единая политическая пара- дигма. Планету поделили между собой около 200 суверенных государств, которые, как правило, признают единые диплома- тические протоколы и общие международные законы. Швеция, Нигерия, Таиланд и Бразилия — все они отмечены на наших атласах разными красками, все они члены ООН, и, несмотря на бесчисленные различия, все они признаны суверенными го- сударствами с соответствующими правами и привилегиями. И действительно, у них очень много общих политических идей и практик, в том числе вера в представительные органы, полити- ческие партии, всеобщее избирательное право и права человека. Парламенты есть в Тегеране, Москве, Кейптауне и Нью-Дели, а не только в Лондоне и Париже. Когда израильтяне и палестин- цы, русские и украинцы, курды и турки борются за мировое об- щественное мнение, все они используют один и тот же дискурс прав человека, государственного суверенитета и международ- ного права.

В мире существуют разные типы «стран-банкротов» (failed state), но есть лишь одна парадигма для успешного государства.

Для глобальной политики справедлив принцип, сформулиро- ванный в «Анне Карениной»: все успешные государства похожи друг на друга, а каждое несостоятельное государство несостоя- тельно по-своему — в нем отсутствует та или иная составляющая основного политического пакета. Не так давно на этом фоне вы- делилось «Исламское государство», которое полностью отрицало необходимость этого пакета и попыталось основать принципи- ально иное политическое образование — всемирный халифат. Но именно по этой причине оно и потерпело крах. В прошлом самым разным партизанским движениям и террористическим организациям удавалось основывать новые государства или за- хватывать власть в старых. Но они всегда принимали главные принципы глобального политического порядка. Даже движение талибан стремилось к международному признанию в качестве законного правительства суверенной страны Афганистан. Ни одной группе, отвергающей принципы глобальной политики, до сих пор не удавалось надолго сохранить контроль над значи- тельной территорией.

Силу глобальной политической парадигмы, возможно, удоб- нее оценивать не по главным политическим вопросам войны и дипломатии, а по таким событиям, как Олимпийские игры 2016 года в Рио-де-Жанейро. Как были организованы игры? 11 тысяч спортсменов распределились по группам в соответст- вии со своим гражданством — а не религией, классом или язы- ком. В Рио не было делегаций буддистов, пролетариев или тех, кто говорит по-английски. За исключением нескольких случаев (прежде всего, Тайваня и Палестины), определить национальную принадлежность спортсмена не составляло труда.

На церемонии открытия Олимпиады спортсмены шли груп- пами, каждая под флагом своей страны. Когда Майкл Фелпс вы- игрывал очередную золотую медаль, вверх взмывал звездно-по- лосатый флаг и звучал американский гимн. Когда Эмили Андеоль

завоевала золотую медаль в дзюдо, на флагштоке поднялся фран- цузский триколор, а оркестр сыграл «Марсельезу».

У каждой страны есть свой гимн, что согласуется с той же са- мой универсальной моделью. Почти все гимны — это оркестро- вые произведения продолжительностью несколько минут, а не двадцатиминутные песнопения, исполнять которые вправе лишь представители особой касты потомственных священнослужи- телей. Даже такие страны, как Саудовская Аравия, Пакистан и Конго, приняли западные музыкальные нормы для своих гимнов. Большинство из них звучат так, словно их сочинил Бетховен в не самый удачный для себя день. (Можете провести с друзьями увлекательный вечер, прослушивая разные гимны на YouTube и пытаясь угадать страну.) Даже тексты гимнов почти одинаковы и содержат общие концепты политики и групповой лояльности. Угадаете, гимн какой страны приведен ниже? (Я заменил назва- ние страны словами «моя страна».)

Моя страна, моя родина,

Земля, где я пролил свою кровь.

Здесь я стою, как солдат своей родины. Моя страна, мой народ,

Мои люди и моя родина.

Давайте воскликнем: «Моя страна едина!» Да здравствует моя земля, мое государство, Мой народ и моя родина неразделимы.

Давайте же вместе построим дух и тело Для моей великой страны.

Великая моя страна, независимая и свободная. Моя земля, моя страна, которую я люблю.

Великая моя страна, независимая и свободная, Да здравствует моя великая страна!

Правильный ответ — Индонезия. А вы удивились бы, скажи я, что это Польша, Нигерия или Бразилия?

