— Это справедливый обмен. Моя любовь на твою заботу. Ты должна меня обслуживать просто за то, что я тебя люблю.
— И принеси мне воды, — сказал Вадим, не отрывая взгляд от телефона.
Галина поставила на стол тарелку с пирогом, который пекла с утра. Яблоки нарезала тонкими ломтиками, корица, ваниль, хрустящая корочка. Вадим даже не посмотрел.
— Воды принеси, говорю.
Она постояла, вытирая руки о фартук. Потом налила воды, поставила стакан рядом с локтем мужа.
— Спасибо бы сказал.
Он наконец оторвался от экрана, посмотрел на неё удивлённо:
— За что спасибо? Ты должна меня обслуживать за то, что я тебя люблю. Это справедливый обмен. Моя любовь на твою заботу.
Галина стояла и смотрела на мужа. Пятьдесят шесть лет, три года не работает, сидит дома. А она — в магазине с восьми до шести, потом ужин, уборка, стирка.
И это называется справедливый обмен?
Когда это началось
Тридцать два года назад Вадим говорил другие слова. "Галочка, отдохни, я сам помою". "Не надо, я приготовлю". "Давай вместе".
Потом появились дети, работа, быт. Постепенно его "помоги, пожалуйста" превратились в "принеси", "сделай", "подай". А года три назад, когда он потерял работу и перестал искать новую, появилась эта формула: "Ты должна меня обслуживать за то, что я тебя люблю".
Сначала Галина думала, он шутит.
Потом поняла — серьёзно.
В среду вечером она сидела на кухне с Людой, подругой с соседнего подъезда. Людмила разливала чай, щурилась от пара:
— Он серьёзно так считает?
— Абсолютно. Говорит, это честный обмен.
— А ты что?
— Я устала, Люд. Очень устала.
Людмила помолчала, помешивая чай:
— А он хоть понимает, сколько ты всего делаешь?
— Не хочет понимать. Для него это само собой разумеется. Как дышать.
— Сколько вы вместе?
— Двадцать два года.
— И всё это время?..
— Не всё. Раньше было по-другому. А последние годы... Он сидит дома, я работаю. Прихожу — готовлю, убираю, стираю. Он даже чашку за собой не помоет. Говорит, зачем, если я всё равно приду и сделаю.
Людмила покачала головой:
— Галь, а ты пробовала с ним поговорить?
— Пробовала. Он мне про любовь. Про то, что любовь — это и есть его вклад. Что я должна быть благодарна за то, что он меня любит. Что это справедливая плата за все мои труды.
— Плата за труды... — Людмила хмыкнула. — Как на работе.
— Только на работе хоть зарплату платят.
Вечер среды
Галина вернулась домой поздно — после смены задержали, инвентаризацию делали. Открыла дверь — и запах. Что-то пригорело.
На плите кастрюля с чёрным дном, Вадим разогревал обед и забыл. В раковине гора немытой посуды — тарелки, чашки, ложки. На столе крошки, капли чая. На диване подушки разбросаны, крошки от печенья.
Вадим сидел в комнате, в наушниках, смотрел что-то на планшете.
Галина остановилась в дверях. Постояла. Почувствовала, как что-то внутри медленно разжимается.
Не злость. Что-то другое.
Понимание, что ли.
Сняла куртку, повесила на вешалку. Помыла кастрюлю — долго оттирала пригоревшее дно. Потом посуду. Потом стол. Потом пол на кухне — где-то пролилась вода, скользко было.
Вадим вышел, когда она мыла пол:
— А, ты пришла. Есть что-нибудь?
— В холодильнике котлеты вчерашние. Разогрей.
— Ты же дома уже. Сама разогреешь.
Она выпрямилась, всё ещё держа тряпку в руке:
— Вадь, помог бы хоть посуду помыть.
— Я устал.
— Ты с дивана не вставал весь день.
— Я отдыхал. Мне нужен отдых. Не всё же время напрягаться.
— А я?
— А что ты? Ты работаешь, это правильно. А дома — ты же женщина. Это твоё.
— Я тебя люблю, этого мало? Я же тебе об этом говорил — моя любовь, твоя забота. Справедливо.
Галина смотрела на него. И вдруг поняла — бесполезно. Он действительно так считает. Искренне. Для него это норма. Его любовь как зарплата. А её труд как обязанность.
— Вадь, мне пятьдесят четыре года. Я устаю.
— Все устают. Жизнь такая.
Она кивнула. Молча пошла мыть пол дальше.
Но в голове что-то щёлкнуло.
Тихо так щёлкнуло.
Утро четверга
Галина проснулась рано. Села на кровати, посмотрела на спящего мужа. Сопит, руку раскинул. Спокойный. Довольный жизнью.
Встала, оделась. Собрала сумку — немного вещей, на неделю хватит. Паспорт, карта, телефон. Всё остальное не важно.
Написала записку: "Поживу у Люды. Вернусь, когда отдохну". Положила на стол на кухне.
Вадим проснулся, когда она уже стояла в прихожей с сумкой:
— Куда это ты?
