— Да ты охренела, что ли?! — Алла стояла посреди комнаты, прижимая к груди кружку с остывшим чаем, а перед ней — свекровь, с чемоданом, как на вокзале. — Ты это серьёзно, Марина Петровна?
— А что такого? — спокойно отвечает та, будто зашла на чаёк. — Я к вам. Насовсем.
— Насовсем? — Алла чуть не поперхнулась. — В однушку?! К нам?!
Из комнаты выглянул Игорь, в трениках, с тем самым виноватым лицом, каким обычно глядят коты, когда уже всё разбили.
— Мам, ты... ты чего? — пробормотал он, глядя то на чемоданы, то на жену.
— А что? — свекровь с видом великомученицы подняла подбородок. — Я квартиру Светочке отдала, пусть живут молодые. У них семья. А я к вам. Сын ведь не бросит мать, правда?
Игорь не ответил. Просто почесал затылок.
Алла, между тем, застыла. Смотрела, как эта бодрая женщина, не дожидаясь приглашения, уже ставит сумку у стены, достаёт халат и цветастую ночнушку.
— Подождите-ка, — Алла резко поставила кружку на стол. — А ничего, что у нас тут одна комната? Вы где вообще собрались спать?
— Да ладно тебе, Аллочка, — Марина Петровна махнула рукой. — Люди и в меньшем живут. Я кровать займу, а вы там, на диванчике своём молодёжном, как-нибудь.
— Как-нибудь?! — Алла почти вскрикнула. — Это вообще как понимать?!
— А чего ты так завелась-то? — вмешался Игорь, хмурясь. — Мама ведь не на улице жить должна.
— Так пусть у своей дочери живёт! — Алла уставилась на мужа. — У неё теперь две комнаты, как-никак.
— Там молодожёны, им неудобно, — вмешалась свекровь. — Я им мешать не хочу.
Алла закатила глаза.
— А мне, значит, можно?
— Ты жена моего сына, — с достоинством произнесла Марина Петровна. — Мы теперь одна семья. Значит, жить вместе — это нормально.
Алла только рассмеялась.
— Да нормально у вас в головах, я смотрю, у одной и у второго. В одной комнате, втроём, с вещами, с кастрюлями, с твоими "я привыкла ложиться в девять" и "не стучи посудой"? Да у нас через два дня кто-то кого-то прибьёт!
Марина Петровна закатила глаза:
— Аллочка, ты слишком вспыльчивая. Надо спокойнее быть, особенно женщине.
Алла сжала кулаки.
— А вам, Марина Петровна, надо помнить, что вы не у себя дома!
Молчание. Только холодильник гудит, да чайник еле слышно посвистывает.
Потом Игорь вздохнул:
— Мам, может, ты пока поживи у Светы, а? Мы подумаем, как быть...
— Подумаем! — передразнила свекровь. — Я уже подумала! Всё, я остаюсь!
И пошла разбирать чемодан — поставила обувь у входа, косметичку на полку в ванной, даже полотенце повесила рядом с Аллиным.
Алла стояла в шоке, как будто её квартиру сейчас тихо оккупировали без объявления войны. Внутри всё кипело, но она молчала — жевала злость, считала до десяти, до двадцати, но легче не становилось.
— Игорь, — наконец выдохнула она, — скажи что-нибудь.
Муж пожал плечами.
— Ну что я скажу... Она же моя мама...
— А я кто?! — Алла сорвалась. — Тряпка кухонная?! Я с тобой год живу, всё сама, а теперь ещё и твою маму должна приютить, потому что ты язык изо рта вынуть боишься?!
Марина Петровна резко обернулась:
— Аллочка, вот ты зря. Так с мужем не разговаривают. Женщина должна быть мягче, уступчивей.
— Женщина должна жить спокойно у себя дома! — крикнула Алла. — А не слушать лекции от человека, который припёрся с чемоданом без спроса!
— Ты что, выгоняешь меня? — голос свекрови стал ледяным.
— Нет, я просто говорю, что вы не можете жить тут!
— Да ладно, — Игорь шагнул вперёд, — давай без криков, а? Мама поживёт пару недель, потом что-нибудь решим.
Алла замерла.
