— Аня, ты сама всё накрутила, честное слово, — Максим даже не оторвал взгляд от телефона, голос звучал апатично, будто он разглядывал не фотографии, а однообразный пейзаж за окном. — Мама отдохнёт две недели — и что? Дом всё равно большую часть времени пустует.
— Макс, ты сейчас серьёзно? — Анна даже приподнялась с дивана. — Это дом моей бабушки. Мой. Я в него целый год вкладывала душу, одна, сама. Мы с тобой, напомню, тогда были «на перерыве». И он не пустует. Я в нём живу.
— Ну да, живёшь… в перерывах между посылками и соцсетями, — усмехнулся он. — Интернет-магазин — это не работа, а так… увлечение, только приносящее немного денег.
Анна сжала кулаки. Кружка на столе, ваза с засушенными цветами — всё манило: швырни! Но посуду она любила. В отличие от мужа.
— А твоя мама не может, как все обычные пенсионерки, поехать в санаторий?
— У неё проблемы с давлением. Ей нужен морской воздух, солнце, йод.
— Ага. И язык, острый как бритва, — тихо проговорила Анна. — В прошлый раз я ей подушку не так постелила — так она заявила, что сына растила не для того, чтобы он спал «в чулане».
Максим наконец отложил телефон и посмотрел на неё с снисхождением, как на капризного ребёнка.
— Это всё твои заморочки. Мама у меня непростая, но добрая. Ты просто всё воспринимаешь в штыки.
— А когда она мыла обувь моим дорогим кремом и сказала, что «хоть какая-то польза от этой химии», это тоже я слишком чувствительная?
Он пожал плечами, встал, почесал затылок и уже из прихожей бросил безразличным тоном:
— Короче, она приезжает в пятницу. Я же предупреждал. Если тебе это так тяжело — иди к Ольге. У неё Сергей в отъезде. Пообщаетесь, вина выпьете, девичьи разговоры.
— А ты? Останешься тут с мамочкой наедине?
— Ну да. Мы с ней всё-таки роднее, чем ты с ней, — и захлопнул дверь в ванную.
Анна поняла: это уже не намёк, а сигнал тревоги, слышный на весь район.
Галина Сергеевна появилась, как королева: в белой шляпе, с чемоданом, будто собиралась зимовать, и с непрерывным потоком указаний.
— Аннушка, открой побыстрее! Здесь сквозняк, а у меня шея!
— Максимка, сынок, тащи чемодан, чего замер, как статуя?
— А где полотенца? И в спальне вазы пустуют! У меня там такие пионы стояли…
Анна встретила её с холодной вежливостью, которую со стороны можно было принять за равнодушие.
— Полотенце в ванной. Ваза на даче. Как и всё, что мне не нравится в этом доме.
— Я тебе тоже не нравлюсь? — с укором спросила Галина Сергеевна, усаживаясь в кресло, словно на трон.
— Нет. Вы меня вдохновляете. Я уже мысленно купила билет на Камчатку.
Максим усмехнулся.
— Ты же хотела побыть одна у моря. Вот и считай: мама — это тренировка терпения. Буддизм, новый уровень.
— Ещё слово, и у тебя этот уровень проявится под глазом, — Анна кивнула, изображая полное спокойствие, хотя внутри у неё всё трещало.
Галина Сергеевна вздохнула, покачала головой:
— Семья — это умение уступать. Женщина — хранительница очага. А не это ваше… баночки, коробочки, интернеты…
— Галина Сергеевна, я свой очаг храню. А вы сюда с огнём и бензином приехали.
Ответом ей стал телевизор, включённый на полную громкость.
К третьему дню стало ясно: вместе им не ужиться.
Утро за утром Анна слышала: кофе приготовлен «неправильно», полотенце «несвежее», сын Максимка похудел из-за её «невкусной» еды, а сама она ходит в халате, а ногти — «как у мальчишки».