— К Люде. Недельку пожить.
— Как это? — он вылез из постели, прошёл к ней. — А я что есть буду?
— В холодильнике всё есть. Разогреешь. Макароны сварить сможешь. Яйца пожарить.
— Галь, ты чего? Не смешно же.
Она посмотрела на него. Спокойно посмотрела. Без злости, без обиды. Просто устало.
— Вадим, я люблю тебя двадцать два года. Это не оплачивает моё рабство.
— Какое рабство? — он растерялся. — При чём тут рабство?
— Ты требуешь от меня обслуживания за любовь. Это рабство. Только раб работает за то, что его не бросают.
— Галь, ты вообще о чём?
Она открыла дверь:
— Отдохну — вернусь. Может быть.
Дверь закрылась тихо. Без хлопка. Она всегда закрывала двери тихо.
Неделя одиночества
Первые три дня Вадим справлялся. То есть думал, что справляется.
Сварил макароны — они слиплись в один ком, но съедобные. Пожарил яйца — пригорели, но тоже ничего. Хлеб, масло, колбаса — элементарно.
На четвёртый день понял, что чистых футболок не осталось. Бельё тоже закончилось. Попробовал постирать в машине — засыпал порошка на глаз, выбрал первую попавшуюся программу. Машина гудела два часа. Когда достал бельё, оно было мокрым, холодным и пахло порошком. Его любимая футболка села на размер.
На пятый день закончилась еда. Точнее, готовая еда. Варить суп он не умел. Жарить мясо тоже. Купил в магазине готовых котлет, сухарей, консервов.
Чай с сухарями — вот и ужин.
На шестой день понял, что пол грязный. Попробовал помыть — не нашёл тряпку. Галина куда-то убрала. В итоге протёр старым полотенцем, но толку мало — разводы остались.
На седьмой день позвонил ей:
— Ну когда ты вернёшься?
— Не знаю.
— Галь, ну хватит обижаться. Я же не специально.
— Я не обижаюсь. Я думаю.
— О чём думать? Приезжай, поговорим.
— Вадь, мне нужно время.
— Сколько?
— Не знаю.
Она положила трубку.
Десятый день
Вадиму пришло сообщение в среду утром: "Подписи поставишь в пятницу в три часа". Адрес — нотариальная контора на Строителей.
Он перечитал три раза. Позвонил Галине — сбросила. Написал в мессенджер: "Что за подписи?". Она ответила коротко: "Увидишь".
В пятницу он пришёл за десять минут до трёх. Галина уже сидела в приёмной. Собранная, спокойная, в новой куртке — он такой не видел. Волосы по-другому уложены. Помада.
Она что, в парикмахерскую ходила?
— Галь, что происходит?
— Сейчас узнаешь.
Нотариус, женщина лет пятидесяти, позвала их в кабинет. Разложила документы на столе:
— Соглашение о разделе имущества. Квартира продаётся, деньги пополам. Дачи нет, машины нет, вклады минимальные — тоже делим. Подписываете здесь и здесь.
Вадим смотрел на бумаги, не понимая:
— Какой раздел? Галь, ты о чём?
— О разводе. Подавать буду в понедельник. Это предварительное соглашение — чтобы без судов, без споров.
— Ты серьёзно? — он оглянулся на нотариуса, будто искал поддержки. — Из-за чего? Из-за какой-то посуды?
Галина посмотрела на него внимательно. Как будто видела впервые:
— Из-за того, что твоя любовь требует слишком дорогой платы. Я больше не хочу быть прислугой.
— Какой прислугой? — он повысил голос. — Ты моя жена!
— Жена — это партнёр и человек. А не обслуживающий персонал.
Нотариус деликатно кашлянула:
— Я могу выйти, если хотите обсудить.
— Не нужно, — сказала Галина. — Мы всё обсудили. За двадцать два года.
Вадим схватил документы, пролистал. Всё правильно, всё по закону. Квартира на двоих, делится поровну. Продать и разъехаться.
— А где я жить буду?
— Снимешь квартиру. Как и я. Твоей половины денег хватит надолго.
— Галь, ну подожди. Давай поговорим нормально. Я же не хотел тебя обидеть.
— Ты не хотел меня обидеть. Ты просто хотел, чтобы я тебя обслуживала. За любовь. Бесплатно. Всю жизнь.
Она взяла ручку, расписалась на всех страницах. Нотариус придвинула документы Вадиму:
— Ваша очередь.
Он смотрел на подпись жены. Ровная, спокойная. Без дрожи в буквах. Будто подписывала договор на работе, а не конец двадцати двух лет.
— Если не подпишешь, пойдём через суд, — Галина застегнула сумку. — Результат будет тот же. Только дольше и дороже.
Вадим взял ручку. Буквы вышли кривые — он торопился, не хотел, чтобы она видела, как трудно выводить каждую букву.
Два месяца спустя
Галина сняла однокомнатную квартиру на окраине. Небольшая, светлая, с новым ремонтом. Хозяйка попалась хорошая, без придирок. Мебели немного — диван, стол, шкаф.
