— Мам, открой, это я, — голос Игоря звучал странно, будто через марлю.
Валентина Петровна метнулась к домофону и замерла. На экране сын прижимал к лицу окровавленную салфетку. Семь этажей без лифта, подумала она, хватаясь за аптечку. Внутри обнаружилось только валидол и активированный уголь.
Игорь ввалился в квартиру, волоча за собой чемодан. Кровь уже остановилась, но на лице виднелись царапины, а правая рука странно висела вдоль тела.
— Она меня выгнала, — выдохнул он, опускаясь на диван. — Марина. Избила и выставила. Можешь себе представить?
Валентина Петровна могла. Еще как могла. С первой встречи эта девица из детдома показалась ей неправильной. Слишком прямая, слишком самостоятельная. Квартиру в ипотеку взяла, работает администратором в каком-то фитнес-клубе. И главное — на Игоря смотрела не так. Не с обожанием, а словно оценивала. Это раздражало больше всего.
— Сейчас запишу тебя к врачу, — деловито произнесла женщина, доставая телефон. — Потом сразу в полицию. Написать заявление, и пусть эта... пусть отвечает.
— Ты думаешь, получится? — Игорь поднял на нее взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то детское, беспомощное.
Валентина Петровна на секунду вернулась в две тысячи пятый, когда муж умер от инфаркта прямо на работе. Игорю было девять. Тогда она поклялась: больше никто не причинит боль ее мальчику. Никто.
— Конечно получится. Я же тебе всегда говорила — нельзя прощать тех, кто поднял руку.
Игорь вздрогнул, когда она коснулась его запястья.
— Больно? Она по руке тоже ударила?
— Ага. Когда нож выбивала.
Валентина Петровна почувствовала, как внутри что-то холодеет.
— Какой нож?
Игорь замялся, уставившись в пол.
— Ну... это же первое апреля было. Я решил пошутить. Дождался ее в подъезде, шапку на лицо натянул, дырки для глаз прорезал. Выскочил с кухонным ножом и крикнул: «Убью!». А она... не испугалась. Просто кинулась на меня. Я даже понять ничего не успел — она уже нож выбила и меня на пол повалила. А потом била, била... Пока я шапку не сдернул и не закричал, что это я.
По спине Валентины Петровны пробежал холодок. Двадцать восемь лет, студент юрфака, работает помощником в адвокатской конторе. И придумал такое.
— Марина сразу успокоилась, когда узнала тебя?
— Не сразу. Еще раз ударила, потом отошла. Стояла надо мной и дышала тяжело. А потом сказала: «Собирай вещи». Вот так, без крика. Холодно так.
Валентина Петровна встала, прошлась по комнате. В окно было видно соседскую девятиэтажку, на балконе которой кто-то развешивал белье. Обычный апрельский вечер в спальном районе. Хрущевки, панельки, магазинчик на первом этаже. И посреди всего этого — ее сын с разбитым лицом.
— Мам, может, не надо в полицию? Она просто испугалась, наверное...
— Испугалась? — Валентина Петровна повернулась к нему. — Игорек, когда люди пугаются, они кричат. Убегают. А она тебя избила. Могла убить случайно — человек хрупкий, один удар не туда... Нет, мы идем в полицию.
— Но про нож тогда придется рассказать.
— Не придется. — Женщина присела рядом с сыном. — Скажем, что ты просто из-за угла вышел неожиданно. А она на тебя набросилась. Зачем усложнять? Так всем проще будет.
Игорь кивнул. Он всегда кивал, когда мать что-то предлагала. С детства привык.
На следующий день пришло сообщение от Марины: «И что это все значит?» К тексту прилагалась фотография заявления, которое Игорь написал накануне в дежурной части.
Валентина Петровна усмехнулась, набирая ответ: «То и значит, милая моя. Не надо было руки распускать. Умеешь на людей бросаться — умей и отвечать».
«А ничего, что он на меня с ножом напал? Почему в заявлении об этом ни слова?»
«А тебе никто не поверит, деточка. Твое слово против нашего. Кому поверят — девчонке из детдома или приличной семье?»
«То есть вы знали про нож, но намеренно соврали? Это клевета. Подсудное дело».
«Докажи».
Марина больше не отвечала. Валентина Петровна отложила телефон и налила себе чаю. В квартире пахло гречневой кашей, которую она готовила на ужин. Игорь сидел в своей комнате, листал что-то в телефоне. Все как раньше, когда он еще учился в школе. Только теперь ему двадцать восемь, а не восемнадцать.
Через два дня в дверь позвонили. Следователь оказался мужчиной лет сорока с усталым лицом и папкой документов.
— Ознакомьтесь, — он выложил на стол распечатки. — Марина Соколова подала встречное заявление о вооруженном нападении. Прилагается запись с камеры видеонаблюдения из подъезда. А также скриншоты вашей переписки, где вы признаетесь в сокрытии информации.
Валентина Петровна схватила листы. На размытом черно-белом кадре отчетливо видно: человек в шапке-маске выпрыгивает из-за двери с ножом в руке. Марина отшатывается, бьет ногой — нож летит в сторону. Потом она валит Игоря на пол и методично бьет его кулаками, пока тот не срывает с головы шапку.
— В свете новых обстоятельств ваш сын будет привлечен к ответственности за нападение с применением холодного оружия, — ровно произнес следователь. — А девушка действовала в рамках необходимой обороны. Царапины и ушибы, которые получил ваш сын, не подпадают под превышение.
— Но это же была шутка! Первое апреля! — голос Валентины Петровны сорвался на визг.
— От души желаю, чтобы над вами так же пошутили, — следователь поднялся. — Ознакомьтесь с документами. Подпишите здесь и здесь.
— Я на вас жалобу напишу!
— Уже писали. Один раз, — мужчина усмехнулся и вышел, прикрыв за собой дверь.
Валентина Петровна кинулась к телефону — набрала Марину. Абонент недоступен. Заблокировала, зараза. Как она посмела?
Игорь сидел на диване бледный, сжимая в руках повестку. На подписке о невыезде он провел полгода. Ходил на допросы, встречался с адвокатом, которого наняла мать. Тот качал головой и говорил, что дело плохое — запись с камеры убийственная, переписка тоже.
Суд прошел быстро. Судья — женщина лет пятидесяти в строгих очках — выслушала показания и вынесла приговор: условный срок на два года. Валентина Петровна сидела в зале и думала о том, что это несправедливо. Ее мальчик, ее единственный сын, который просто хотел пошутить...
Через неделю из университета пришло уведомление об отчислении. С судимостью в адвокаты путь закрыт. Игорь два дня не выходил из комнаты, потом устроился менеджером в небольшую торговую фирму. Зарплата в два раза меньше, чем он получал помощником юриста.
Валентина Петровна иногда встречает Марину в городе. Та ходит под руку с высоким парнем в спортивной куртке. Смеется, разговаривает, выглядит счастливой. У них, видимо, не принято шутить с ножами. Или у мужчины просто хватает ума не делать глупостей.
А дома на диване сидит Игорь и листает вакансии. Ему уже двадцать девять, а Валентине Петровне — пятьдесят семь. Они снова вдвоем в двухкомнатной хрущевке, где кухонные ножи теперь лежат в дальнем ящике. Игорь больше не шутит по первое апреля. Не до шуток стало.