На пятый день Галина Сергеевна заявила:
— А может, я до конца лета поживу? Максим не против, а мне тут нравится. Воздух, спокойствие, вид из окна.
— А у меня глаз дёргается, — ровно, без эмоций, сказала Анна. — Думаете, просто так?
— Это у тебя от нервов. От твоей глупой независимости. Женщине одной жить не следует.
Максим хмыкнул:
— Мама права. Ты всё время как на передовой.
— Так она и есть, Макс. Только фронт проходит через мой дом.
Вечером она написала Ольге:
«Ремонт ещё не закончили? Всё ищете, где переждать? Приезжайте ко мне. С детьми, с собакой, со всеми. Пусть Галина Сергеевна почувствует, что такое настоящее “уединение у моря”».
Ольга ответила: «Я в деле».
Галина Сергеевна пока не подозревала, что надвигается буря — с кричащими детьми, грязными следами на диване, мужем Ольги, который кричит в Zoom, и лабрадором, помешанным на тапках.
А Анна уже улыбалась. И это никогда не сулило ничего хорошего. Только в этот раз — не для неё самой.
На шестой день утренний покой разорвался, как старая цепь.
Галина Сергеевна, в белом махровом халате, сидела на веранде и смахивала крошки со стола в ладонь, приговаривая:
— Я вот думаю, Аннушка, тебе бы курсы пройти… по домоводству. И по женственности не помешало бы. А то что мы видим? Кофе — горчит, пол — липкий, взгляд — уставший. Муж-то у тебя ещё ничего, его бы удержать…
— Галина Сергеевна, — спокойно, без злобы, сказала Анна, ставя перед ней чайник, — через пятнадцать минут приезжает моя двоюродная сестра. Со своей командой.
— С какой это — командой? — свекровь насторожилась, как кот, заслышавший шорох.
— С мужем, четырьмя детьми и собакой. У них ремонт, а нам не жалко, правда? Дом, как вы говорили, пустует. Вот я и решила помочь родне. Красиво, да?
Галина Сергеевна заморгала.
— Дети… четверо?.. Собака? Вы с ума посходили?
— Нет, что вы, — Анна улыбнулась, как учительница на педсовете, — я, как вы и учили, — уступаю. Помогаю близким. Семья — это главное, ведь так?
— Максим?! Ты слышишь?! Ты будешь с этим жить?!
Максим показался в дверях спальни, с подушкой на голове, и пробурчал:
— Мне на работу через час, давайте без истерик.
— Ну вот, — Анна развела руками. — Командный дух у нас, Галина Сергеевна, на высоте.
И в этот момент у калитки заурчал мотор, послышался визг тормозов. Ольга въехала на своём видавшем виды «УАЗике», словно капитан пиратского судна в гавань. Из машины — гам, детские крики, и собака Барсик, зажатый между сидений, а младший ребёнок держал огурец, как микрофон, и распевал что-то своё.
— Привет, родная! — закричала Ольга. — Мы со всем скарбом! Мультиварка, раскладушка! Куда нам заселяться?
Галина Сергеевна вжалась в кресло.
— Это… это… невозможно…
— Вам с Максимом — спальня, Ольге с мужем — гостевая, дети на матрасах в зале. Вы же хотели семейного уюта? Вот он, стопроцентный.
Галина Сергеевна резко поднялась:
— Я поеду в гостиницу.
— Поезжайте. Только сезон, всё занято. Разве что у поста ДПС — дядя Коля сдаёт койко-место. С подушками, правда, там своя история.
— Ты издеваешься?!
— Учусь у лучших. Вы же говорили: юмор скрепляет семью.
Через два часа Галина Сергеевна сидела на веранде с чашкой ромашкового чая, прижимая её к себе, будто штурвал. Вокруг — шумовой хаос. Мальчишки носились по двору, старшая девочка кричала, что у неё отняли телефон, а Барсик утащил подушку в кусты и с радостью её терзал.