Такое же однообразие характерно для национальных флагов. Все они, за одним-единственным исключением, представляют собой прямоугольный кусок ткани с весьма ограниченным на- бором цветов, полос и геометрических форм. На фоне прочих стран выделяется Непал, у которого флаг состоит из двух тре- угольников. (Правда, непальские спортсмены еще ни разу не выигрывали олимпийские медали.) Флаг Индонезии состоит из двух полос, красной сверху и белой снизу. У польского флага бе- лая полоса сверху, а красная снизу. А у Монако флаг такой же, как у Индонезии. Человек с нарушением цветовосприятия вряд ли различит флаги Бельгии, Чада, Кот-д’Ивуара, Франции, Гви- неи, Ирландии, Италии, Мали и Румынии — на каждом из них по три вертикальных полосы разного цвета.

Некоторые из этих стран воевали друг с другом, но за весь XX век из-за войны Олимпийские игры отменяли всего три раза (в 1916, 1940 и 1944 годах). В 1980 году США и некоторые их со- юзники бойкотировали Олимпиаду в Москве, в 1984 году стра- ны советского блока бойкотировали игры в Лос-Анджелесе, а в некоторых случаях в центре политической бури оказывались сами олимпийцы (особенно в 1936 году, когда Олимпийские иг- ры принимали нацисты, и в 1972-м, когда палестинские терро- ристы убили израильских спортсменов во время Олимпиады в Мюнхене). Но в целом политические противоречия не подорва- ли олимпийское движение.

Вернемся на тысячу лет назад. Предположим, вы хотите орга- низовать средневековые Олимпийские игры в Рио-де-Жанейро в 1016 году. Забудем на минуту, что в то время Рио был малень- кой деревушкой индейцев племени тупи13 и что жители Европы и Азии даже не подозревали о существовании Америки. Забудем о логистических проблемах, связанных с доставкой в Рио луч- ших спортсменов мира в отсутствие самолетов. Забудем о том,

что общими для разных стран были лишь несколько видов спор- та, и, хотя все люди умели бегать, не все могли договориться об одинаковых правилах соревнований по бегу. Просто спросите себя, на какие группы следовало бы разбить атлетов. Сегодня Олимпийский комитет тратит огромное количество времени на обсуждение тайваньского или палестинского вопроса. Умножьте эти часы на 10 тысяч — и вы получите представление о времени, которое придется уделить политическим вопросам на средневе- ковой Олимпиаде.

Начнем с того, что китайская империя Сун не признавала рав- ным себе ни одно политическое образование на Земле. Поэтому было бы неслыханной дерзостью присвоить ее олимпийцам та- кой же статус, как и атлетам корейского королевства Корё или вьетнамского королевства Дайковьет — не говоря уже о делега- циях «примитивных заморских варваров».

Багдадский халиф тоже претендовал на власть над всем ми- ром, и большинство суннитов признавали его верховным прави- телем. Но на практике халиф не обладал властью даже над Багда- дом. Должны ли спортсмены-сунниты выступать в составе одной делегации или их следует разделить на несколько десятков деле- гаций по числу эмиратов и султанатов суннитского мира? Ара- вийскую пустыню населяли свободные племена бедуинов, кото- рые не признавали никакого властителя, кроме Аллаха. Должно ли каждое из них направить отдельную делегацию для участия в состязаниях по стрельбе из лука и в гонках на верблюдах? Та- ким же источником головной боли стала бы Европа. Под чьим флагом должны выступать спортсмены из нормандского города Иври? Местного графа? Его сюзерена, герцога Нормандии? Или под флагом слабого французского короля?

Многие из политических образований появлялись и быстро исчезали, просуществовав совсем недолго. Занимаясь под- готовкой к Олимпиаде-1016, вы не знали бы заранее, какие к вам приедут делегации: никто не сказал бы наверняка, какие

политические образования сохранятся к следующему году. Если бы Английское королевство отправило на Олимпиаду-1016 свою делегацию, то спортсмены, вернувшись домой с медалями, обна- ружили бы, что Лондон захвачен датчанами, а Англия вместе с Данией, Норвегией и частью Швеции вошла в состав Империи Северного моря Кнуда Великого. Через 20 лет империя распадет- ся, а еще через 30 Англия снова будет завоевана — на этот раз герцогом Нормандии.

Нет нужды говорить, что у подавляющего большинства этих недолговечных политических образований не было ни гимна, ко- торый можно было бы исполнить в честь победителя состязаний, ни флага. Конечно, в те времена политическим символам уделя- лось большое внимание, но язык символов европейской полити- ки сильно отличался от политических языков символов Китая, Индонезии или индейцев тупи. Договориться о едином протоко- ле чествования победителя было бы практически невозможно.

