— Света, ты когда съезжать-то собираешься? — Валентина Петровна стояла на пороге своей же спальни, глядя на раскиданные по полу детские игрушки и горы чужого шмотья.
— Тётя Валя, ну что ты опять начинаешь с утра пораньше! — Светлана даже не подняла головы от телефона. Сидела на кровати Валентины, развалившись, как у себя дома. — Мы же договаривались, что на месяц.
— На недельку договаривались! А живёте уже два месяца!
— Ой, не преувеличивай. Полтора всего. И потом, куда нам деваться? Квартиру продали, новую ещё не нашли подходящую.
Валентина прислонилась к косяку двери. Голова раскалывалась — всю ночь за стенкой орал младший, Данилка, а Светлана с Олегом как будто и не слышали. Спали себе спокойненько, пока тётя качала чужого ребёнка в три часа ночи.
— А деньги с продажи где? — спросила Валентина тихо, но в голосе появились стальные нотки.
— Какие деньги? — Светлана наконец оторвалась от экрана и посмотрела на тётю с таким невинным видом, будто речь шла о чём-то совершенно непонятном.
— За квартиру твою. Три миллиона же получили?
— Тётя Валь, ну ты же взрослый человек! Разве можно хранить такие деньги просто так? Мы вложились. Инвестиции, понимаешь? Олег всё грамотно распределил.
— Инвестиции, — повторила Валентина. — И когда же эти инвестиции вернутся?
— Ну, это не сразу, конечно. Надо подождать. Полгодика, может, год.
Из кухни донёсся грохот — что-то упало и разбилось. Валентина вздрогнула и бросилась туда. Старший внук Светланы, восьмилетний Артёмка, стоял посреди осколков и равнодушно пинал их ногой. Это был хрустальный графин, подаренный покойным мужем Валентины на двадцатипятилетие свадьбы.
— Ты что наделал?! — вырвалось у Валентины.
— А чего? Сам упал, — мальчишка пожал плечами. — Тёть Валь, а печенья нет?
— Печенья... — Валентина присела на корточки, начала собирать осколки дрожащими руками. — Всё съели вчера. Трёхдневный запас за один вечер смели.
— Ну так сходи, купи! Я есть хочу!
— Тёма, иди отсюда, — Валентина сжала в руке острый осколок, чувствуя, как он впивается в ладонь. Боль помогла сдержаться, не наорать на чужого ребёнка.
В кухню вошёл Олег — сонный, небритый, в семейных трусах и застиранной майке. На животе красовалось пятно от вчерашнего борща.
— Валентин Петровна, а кофе сделаете? — зевнул он, почесав пузо. — Только покрепче, я вчера поздно лёг, фильм досматривал.
— Поздно лёг, — эхом отозвалась Валентина, поднимаясь с осколками в руках. — В четыре утра, когда я Данилку укладывала, ты всё ещё в моём кресле сидел и пиво пил. Банки, кстати, так и оставил на столе.
— Ну забыл, бывает. Чего сразу накидываться?
— Забыл. Работать тоже забыл? Или там тоже бывает?
Олег скривился:
— А чего это вы сегодня такая злая? Женщина, может, вам к врачу сходить? Нервы, видимо, шалят.
— Нервы! — Валентина швырнула осколки в мусорное ведро с такой силой, что оно опрокинулось. — У меня нервы шалят, потому что я в своей квартире жить не могу! Потому что вы тут расселились, как... как...
— Как семья, — подсказала вошедшая Светлана, на ходу завязывая халат. — Мы же родня, тётя Валя. Неужели тебе жалко нас приютить?
— Два месяца приютить?!
— Полтора, — поправила Светлана. — И потом, ты же одна живёшь. Тебе что, скучно не было? Вот теперь дом полон, весело.
Валентина посмотрела на племянницу, потом на её мужа, потом на разгром вокруг. На кухонном столе — гора немытой посуды, на плите — пригоревшая кастрюля, которую Светлана вчера оставила без присмотра. На полу — крошки, огрызки, какие-то фантики. В углу — пакеты с детскими вещами, так и не разобранные.
— Весело, — повторила она. — Знаешь, Светка, у меня есть одно предложение.
— Какое? — насторожилась племянница.
— Собирайте свои баулы и сваливайте. Сегодня же.
— Что?! — Светлана даже рот приоткрыла от неожиданности. — Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Тётя Валь, ты что, с ума сошла?! — голос Светланы стал пронзительным. — Куда мы пойдём? У нас денег нет, квартиры нет!
