Представьте себе мир эпохи палеолита.
Это не просто давно или очень давно — это как будто другая планета. Гигантский ледниковый щит, толщина которого в центре достигала нескольких километров, надвигался на территорию современной Европы, а бескрайняя мамонтовая степь (тундростепь) простиралась до горизонта. По этим просторам бродили мамонты и шерстистые носороги.
И в этом мире — человек.
Не повелитель природы, а ее хрупкая часть, почти игрушка в лапах стихии. Его мир был ограничен всего несколькими километрами, за которыми лежала верная смерть от холода или от когтей хищника.
В этом мире звучал один-единственный, навязчивый голос — голос инстинкта. Он не шептал, он кричал: «ВЫЖИВИ!».
Долгие тысячелетия ответом на этот крик был поиск. Найти пещеру. Найти скальный навес. Найти готовое укрытие. Но однажды — и это «однажды» растянулось на поколения — произошло нечто, что можно считать величайшей революцией в истории человечества. Однажды наш далекий предок перестал искать укрытие и начал его создавать.
Он посмотрел на гибкие жерди, на грубые шкуры только что добытого зверя, на исполинские кости мамонта — и увидел в них не просто ресурсы, а возможность. Возможность изменить мир под себя.
Так родился первый ветролом (ветряной заслон, шалаш).
Это не было «зданием» в нашем понимании.
Это был хрупкий островок тепла в безжалостной стуже, простой навес от ветра. Но в этой примитивной конструкции уже таился зародыш всех будущих шедевров. Все эти жерди, воткнутые в землю, — это прообраз колонны, несущей нагрузку. Наброшенные на них шкуры — прообраз стены, ограждающей от внешнего мира. А вся конструкция в целом — прообраз кровли, первой крыши над головой, созданной человеческими руками.
Археологи, изучая стоянки вроде той, что найдена у села Мальта в Сибири, видят не просто ямы от столбов или осколки костей. Они видят первый чертёж, проявленный не на бумаге, а в самой земле. Архитектурный план, где каждая опора имела свое место, а пространство внутри организовывалось вокруг ритма повседневной жизни: здесь спят, здесь едят, а вот здесь горит сердце дома — очаг.
Первый, совсем простой — но абсолютно гениальный каркасный дом, принципы которого, по сути, используются до сих пор.
Поэтому мы смело можем сказать — в тот самый миг, когда шкура была наброшена на первую жердь, началось рождение АРХИТЕКТУРЫ. Пока ещё только прообраз, но это уже была колоссальная победа человека над окружающим его миром. Не физическая, но — пространственная. Он впервые создал вокруг себя личную территорию для своей жизни, противостоящую хаосу дикой природы.
Это был акт величайшего творения, отделивший нас от всего остального животного мира. Мы перестали быть всего лишь жителями природы. Мы стали ее творцами. А всё начиналось с простой мысли: «Я не буду искать дом. Я его построю».
И пусть ранние следы строительной деятельности, найденные в Германии (Бильцингслебен, 300-412 тыс. л до н.э.) и Франции (Терра Амата, 380 тыс.л до н. э.), уходят вглубь веков — та самая «искра» начального строительства, которая то мелькала, то гасла на протяжении сотен тысяч лет, смогла разгореться в «устойчивое пламя» именно тогда, когда мир был особенно суров и холоден.
На пике противостояния человека и природы родилась эта строительная победа.
Идея своего укрытия, своего дома наконец закрепилась, чтобы уже никогда не быть забытой. Она перестала быть случайностью и стала культурой. Так родился прообраз молодой, сугубо утилитарной архитектуры, когда её единственной задачей было —обеспечить выживание человека. Но пройдут тысячелетия, и этому голому каркасу предстоит возвыситься, обретая величие веры и силу власти, чтобы стать монументом.
О том, как архитектура научилась говорить с вечностью, — в следующем эпизоде.