— Пару недель? — повторила она. — А потом она тебе скажет, что привыкла и никуда не уйдёт. А ты, как всегда, пожмёшь плечами. Я тебя знаю, Игорь!
Он отвернулся.
— Ты всё преувеличиваешь.
— Преувеличиваю?! — Алла чуть не рассмеялась. — Да я только за сегодня от тебя услышала "мама", наверное, раз двадцать, а слово "жена" — ни разу!
Марина Петровна, стоя у шкафа, негромко, но достаточно громко для всех, пробормотала:
— Вот и видно, кто тут командует. Совсем парень под каблуком был, теперь ещё и выгоняют родную мать...
— Я не выгоняю! — Алла повысила голос. — Я просто не хочу жить в аду!
— Аллочка, ты просто эгоистка, — спокойно сказала свекровь. — Всё тебе мало, всё тебе не так. Женщины вашего поколения всё какие-то нервные, всё им личное пространство подавай. Вот раньше жили семьями — и ничего!
Алла медленно обернулась к ней.
— Раньше и в очередях за сахаром стояли. Может, и это вернуть?
Игорь вздохнул, прошёл к столу, налил себе воды. Молчал.
Молчание между ними повисло, как дым.
Марина Петровна тем временем уже достала своё постельное бельё, взбивает подушку и с довольным видом укладывает на кровать.
Алла чувствует — сейчас рванёт. Но держится. Смотрит на мужа.
Тот делает вид, что ничего не происходит. Просто пьёт воду.
— Всё, — наконец говорит она тихо. — Хватит. Если ты сейчас не объяснишь матери, что она не может тут жить — я сама это сделаю.
— Алла...
— Нет! — перебила она. — Я тебе не нянька и не домработница, чтобы с чужой женщиной делить свою комнату!
— Мама не чужая! — Игорь резко повысил голос.
— Для меня — чужая! — Алла встала прямо, не моргая. — И точка.
— Ты это сейчас зря, — сказала Марина Петровна, холодно глядя на неё. — Очень зря.
Алла повернулась к ней, глядя прямо в глаза.
— Может быть. Но зато честно.
Свекровь поджала губы, развернулась к сыну:
— Вот, Игорёк, посмотри, какую жену ты выбрал. Ни уважения, ни сострадания. Даже пожилую женщину приютить не может!
— Мама... — начал Игорь.
— Молчи, — отмахнулась она. — Всё понятно.
Алла, чувствуя, что в висках пульсирует, как будто кто-то молотком стучит, пошла на кухню. Захлопнула за собой дверь, включила воду на полную. Хоть шумом заглушить этот цирк.
Но из комнаты всё равно слышала:
— ...и ведь говорила тебе, Игорёк, что она гордая. Неблагодарная.
— Мама, ну хватит...
— Нет, ты посмотри, как она со мной разговаривает! Да я, может, ради вас из своей квартиры ушла!
Алла зажмурилась.
«Из своей ушла»... сама отдала. Никто не просил. Теперь мучай нас всех, лишь бы внимание получить...
Она включила чайник.
Чай бурлит, а мысли не остывают. В груди кипит, и ясно: либо она выгонит свекровь, либо сама уйдёт. Потому что вдвоём с этой женщиной в двадцати восьми метрах — ну это всё, приговор.
На следующий день всё стало ещё веселее.
Марина Петровна с утра заняла ванную. Минут сорок, не меньше. Потом вышла, вся в полотенце и запахе дешёвого крема, и, проходя мимо, сказала:
— Аллочка, вам бы потолще шторы купить, а то солнце бьёт в глаза с утра, невозможно спать.
— Так вам в чужом доме и спать-то необязательно, — буркнула Алла, намазывая хлеб маслом.
— Что ты сказала?
— Ничего. Кофе хочешь?
— Нет, у вас кофе плохой, я свой куплю.
И вот так — день за днём. Комментарии, советы, поучения. Сколько соли кидать в суп, как стирать полотенца, почему у Аллы "всё по-пустому стоит".
А Игорь — как рыба. Молчит, улыбается виновато, будто всё это не с ним.
Вечером Алла, уже на пределе, села на диван и сказала прямо:
— Игорь, либо она уходит, либо я.