— А у меня терпения нет, — отрезала Валентина. — Больше ни одного дня.
Олег хмыкнул:
— Да ладно вам, Валентин Петровна. Вы же пошутили, правда ведь?
Но Валентина уже вышла из кухни, плотно прикрыв за собой дверь. Руки тряслись. Сердце колотилось. Она прислонилась спиной к стене в коридоре и закрыла глаза.
Всего два месяца назад она думала, что помогает родному человеку. А теперь чувствовала себя прислугой в собственном доме.
Что-то должно было измениться. И очень скоро.
Валентина села на диван в гостиной — единственное место, где ещё можно было присесть, не наткнувшись на чужие вещи. Вспомнила, как два месяца назад Светлана позвонила ей поздним вечером, голос дрожал от слёз.
— Тётя Валя, нам некуда идти! Квартиру продали, а покупатели требуют освободить её раньше срока. Буквально на недельку, пока не найдём съёмную. Ну пожалуйста!
И Валентина, конечно, согласилась. Как можно отказать племяннице? Тем более что сестра, мать Светланы, сразу же подключилась:
— Валюш, ты же у нас добрая. Поможешь ведь? А то Светка с детьми на улице окажется.
Поможешь. Добрая. Эти слова тогда растопили сердце. Валентина даже освободила для них свою спальню, сама перебралась на раскладушку в гостиной. Думала — ну неделька, ну две максимум. Потерплю.
Но неделя превратилась в месяц. Потом в полтора. Светлана каждый раз находила новые отговорки: то квартиры дорогие, то район не тот, то Олег заболел и не может заниматься поиском.
А Олег... Валентина поморщилась, вспоминая. В первый же день он развалился на её диване и заявил:
— Валентин Петровна, а у вас кабельное есть? Футбол хочу посмотреть.
Потом он стал ходить к холодильнику среди ночи, доедать всё, что Валентина готовила на несколько дней. Утром вставал к обеду, требовал кофе, завтрак, а сам даже чашку за собой не мог помыть.
— Мужчина же, — оправдывала его Светлана. — Он не привык по хозяйству.
Не привык. А работать он тоже не привык, видимо. За два месяца ни разу не пошёл даже резюме разослать. Сидел, играл в телефоне, смотрел телевизор.
Дети... С детьми было ещё хуже. Артёмка откровенно хамил, а четырёхлетний Данилка вообще не признавал никаких правил. Рисовал на обоях, разбрасывал игрушки, однажды налил в аквариум с рыбками сок — просто так, посмотреть, что будет.
— Дети есть дети, — отмахивалась Светлана. — Не будешь же их бить за каждую мелочь?
Мелочь. Разбитый графин — мелочь. Испорченные обои — мелочь. То, что Валентина не спит по ночам, потому что младший орёт, а родители делают вид, что не слышат — тоже мелочь, наверное.
А три недели назад Валентина обнаружила, что с её карты пропали деньги. Двадцать тысяч рублей — вся пенсия за месяц плюс небольшие накопления.
— Света, ты не брала с моей карты деньги? — спросила она тогда осторожно.
— А, да! — племянница даже не смутилась. — Ну Олегу на лекарства нужно было срочно. Я думала, ты не против. Потом отдадим, конечно.
Не отдали. И когда Валентина напомнила, Светлана обиделась:
— Тётя Валь, как ты можешь?! Мы же семья! Неужели ты из-за каких-то денег будешь ссориться с родной племянницей?
Семья. Родная племянница. Эти слова теперь звучали как издёвка.
Валентина встала с дивана и подошла к окну. На подоконнике стояла фотография — она с мужем, Петром, на их серебряной свадьбе. Он умер три года назад, оставив ей квартиру, небольшую пенсию и воспоминания о счастливой жизни.
— Петенька, — прошептала она, проводя пальцем по рамке. — Что же мне делать?
Из спальни донёсся детский визг, потом грохот — что-то снова упало. Светлана крикнула Олегу:
— Сходи в магазин, купи сосисок! И майонеза побольше!
Валентина сжала кулаки. Нет. Хватит. Она больше не собиралась быть прислугой в собственном доме.
Сегодня всё изменится.
— Тётя Валя, ты чего это взбесилась? — Светлана вошла в гостиную, держа в руках чашку с кофе. Села в кресло, поджав ноги. — Ну, устала, понимаю. Давай я сегодня борщ сварю, а?