— Катя, отойди от бассейна! — кричал муж Ольги Сергей. — Опять наглотаешься воды, как в прошлый раз!
— Это не я, это Ваня толкнул! — вопила Катя, размахивая кулаками.
— Анна, сделай что-нибудь! Это же сущий ад! — не выдержала Галина Сергеевна.
— А вы думали, интернет-магазин — это ад? Добро пожаловать в реальность. Я, кстати, могу уехать. Совсем. Тут же целая команда: вы, Максим, Ольга, Сергей, дети. Справитесь.
— Ты что, серьёзно?! — Максим выскочил, уже без подушки.
— Абсолютно. Аренду плачу я, дом мой, тишины ноль, нервы на исходе. Зато вашей маме — свежий воздух и компания.
Галина Сергеевна посмотрела на Анну по-новому.
— Я… пожалуй… действительно, в гостиницу…
Позже, за ужином, когда дети утихли, Ольга рассказывала забавные истории:
— И говорю я ему: «Ещё раз оставишь носки на микроволновке — вызову экзорциста!» А он: «Это духовой шкаф».
— Вы все ненормальные, — хохотал Сергей.
— Вот и Галина Сергеевна думала, что тут тихо… А тут дети, гам, собака… — вставила Анна.
Галина Сергеевна тихо проговорила:
— Я вам действительно мешаю, да?
— Мешаете? Да вы — украшение нашего дома. Без вас мы бы не жили в таком захватывающем сериале.
Она вздохнула:
— Я завтра уеду. В санаторий. В Анапе есть путёвка. Массаж, диетическое питание. Не хочу вам мешать.
— Уверены? — Максим даже участил моргание.
— Уверена. Вы тут сами разберётесь.
— Мудро, — подняла вилку Ольга. — Я бы сбежала при одном упоминании имени Барсик.
Барсик чихнул и вылез из-под стола с носком в зубах.
Галина Сергеевна ушла собирать вещи. На пороге остановилась, взглянула на Анну:
— Ты не такая, как я думала.
— Я и сама не знала, какая я. Пока вы не приехали.
Ночь прошла тихо. Анна сидела на кухне, слушая тишину. Не радость и не злость — просто затишье.
Завтра Галина Сергеевна уедет. А послезавтра… возможно, придётся разбираться с Максимом.
Потому что дом можно прибрать. А вот в отношениях — там фронт другой. Но и туда, кажется, пора выходить.
Утро было светлым, но Анна проснулась от непривычной тишины. И эта тишина показалась ей подозрительной.
На кухне Ольга тихо возилась с туркой, бормоча что-то про кастрюли не того размера. Дети ещё спали. Собака Барсик, гордая и обиженная, что её вчера выгнали из спальни, забилась в кладовку и сопела, как маленький паровозик.
А Галины Сергеевны не было. Совсем.
— Она ушла? — спросила Анна у сестры, заходя на кухню.
— Уехала в шесть утра, — отозвалась Ольга. — Записку оставила. Пишет, мол, «в этом доме я чувствую себя лишней. Пусть молодые живут как хотят». И добавила: «Желаю всем обрести своё место. Я поехала искать своё». Даже, знаешь, пафосно вышло. По-своему красиво.
— Интересно… — протянула Анна, глядя в окно. — Наверное, я всё-таки добилась того, чего хотела.
Ольга отпила кофе, покосилась на сестру:
— А Максим?
— А что Максим?
— Ты что, не видишь? Он поник. Сидит третий день в телефоне, вечерами бубнит что-то себе под нос, вчера ночью вышел во двор, улёгся в гамак и так и лежал, уставившись в небо, будто там его кто-то ждёт.
— Ага. Потому что мама уехала, а я — осталась. А ему, по правде говоря, нужно наоборот: я где-то на заднем плане, без лишних слов, мама рулит, а я полы мою.
Ольга кивнула:
— И что будешь делать?