Он посмотрел на неё уставшими глазами.
— Ты не понимаешь. Мама ведь не вечная...
— Ага, зато я, похоже, должна жить в аду вечно, — отрезала Алла.
Марина Петровна из комнаты:
— Я всё слышу! Игорёк, ты позволишь ей так говорить?!
Игорь — тишина.
И вот тогда, внутри у Аллы, щёлкнуло что-то. Как будто выключатель.
Всё. Хватит.
Ночь. Октябрьский ветер стучал по подоконнику, а Алла лежала, глядя в потолок. Марина Петровна мирно похрапывала на диване — да, именно на Аллином диване. А сама Алла — на кухне, на раскладушке, которая скрипела так, что, казалось, весь дом слышит.
Игорь, этот безмолвный посредник, дышал рядом на полу в спальне, будто стыдно было лечь хоть куда-то по-человечески.
«Вот и живём, — думала Алла, — я, он и его мама. Как в плохом анекдоте: трое в лодке, а весло одно».
Утром Алла проснулась от того, что кто-то возился на кухне.
Вышла — а там Марина Петровна в халате, варит овсянку. На её кастрюле. Её ложкой.
Игорь сидит за столом, жуёт бутерброд, как ни в чём не бывало.
— Доброе утро, — сказала Алла сквозь зубы.
— Доброе, — ответила свекровь. — Я вот кашку сделала. Вам обоим полезно, желудок укрепляет.
— Мне, может, и не хочется кашу, — сказала Алла.
— А зря. Надо есть то, что дают, — с улыбкой ответила Марина Петровна.
И вот эта улыбка — как наждаком по нервам.
Алла молча села, сделала вид, что проверяет телефон.
Пальцы дрожали.
«Она издевается. Прям вот специально. Проверяет, сколько я выдержу».
Когда Марина Петровна вышла в магазин, Алла встала и грохнула ложкой по столу.
— Игорь, это ненормально!
Муж вздохнул.
— Да знаю я. Только что делать-то?
— Что делать? — Алла вскинулась. — Ты хоть раз в жизни поступи как мужик! Скажи матери, что она тут не живёт!
— Алл, ну ты же понимаешь, я не могу просто так выгнать мать на улицу...
— Хватит мне про улицу! У неё дочка с квартирой!
— Света сказала, что ей с мужем там тесно...
— А мне, значит, просторно?! — Алла рассмеялась, но смех был сухой, как треснувшая ветка. — Я уже неделю на кухне сплю, как студентка в общаге!
— Потерпи немного, ладно?
— Потерпи, потерпи... — Алла скрестила руки. — Ты всё терпишь — её, жизнь, даже себя. А я не железная.
Он посмотрел на неё как щенок — грустно, жалко, без слов.
И Алла вдруг поняла — бесполезно. Не изменится он.
Любит он, может, её и любил когда-то, но стержня в нём — ноль.
Вечером вернулась Марина Петровна, вся из себя бодрая:
— Я тут решила, — сказала она, ставя пакет на стол. — Надо перестановку сделать. А то тесно у вас. Я кровать к стене поставлю, шкаф сюда перенесу.
— У вас? — Алла аж поперхнулась. — Это у вас тесно?
— Ну а как же, я же теперь тоже здесь живу! — с тем же наглым спокойствием ответила свекровь.
— Нет, — Алла резко встала. — Вы тут не живёте.
Тишина. Даже холодильник будто замер.
— Что ты сказала? — Марина Петровна медленно повернулась.
— Я сказала — вы здесь не живёте, — повторила Алла твёрдо. — Я больше не собираюсь играть в этот дурдом.
— Алла, — вмешался Игорь. — Не начинай опять...
— Не начинай?! Да я уже закончила! — Алла обернулась к нему. — Ты хоть понимаешь, что мы не живём, а выживаем? Что я в собственном доме как гость?
Марина Петровна прижала руки к груди, театрально вздохнула:
— Ох, доченька, я понимаю, тебе тяжело. Но надо быть добрее. Семья — это когда все вместе.
— Это не семья, — Алла сказала спокойно, но голос дрожал, — это клоунада. Вы пришли, как хозяйка, выгнали меня с кровати, теперь ещё и мебель переставлять собрались.