— Не надо твоего борща, — Валентина продолжала стоять у окна, не оборачиваясь. — Надо, чтобы вы съехали.
— Опять за своё! Слушай, может, тебе правда к врачу? Климакс, наверное, или ещё чего. У тебя настроение скачет.
Валентина резко обернулась:
— Настроение скачет? У меня настроение скачет, потому что я в своей квартире гостья! Потому что вы жрёте мои продукты, пользуетесь моими вещами, а в ответ — ноль благодарности!
— Ну вот, началось, — Светлана закатила глаза. — Продукты, вещи... Мы же не чужие! Ты всегда была такой мелочной?
— Мелочной?! — голос Валентины сорвался на крик. — Я мелочная?! Ты украла с моей карты двадцать тысяч!
— Не украла, а взяла взаймы! И вообще, тебе же одной столько не надо. Ты что, на тот свет с собой деньги заберёшь?
Валентина почувствовала, как в висках застучало. Такого хамства она не ожидала даже от Светланы.
— Знаешь что, — произнесла она медленно, стараясь совладать с дрожью в голосе. — Собирайте вещи. У вас три часа.
— Да ты охренела! — Светлана вскочила с кресла, расплескав кофе на ковёр. — Три часа?! Я сейчас маме позвоню, и она тебе всё объяснит!
— Звони.
Светлана выхватила телефон, ткнула пальцем в экран:
— Мам! Мам, ты представляешь, что тётка выкидывает нас на улицу! С детьми! Да, прямо сейчас!.. Что?.. Да она совсем крышей поехала!
Она протянула трубку Валентине:
— На, поговори с мамой. Может, хоть перед ней совесть проснётся.
Валентина взяла телефон. Голос сестры был возмущённым:
— Валя, что происходит? Света говорит, ты их выгоняешь!
— Выгоняю, Тань. Потому что больше не могу.
— Как не можешь?! Они же твои родные! У Светки дети маленькие, им нужна крыша над головой!
— Пусть ищут свою крышу. Я не обязана содержать взрослую семью из четырёх человек.
— Валя, ты всегда была эгоисткой! — голос сестры стал визгливым. — Живёшь одна в трёшке, а родную племянницу пожалеть не можешь!
— Два месяца жалела. Хватит.
— Знаешь что? Мама была права насчёт тебя! Говорила — Валька чёрствая, жадная. Я не верила, а теперь вижу!
— Танюш, если тебе так жалко Светку, пусти её к себе. У тебя ведь двушка есть.
— У меня ремонт! И потом, я на работе весь день, не могу за детьми смотреть!
— А я, значит, могу? У меня что, работы нет? Пенсия — это не деньги с неба, я сорок лет отработала!
— Ой, началась! Сорок лет! А Света только начала жить! У неё молодая семья, им помогать надо, а не палки в колёса ставить!
Валентина почувствовала, как внутри всё закипает:
— Таня, я тебе вот что скажу. Твоя дочка — паразит. Твой зять — бездельник. И если ты считаешь, что я должна их содержать, то очень ошибаешься.
— Как ты смеешь так говорить о моей дочери?!
— Смею. Потому что правду говорю. До свидания.
Валентина отключила телефон и протянула его Светлане. Та стояла с красным от злости лицом:
— Ну всё, тётенька. Теперь ты точно пожалеешь. Мама больше с тобой разговаривать не будет. И я не буду. И вообще, в семье тебя знать не будут!
— Отлично, — Валентина пошла к выходу из комнаты. — Три часа на сборы. Потом вызову полицию.
— Полицию?! — заорала Светлана ей вслед. — Да у тебя совесть есть вообще?!
Из спальни вышел Олег, зевая:
— Чего орём-то? Выспаться не дадут.
— Твоя тётка нас выгоняет! — Светлана ткнула пальцем в сторону Валентины.
— Да ладно, — Олег махнул рукой. — Не выгонит. Это она так, нервничает. Валентин Петровна, вы успокойтесь. Сейчас я вам чаю заварю.
— Не надо мне твоего чая, — Валентина остановилась в дверях. — Собирайтесь. Я серьёзно.
— Вы это... того, — Олег почесал затылок. — А может, мы как-то договоримся? Ну, мы вам денег подкинем, когда устроимся. Или по хозяйству поможем. Я вот плитку класть умею, если что.
— Класть плитку, — Валентина усмехнулась. — За два месяца ты и ложку за собой положить не смог. Какую плитку?