Поэтому, когда в 2020 году вы будете смотреть игры в Токио, помните о том, что это соревнование между странами на самом деле демонстрирует удивительное всемирное согласие. Помимо чувства национальной гордости, возникающего, когда ваш сооте- чественник завоевывает золотую медаль и в небо взмывает флаг вашей страны, вы можете испытывать еще бóльшую гордость за человечество, которое сумело организовать такое событие.

ВЛАСТЬ дОЛЛАРА

В прежние времена люди экспериментировали не только с раз- ными политическими системами, но и с невероятным количе- ством экономических моделей. Русские бояре, индийские маха- раджи, китайские мандарины и вожди американских индейцев обладали разными представлениями о деньгах, торговле, нало- гах и занятости. Сегодня почти все верят в слабо различающи- еся варианты одной и той же капиталистической модели, и все

мы — шестеренки одного глобального производственного кон- вейера. Где бы вы ни жили, в Конго или Монголии, в Новой Зе- ландии или Боливии, ваша повседневная жизнь и материальное благосостояние определяются одними и теми же экономически- ми теориями, одними и теми же корпорациями и банками, одни- ми и теми же потоками капитала. Если бы министры финансов Израиля и Ирана встретились за ланчем, они нашли бы общий язык, без труда поняли бы беды и проблемы друг друга и посо- чувствовали друг другу.

Когда «Исламское государство» захватило значительную часть Сирии и Ирака, его сторонники убивали тысячи людей, разру- шали археологические памятники, сбрасывали с пьедестала ста- туи и последовательно уничтожали символы прежних режимов и культурного влияния Запада14. Но когда они врывались в банк и находили там пачки американских долларов с портретами пре- зидентов США и надписями на английском языке, прославляю- щими американские политические и религиозные идеи, они не сжигали эти символы американского империализма. Дело в том, что долларовой банкноте поклоняются все, независимо от поли- тических и религиозных различий. У нее нет потребительской ценности — долларовую банкноту нельзя съесть или выпить, — но вера в доллар и в мудрость Федеральной резервной системы столь прочна, что ее разделяют даже исламские фундаментали- сты, мексиканские наркобароны и северокорейские тираны.

Однородность современного человеческого общества стано- вится еще более очевидной, когда речь заходит о наших взглядах на природу и человеческое тело. Если тысячу лет назад человек заболевал, его действия определялись тем, где он жил. В Европе местный священник, вероятно, сказал бы вам, что вы прогневи- ли Господа и что для восстановления здоровья нужно что-то по- жертвовать церкви, предпринять паломничество по святым ме- стам и усиленно молить Бога о прощении. А деревенская ведьма объяснила бы ваше состояние тем, что вы одержимы демоном,

и предложила бы изгнать его из вашего тела с помощью песни, танца и крови черного петуха.

На Ближнем Востоке врачи, воспитанные в классической тради- ции, поведали бы вам, что у вас нарушилось равновесие телесных гуморов и что необходимо восстановить баланс с помощью пра- вильной диеты и неприятно пахнущих настоев. В Индии знатоки аюрведы предложили бы свои теории о равновесии между тремя телесными элементами, известными как доши, и порекомендовали бы лечение травами, массажем и асанами йоги. Китайские врачи, сибирские шаманы, африканские целители, индейские колдуны — в каждой империи, королевстве или племени имелись свои тради- ции и свои эксперты с разными взглядами на человеческое тело и природу болезней, и все они предлагали разные наборы ритуалов, снадобий и методов. Одни средства помогали на удивление хоро- шо, а другие были равноценны смертному приговору. Единствен- ный факт, объединявший европейскую, китайскую, африканскую и американскую практику, заключался в том, что не меньше трети детей умирало, не дожив до совершеннолетия, а средняя продол- жительность жизни не дотягивала и до 50 лет15.

В наши дни судьба заболевшего человека почти не зависит от того, где он живет. Больницы в Торонто, Токио, Тегеране и Тель- Авиве похожи друг на друга; там вас встретят врачи в белых ха- латах, которые изучали одни и те же научные теории на одних и тех же медицинских факультетах. Они будут следовать одним и тем же протоколам, проводить одинаковые анализы, чтобы по- ставить похожие диагнозы. Затем они выпишут одни и те же ле- карства, выпущенные одними и теми же международными фар- мацевтическими компаниями. Конечно, культурные различия остаются, но канадские, японские, иранские и израильские вра- чи придерживаются одинаковых взглядов на человеческое тело и человеческие болезни. Когда «Исламское государство» захва- тило Ракку и Мосул, религиозные фанатики не разрушили мест- ные больницы. Наоборот: они обратились к врачам-мусульманам

всего мира с призывом приехать и лечить людей16. По всей ви- димости, даже исламские врачи и медсестры верят, что тело со- стоит из клеток, болезни вызываются патогенами, а антибиотики убивают бактерий.