— Не знаю. Но что-то делать придётся.
Максим появился к обеду. Сел за стол молча, не выпуская телефон из рук. На тарелку с пастой посмотрел, будто там лежала жаба.
— Ты что, не голодный? — спросила Анна.
— Да нет… Просто с утра не ел. Что-то давит.
— Давит?
Он пожал плечами:
— Ну, ты же видишь. Всё как-то… не так. Мама уехала, дома — сумасшедший дом. Ольга ничего, но… Мы с тобой будто на разных планетах.
— Да. Только я тебе скажу — я на своей планете. И это мой дом. А ты в моём доме.
Он вздрогнул:
— Ты что, опять за своё?
— Нет. Я заканчиваю. Надоело гадать каждый день: доволен ли ты, довольна ли мама, не задела ли я чьё-то самолюбие. А между прочим, у меня есть только один по-настоящему свой человек — я сама. И я у себя дома.
— Так, стоп… Ты что предлагаешь?
— Решай. Ты с женой или с мамой. Вместе не получается, это уже проверено.
Он замер, потом отодвинул стул:
— Ты выгоняешь меня?
— Я предлагаю тебе взрослое решение. Я не хочу быть сиделкой для твоих родственников. Если не понимаешь, что твоя семья здесь — значит, нам не по пути.
— А дети? — бросил он на ходу.
— Какие дети?
— Ну… в будущем…
— Сначала — семья, Максим. Потом дети. А у нас даже первого нет.
Он ушёл тихо. Без скандала, без чемоданов. Собрал ноутбук, вышел к машине, махнул рукой. Оставил после себя лишь запах одеколона и пустоту.
Вечером Ольга принесла бутылку вина:
— Ты уверена?
— Да.
— А что дальше?
— А дальше — тишина. Я устала от этой войны. Мы жили, как в плохой пьесе: я — плохая, свекровь — героиня, он — между двух огней. Хватит. Мой дом — не санаторий и не окоп. Хочу просто жить. В тишине. И без вечных одолжений.
Ольга вздохнула, потом сказала:
— Ты ему ведь была как мама. Только не любимая, а функциональная: постирай, приготовь, не мешай. А теперь у него вообще мам не осталось.
Анна усмехнулась:
— Пусть собаку заведёт.
Барсик тут же вильнул хвостом и лизнул ей руку.
Через неделю в доме стало легко. Дети освоились, Ольга высадила бархатцы на веранде. Даже соседка тётя Люда, вечно всем недовольная, вдруг сказала по-доброму: «Ой, а у вас теперь так спокойно. И воздух свежий».
Однажды почтальон принёс письмо. Плотный конверт, штамп курортного санатория. Внутри — открытка с морским пейзажем и аккуратной подписью:
*«Анна, здравствуй. Думаю, я была к тебе несправедлива. Слишком хотела быть нужной, а делала это по-своему — через давление. Теперь понимаю: тебе нужна свобода. И ты её взяла. Это заслуживает уважения.
Я тут занимаюсь дыхательной гимнастикой и хожу на массаж. Если захочешь просто поговорить — напиши.
Галина Сергеевна».*
Анна поднесла открытку к свету и улыбнулась.
— Что там? — спросила Ольга.
— Признание. Почти. От Галины Сергеевны.
— Ого.
— Да. Значит, и она не железная.
— А Максим?
— Писал два дня назад. Спросил, можно ли «просто поговорить».
— И?
— Сказала: пусть сначала поживёт у мамы. Если выдержит — поговорим.
Через две недели Анна сидела у окна с кружкой кофе. Солнце щедро лилось в стёкла, во дворе дети кричали о «секретной базе», а Барсик лаял, как положено сторожевому псу.
Жизнь текла. Без Галины Сергеевны. Без Максима. Но с чувством, что она снова принадлежит самой себе.
И она поняла: главное — не удержать тех, кто чужой. Главное — не потерять себя.