— Ну извини, что я стараюсь хоть как-то обустроить наш быт!
— Наш? — Алла шагнула ближе. — Тут ничего вашего нет! Это квартира моей бабушки!
Марина Петровна побледнела, но не сдалась.
— Ты мне ещё скажи, что я зря сына родила.
— Нет, спасибо, — Алла усмехнулась. — Но вот то, как вы его воспитали — зря, пожалуй.
— Аллочка! — Игорь вскочил. — Ну не надо так...
— А как надо? — Алла обернулась к нему. — Тихо сидеть и ждать, пока она и ключи мои перепишет на себя?
— Я ничего не переписываю! — вмешалась свекровь. — Просто я старше, мне положено уважение!
— Уважение? — Алла склонила голову. — Это не когда в чужой дом лезут с чемоданом. Это когда спрашивают, можно ли вообще войти.
Тишина. И только где-то с улицы слышно — дети играют в мяч, визжат. Жизнь идёт, а у них — тупик.
Алла подошла к двери, открыла замок.
— Вот и всё. Собирайте вещи. Сейчас.
— Я не пойду, — твёрдо сказала Марина Петровна.
— Пойдёте, — ответила Алла. — Или я вызову полицию.
— Алла, не перегибай! — Игорь шагнул к ней.
— Перегибаю? — она повернулась к нему. — А ты, когда позволил своей матери выгнать меня с кровати, не перегнул, да?
Он замер. Молчал.
— Ты выбрал сторону, Игорь. Не меня, — тихо сказала Алла. — Её.
Марина Петровна сложила руки, как на похоронах, и вздохнула:
— Господи, до чего довела мальчика. Женщины нынче все такие. Без совести.
— Совесть? — Алла хмыкнула. — У меня совесть есть. Именно поэтому я не хочу, чтобы меня тут топтали.
Игорь не смотрел на неё. Просто подошёл, взял чемодан матери.
— Мам, собирайся.
— Что? — свекровь вытаращила глаза. — Ты что несёшь?
— Собирайся, — повторил он. — Я найду тебе квартиру.
— А если не найду?
— Найдёшь, — тихо ответила Алла.
Пауза длилась вечность. Потом Марина Петровна, вся дрожа, начала собирать вещи. При каждом движении громко вздыхала, будто Алла заставила её голодать неделю.
— Знаешь, Аллочка, — сказала она, застёгивая сумку, — добро тебе не выйдет боком.
— Я и не ждала, что выйдет, — ответила та.
Когда дверь за ними закрылась, квартира будто выдохнула. Тишина. Только часы тикали.
Алла стояла, прислонившись к стене. В горле ком.
Не от жалости — от усталости.
Столько дней в одном воздухе с чужой женщиной, с этой липкой добротой и постоянным «мама права».
Теперь — пусто.
Но это «пусто» было лучше, чем любая фальшивая семья.
Через неделю Игорь вернулся. Один. Постаревший, потерянный. Сел на стул, долго молчал.
— Я всё время думаю, — начал он, — может, я тогда не так сделал...
— Ты сделал так, как умеешь, — спокойно сказала Алла. — И вот мы там, где должны быть.
— Я не хотел, чтобы всё так вышло.
— Хотел или не хотел — разницы нет. Ты позволил своей матери жить моей жизнью. А я этого не прощу.
Он кивнул.
— Я понимаю.
— Поздно понимать, — тихо ответила она.
Потом долго молчали. Только чайник зашипел.
Игорь встал, посмотрел на неё ещё раз — взгляд знакомый, усталый, но без злости.
— Ладно. Прощай, Алл.
— Прощай, Игорь.
Он ушёл, дверь захлопнулась.
А Алла села у окна. На улице сыпал мелкий осенний дождь, дворник гонял листья, соседка с первого этажа ругалась с кем-то по телефону — жизнь шла, как всегда.
Алла смотрела в серое небо и думала:
«Никто не имеет права приходить и устраивать в твоей жизни коммуналку. Даже если это твоя свекровь. Даже если муж молчит. Иногда, чтобы остаться человеком, нужно просто сказать — хватит».
Финал.