— Ну, это... жена сказала не трогать вашу посуду, чтоб не разбить. Вон Тёмка вчера графин уронил.
— Всё, — Валентина подняла руку. — Разговор окончен. Собирайтесь, пока я добрая.
Она вышла на кухню и прислонилась к столу. Сердце бешено колотилось. Руки дрожали. Но впервые за два месяца она чувствовала себя... живой. Сильной.
Хватит быть тряпкой.
Следующие два часа в квартире царил хаос. Светлана металась между комнатами, швыряя вещи в сумки и причитая в трубку телефона то матери, то подругам. Олег сидел на диване, уткнувшись в экран, делая вид, что всё это его не касается. Дети орали, требуя то есть, то пить, то новую игрушку.
Валентина заперлась в ванной и включила воду, чтобы заглушить шум. Посмотрела на своё отражение в зеркале — осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами, седые пряди, которых раньше не замечала. Два месяца превратили её в старуху.
— Петенька, — прошептала она, глядя на обручальное кольцо. — Я правильно делаю?
В дверь постучали. Сначала тихо, потом громче:
— Тётя Валь, открой! Нам надо поговорить!
Валентина вздохнула, вытерла руки и открыла дверь. Светлана стояла на пороге, и в руках у неё был лист бумаги.
— Смотри, что я нашла, — она потрясла листом перед носом Валентины. — Завещание твоего мужа. Он оставил тебе квартиру, правильно?
— Правильно. И что?
— А то, что по закону, если ты умрёшь, квартира перейдёт к твоим наследникам. А кто у тебя наследник? Правильно, я! Единственная племянница!
Валентина почувствовала, как холод разливается по телу:
— Ты что, угрожаешь мне?
— Не угрожаю, а объясняю ситуацию, — Светлана скрестила руки на груди. — Подумай хорошенько. Выгонишь нас — потеряешь всю семью. Мама с тобой не будет разговаривать, я тоже. А если что с тобой случится, кто тебя в больницу отвезёт? Кто похоронит?
— Похоронит, — повторила Валентина. — Так вот оно что. Ты уже и про похороны думаешь.
— Да не буквально же! Я просто говорю, что одной в старости плохо. А мы тут, семья. Дети вон — внуки твои, считай. Тёмка недавно спрашивал: "Бабуль Валя, а ты нам квартиру оставишь?"
Валентина медленно кивнула:
— Понятно. То есть вся ваша любовь — это расчёт на наследство.
— Какой расчёт?! — Светлана изобразила обиду. — Просто ты подумай логически. Тебе одной зачем трёшка? Продай её, купи однушку, а нам остальное дай. Мы молодые, нам детей поднимать!
— Продать квартиру, — Валентина прислонилась к стене. — Квартиру, за которую мы с Петей полжизни платили. Где мы вместе прожили тридцать лет.
— Ну что в ней такого особенного? Обычная квартира! И вообще, если не хочешь продавать, просто пропиши нас. Ну хотя бы детей! Им же в школу идти, нужна регистрация!
— Нет.
— Как нет?!
— Вот так. Нет. Не пропишу. Не продам. И чтобы через час вас здесь не было.
Светлана побагровела:
— Знаешь что, старая карга? Гори ты тут со своей квартирой! Подавись ею! А мы уйдём, и пусть тебя совесть мучает!
— Совесть? — Валентина усмехнулась. — У меня совесть спокойна. А вот ты подумай о своей. Два месяца я вас кормила, поила, стирала за вами, убирала. Деньги мои тратили, вещи портили. И ни разу — слышишь? — ни разу не сказали спасибо.
— А за что спасибо?! Ты должна была помогать! Родственники помогают друг другу!
— Помогают, — кивнула Валентина. — Но не паразитируют.
Из комнаты вышел Олег с переполненной сумкой:
— Света, пошли отсюда. Не будем мы тут унижаться.
— Правильно! — Светлана схватила сумку из его рук. — Тётка, ты пожалеешь! Когда тебе плохо станет, когда тебя увезут в больницу или ещё куда, не вздумай нам звонить!
— Не позвоню, — пообещала Валентина.
— И маме не звони! И вообще, считай, что у тебя больше нет семьи!
— Считаю.
Светлана с грохотом поволокла сумку к выходу. Олег пошёл следом, бурча себе под нос что-то про неблагодарных старух. Потом появился Артёмка с рюкзаком, Данилку Светлана тащила за руку, он ревел и упирался.