Но откуда взялись эти клетки и бактерии? Откуда вообще взялся наш мир? Тысячу лет назад в каждой культуре сущест- вовала своя история о сотворении мира и главных ингредиен- тах космического супа. В наши дни образованные люди всего мира верят в одни и те же теории о материи, энергии, времени и пространстве. Возьмем, к примеру, иранскую и северокорей- скую ядерные программы. Суть проблемы в том, что в Иране и КНДР придерживаются точно таких же взглядов на физику, как в Израиле и Америке. Если бы иранские и северокорейские уче- ные считали, что E = mc4, Израилю и США можно было бы не опасаться, что эти страны создадут ядерное оружие.

В современном мире сохранилась религиозная и националь- ная идентичность. Но когда речь идет о практических вещах — создать государство, экономику, построить больницу, сделать бомбу, — выясняется, что почти все люди принадлежат к одной цивилизации. Вне всякого сомнения, разногласия существуют — но внутренние споры были во всех цивилизациях. Более того, сами цивилизации и сформировались в результате этих споров. Пытаясь определить свою идентичность, люди часто составляют список общих черт, но это ошибочный путь. Здесь больше помог бы список общих конфликтов и дилемм. Например, в 1618 году в Европе не было общей религиозной идентичности, зато буше- вали религиозные распри. В 1618 году идентичность европейца определялась его озабоченностью мизерными доктринальны- ми различиями между католиками и протестантами или меж- ду кальвинистами и лютеранами, а также готовностью убивать и умирать за эти различия. Если человека, жившего в 1618 году, не волновали эти конфликты, значит, этот человек был турком, индусом — кем угодно, но не европейцем.

В 1940 году Великобритания и Германия исповедовали разные политические ценности, но обе страны были неотделимы от «ев- ропейской цивилизации». Гитлер был не меньшим европейцем, чем Черчилль. Более того, само их противостояние показывало, что значит быть европейцем на этом конкретном историческом этапе. А вот охотники и собиратели из племени кунг в 1940 году не были европейцами, поскольку внутренние европейские спо- ры о расе и империи ничуть их не волновали.

Люди, с которыми мы ожесточенно сражаемся, зачастую ока- зываются членами нашей семьи. Идентичность в большей степе- ни формируют конфликты и дилеммы, а не согласие. Что значит быть европейцем в 2018 году? Вовсе не обязательно иметь белую кожу, верить в Иисуса Христа или поддерживать идеалы свобо- ды. Скорее это означает яростно спорить по поводу иммиграции, Евросоюза и изъянов капитализма. Это также значит постоянно спрашивать себя: «Что определяет мою идентичность?» — и бес- покоиться из-за старения населения, безудержного консьюме- ризма и глобального потепления. Конфликты и дилеммы XXI ве- ка отличают современных европейцев от их предков, живших в 1618 и 1940 годах, но сближают с нынешними китайскими и ин- дийскими торговыми партнерами.

Какие бы изменения ни ждали нас в будущем, они, скорее все- го, будут сопровождаться братскими конфликтами внутри еди- ной цивилизации, а не столкновениями разных цивилизаций. Главные вызовы XXI века будут глобальными по своей приро- де. Что произойдет, когда изменение климата вызовет экологи- ческие катастрофы? Что произойдет, когда компьютеры начнут превосходить человека в решении все большего числа задач и за- менять людей во все большем количестве профессий? Что про- изойдет, когда биотехнологии позволят улучшать людей и про- длевать жизнь? Вне всяких сомнений, пытаясь найти ответ на эти вопросы, мы станем свидетелями жарких споров и ожесточен- ных конфликтов. Но эти споры и конфликты вряд ли приведут

к разобщенности людей. Как раз наоборот: они сделают нас еще более зависимыми друг от друга. Хотя человечеству еще очень далеко до построения гармоничного общества, все мы принад- лежим к одной буйной глобальной цивилизации.

Как же объяснить волну национализма, захлестнувшую мир? Возможно, из-за чрезмерного энтузиазма по поводу глобализа- ции мы слишком рано стали забывать о старых добрых нациях? Может ли возврат к традиционному национализму разрешить этот серьезный глобальный кризис? Если глобализация несет с собой столько проблем, почему не отказаться от нее?