Вечерами она сидела с книгой и чаем. Читала медленно, с удовольствием — никто не звал, не просил, не требовал. Телефон лежал на столе беззвучно. Тишина была такая, что слышно, как за окном ветер шуршит листьями.
В субботу утром в дверь позвонили. Галина открыла — Вадим.
Похудевший, зарос. Рубашка мятая, джинсы грязные. Пах немытым телом и чем-то кислым.
— Привет, — сказал он.
— Привет.
— Можно войти?
— Зачем?
Он облизнул губы:
— Поговорить. Галь, давай поговорим.
Она не пустила его дальше порога. Стояла в дверях, держась за косяк:
— Говори.
— Вернись. Я понял, что был неправ.
— Понял или проголодался?
Он моргнул:
— Что?
— Проголодался, неудобно стало или правда понял?
Вадим потёр лицо ладонями:
— Галь, мне плохо без тебя. Квартира грязная, еды нормальной нет, рубашки не постираны. Я не справляюсь.
— Найми уборщицу. И повара. Будет чисто и сыто.
— У меня пособие маленькое, какая уборщица.
— Тогда научись сам. Миллионы людей справляются.
— Я не могу. Я не умею.
Галина вздохнула:
— Вадь, ты пришёл, чтобы я вернулась мыть твои полы?
— Я пришёл, потому что люблю тебя.
— Твоя любовь — это не оплата за прислуживание. Любовь — это когда два человека заботятся друг о друге. А не один требует обслуживания за то, что второго не бросил.
— Галь, я исправлюсь.
— Нет. Не исправишься. Потому что ты не видишь проблемы. Ты видишь неудобство. Тебе неудобно жить грязно и голодно. Но ты не понимаешь, что я тоже человек. Что я устаю. Что у меня тоже есть жизнь.
— Я понимаю...
— Нет, — она покачала головой. — Ты хочешь, чтобы я вернулась. Это не одно и то же.
Вадим стоял, опустив голову. Потом поднял глаза:
— А если я буду помогать по дому?
— Это не помощь. Это твоя половина работы. И учиться этому в пятьдесят шесть — поздновато.
— Галь...
— Иди, Вадим. Научись сам о себе заботиться. Или найди того, кто согласится на твои условия. Мне больше не нужна твоя любовь в обмен на труд.
Он постоял ещё немного. Потом развернулся и пошёл к лестнице.
Галина закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной, закрыла глаза.
Внутри было спокойно.
Полгода спустя
Март выдался тёплым, ранняя весна. Галина зашла в магазин после работы — купить продуктов на выходные. Брала понемногу — овощи, творог, яйца. Для одной много не надо.
У холодильников с готовой едой стоял Вадим. Не заметил её. Складывал в корзину пластиковые контейнеры: котлеты, голубцы, салаты, пельмени. Замороженные блюда. Готовую выпечку.
Корзина была полная.
Галина подошла:
— Научился готовить?
Он вздрогнул, обернулся. Не ждал. Помолчал, глядя в корзину. Потом посмотрел на неё:
— Нет. Покупаю готовое. Дорого получается.
Она кивнула. Они постояли рядом — двое людей, проживших вместе двадцать два года.
Теперь чужие.
— Как ты? — спросил он.
— Хорошо.
— Правда?
— Правда. — Она улыбнулась. — Легко, Вадь. Знаешь, как легко, когда живёшь для себя?
Он кивнул, глядя в пол:
— Наверное, не знаю. Я вот для себя живу. Только тяжело почему-то.
Галина ничего не ответила. Взяла с полки творог, положила в свою корзину. Вадим смотрел, как она выбирает йогурт — читает состав, сравнивает цены.
Раньше она покупала всё быстро, на автомате. Некогда было выбирать — домой бежать, ужин готовить.
— Ты похорошела, — сказал он вдруг.
— Спасибо.
— Нет, правда. Моложе стала.
Галина пожала плечами:
— Отдых делает чудеса.
Они разошлись к разным кассам. Он с корзиной готовой еды — дорого, быстро, без усилий. Она с овощами и творогом — сама приготовит, сама съест, сама помоет посуду.
Но для себя. Только для себя.
На улице шёл лёгкий дождь. Галина подняла воротник куртки, шла медленно, не торопясь. Дома никто не ждал с требованиями. Никто не кричал "принеси", "подай", "сделай".
Тишина, чай, книга. Людмила обещала зайти вечером — посидят, поговорят.
Может, когда-нибудь будет кто-то другой. А может, и нет. Но если будет — то партнёр. Мужчина, который понимает: любовь не оплачивает труд. Любовь — это когда вдвоём легче, чем поодиночке. А не наоборот.
Галина шла под дождём и улыбалась. Потому что впервые за много лет не торопилась домой.
И это было счастьем. Странным, тихим, неожиданным. Но счастьем.
Подписывайтесь. Чтобы не пропустить новые истории о женщинах которые выбрали себя.