У двери Светлана обернулась:
— Последний раз спрашиваю: одумайся. Пусти обратно, и мы забудем всё, что ты наговорила.
Валентина молча открыла дверь.
— Ну и пошла ты! — заорала Светлана и выскочила на лестничную площадку.
Олег на прощание сплюнул:
— Жадная старая хрычовка.
Валентина захлопнула дверь. Повернула ключ. Защёлкнула цепочку. Прислонилась лбом к холодному дереву и закрыла глаза.
Тишина. Впервые за два месяца — тишина.
Она медленно сползла по двери на пол, обняла колени и заплакала. Плакала долго, не сдерживаясь. От облегчения. От боли. От того, что пришлось разорвать родственные связи. От того, что больше никогда не увидит сестру — та не простит.
Но сквозь слёзы пробивалось что-то другое. Что-то, чего Валентина не чувствовала уже очень давно.
Свобода.
Она встала, вытерла лицо рукавом халата и посмотрела на свою квартиру. Разгром, грязь, разбросанные вещи. Но это её разгром. Её квартира. Её жизнь.
И больше никто не скажет ей, как её прожить.
Валентина провела остаток дня за уборкой. Вымыла полы, перестирала постельное бельё, вытерла пыль. С каждым взмахом тряпки, с каждым движением пылесоса квартира словно возвращалась к жизни.
Вечером она сидела на диване с чашкой чая и смотрела на пустую комнату. Телефон разрывался от звонков — сестра названивала раз десять, потом написала длинное сообщение, полное упрёков и проклятий. Валентина прочитала и заблокировала номер.
Звонила ещё какая-то тётя со стороны сестры:
— Валя, ты что, совсем бессовестная? Детей на улицу выгнала!
— На улицу не выгнала, — спокойно ответила Валентина. — Выгнала из своей квартиры. Пусть живут своим умом.
— У них денег нет!
— Было три миллиона с продажи квартиры. Куда дели — их проблема.
Она отключила телефон совсем. Села к окну и посмотрела на вечерний город. Фонари зажигались один за другим, где-то внизу смеялись дети, чья-то собака лаяла.
На следующий день Валентина проснулась в своей спальне — впервые за два месяца. Встала без будильника, никто не орал, не требовал завтрак, не включал телевизор на всю громкость.
Она неспешно приготовила себе омлет, заварила кофе, достала из шкафа любимую чашку — ту самую, фарфоровую, которую Светлана называла старьём и грозилась выбросить.
Села за стол и улыбнулась. Улыбнулась впервые за долгое время.
Через неделю позвонила соседка сверху, Зинаида Марковна:
— Валюш, слышала, что у тебя родственники жили?
— Жили, — подтвердила Валентина. — Теперь не живут.
— И правильно сделала, что выгнала! Я же видела, как они вели себя. Олег-то этот курил на лестничной площадке, окурки бросал. А дети в подъезде носились, как оголтелые!
— Теперь это всё позади.
— Знаешь, — Зинаида понизила голос, — я вот думаю, к нам сын с женой хотели переехать. Говорят, съёмную квартиру снимут рядом, чтобы я с внуками сидела. Так я им прямо сказала: внуков люблю, но нянчить не буду. Работала всю жизнь, теперь хочу для себя пожить.
— И как они?
— Обиделись сначала. А потом поняли. Теперь няню ищут. А я спокойно в бассейн хожу, в театр. Живу, короче.
Валентина задумалась. Жить для себя. Когда она последний раз делала что-то для себя? Не для мужа, не для сестры, не для племянницы. Для себя.
На следующий день она записалась на курсы английского языка — давно мечтала, но всё откладывала. Потом купила абонемент в бассейн. Съездила в салон, покрасила волосы, сделала новую стрижку.
Когда смотрела на себя в зеркало, увидела не загнанную, уставшую старуху, а женщину, у которой впереди ещё много жизни.
Месяц спустя сестра прислала смс с чужого номера:
"Светка с семьёй живёт у нас. Помогай хоть деньгами, раз место не дала."
Валентина усмехнулась и написала в ответ:
"Нет."
Больше сообщений не было.
Вечером она села в своё любимое кресло у окна, укуталась пледом и открыла книгу, которую давно хотела прочитать. За окном шёл снег, в квартире пахло свежезаваренным чаем и яблочным пирогом, который она испекла днём.
Валентина перевернула страницу и улыбнулась.
Её квартира. Её жизнь. Её правила.
И больше никто не сядет ей на шею.