Глава 24. Пешки на большой доске
Генерал уехал так же внезапно, как и появился. Черный «ЗиС» растворился в ночи, оставив после себя леденящий холод. Его молчаливый визит был страшнее любой угрозы. Он просто приехал и посмотрел. Убедился, что смерть его свидетеля обеспечена.
В бункере воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием раненых и тихими всхлипываниями Аннельки.
– Он… он здесь, – прошептала девочка, вжимаясь в стену. – Он приехал за мной.
– Не за тобой, детка, – мрачно проговорил Соболев, все еще сидя на полу и прижимая к голове тряпку. – Он приехал за всеми нами. Чтобы лично убедиться, что квитанция на наш расстрел подписана.
Громов молчал. Его мозг, заточённый в этой бетонной ловушке, работал с бешеной скоростью. Генерал. Высший командный состав. Предательство такого уровня объясняло всё. Объясняло, почему Штайнер был так всесилен. Почему его передачи были такими точными. Почему их так легко объявили в розыск. Они наткнулись не на шпиона, а на системную гниль, уходящую на самый верх.
И теперь эта система решила их уничтожить. Аккуратно, без шума. В ходе «спецоперации» по поимке «опасного немецкого агента Штайнера». Они умрут как герои, а генерал останется чистым.
Внезапно снаружи, где готовилась засада, послышалась неразбериха. Приглушенные крики, беготня, резкие команды. Затем — несколько одиночных выстрелов, потом короткая, яростная перестрелка где-то на периметре.
– Они! – выдохнул Громов, прильнув к амбразуре. – Штайнер здесь. Он уже здесь.
Он видел, как бойцы НКВД бежали к восточной стороне периметра, откуда доносились выстрелы. Прожектора рванули туда же, выхватывая из темноты бегущие фигуры и вспышки выстрелов.
Но это был отвлекающий маневр. Громов это понял сразу. Штайнер никогда не полезет в лоб.
И он оказался прав.
Тихая, едва слышная тень отделилась от стены бункера прямо напротив их амбразуры. Высокий, худощавый человек в черном. В его руках был не автомат, а какой-то компактный брусок с проводами.
– Назад! От стены! – крикнул Громов, отскакивая.
Раздался оглушительный хлопок, не громкий, но сокрушительный. Заряд направленного действия. Дверь бункера с вырванными петлями рухнула внутрь с оглушительным грохотом. В проеме, в клубах пыли и дыма, стоял он.
Рейнхард Штайнер.
На нем была не форма, а черный гражданский костюм и плащ. В руке — пистолет с длинным глушителем. Его лицо было спокойным, почти академичным. Он вошел, как хозяин, окинул взглядом помещение: Громова, прикрывающего Аннельку, Соболева, пытающегося подняться, раненую Орлову.
– Пунктуальность — вежливость королей, – произнес он на безупречном русском. Его голос был ровным, без тени насмешки. – Я сказал, что мы встретимся вновь, майор Громов.
– Штайнер! Руки вверх! – снаружи раздался яростный крик старлея. Он и несколько его бойцов, спохватившись, уже бежали к разрушенному входу, окружая его.
Штайнер даже не обернулся. Он смотрел только на Громова.
– Как видите, майор, нас с вами окружают весьма неприятные личности. С одной стороны — продажные палачи из НКВД, планирующие вас убить. С другой — я. Выбор, как говорится, небогат.
– Не двигаться! – заорал старлей, наводя на него автомат.
– О, успокойтесь, товарищ старший лейтенант, – Штайнер наконец повернул к нему голову. – Выполняйте свой план. Ликвидируйте немецких шпионов. Я лишь пришел посмотреть на зрелище. И забрать то, что принадлежит мне. – Его взгляд скользнул по Аннельке.
Громов понял гениальность и безумие этого плана. Штайнер явился не для спасения и не для атаки. Он явился, чтобы стать свидетелем. Чтобы НКВД своими руками убрали его проблему — Громова и группу. А он, в суматохе, заберет девочку. И останется чист. И его высокопоставленный покровитель — тоже.
Он поставил всех в патовую ситуацию. НКВД не могли стрелять в Штайнера, не убив своих заложников. Громов не мог стрелять, не подставляясь под пули НКВД.
В бункере повисло хрупкое, невыносимое напряжение. Три силы стояли друг против друга в ожидании первого выстрела, который взорвет эту пороховую бочку.
И этот выстрел раздался.
Но не из бункера.
Со стороны леса ударил крупнокалиберный пулемет. Неожиданно, яростно. Очереди били не по людям, а по прожекторам, по радиомашинам, по генераторам. Один за другим источники света взрывались, погружая площадку в хаос и тьму. Крики раненых, вопли ужаса, беспорядочная стрельба во все стороны…
В дверном проеме, на фоне полыхающих пожаров, возникла еще одна фигура. В рваной шинели, с перекошенным от ярости лицом, с самодельным заточкой в руке.
Капитан «Бурый».
– За Родину! За Варшаву! – проревел он на польском, и из-за спины его высыпали с десяток его людей. Они не стали разбираться, кто свой, кто чужой. Они били и по немцам Штайнера, и по НКВД, сея панику и месть.
Идиотский, безумный, прекрасный план Штайнера рухнул в одночасье, погребенный под грубой силой польского гнева.
Воспользовавшись всеобщим хаосом, Штайнер, не теряя ни секунды, рванулся к Аннельке. Его рука сжала ее плечо словно железный крюк.
Громов, не раздумывая, нанес ему удар в лицо. Костью кулака по кости скулы. Штайнер отшатнулся, выпустив девочку, и его очки полетели в сторону. На его лице, искаженном гримасой боли и ярости, не было и тени профессора. Было лишь животное бешенство.
– Назад! – закричал Громов Аннельке, толкая ее вглубь бункера, и бросился на Штайнера.
Началась дикая, хаотичная схватка. В разрушенном бункере, под аккомпанемент боя снаружи, два заклятых врага наконец сошлись врукопашную. Без правил. Без хитроумных планов. Только ненависть и воля к жизни.