Найти в Дзене
Я - деревенская

Живи быстро. Умpи молодым. (девиз ПФР)

«Я календарь переверну,
А там три тысячи рублей.
И сердце бешено забилось.
А где ещё шесть тысяч восемьсот?» Наступил не простой, а священный для любого пенсионера день – день получения пенсии. Я с некоторым трепетом, доставшимся мне, видимо, от Михаловны, проверила счет в телефоне (надо же, пенсию на карточку нынче переводят) и уставилась на цифру. 23 147 рублей 68 копеек. Я протерла глаза (зрение, конечно, подводит, но не настолько же!). Перечитала. Снова. – Михаловна, – прошептала я, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Это… это всё? «А что такое? – спокойно отозвался голос. – Отличная пенсия! Некоторые и столько не получают. А главное, я уж 25 лет её получаю! Ещё до пенсионной реформы, в 55 лет, успела на пенсию выйти. А вот нынешним – тем теперь до 60 ждать, а там, глядишь, и до 65 подвинут. Вот им действительно не позавидуешь». Я молча села на табуретку в прихожей, пребывая в шоке. Двадцать три тысячи. В моей прошлой жизни на это можно было сходить пару раз в приличный рестора

«Я календарь переверну,
А там три тысячи рублей.
И сердце бешено забилось.
А где ещё шесть тысяч восемьсот?»

Наступил не простой, а священный для любого пенсионера день – день получения пенсии. Я с некоторым трепетом, доставшимся мне, видимо, от Михаловны, проверила счет в телефоне (надо же, пенсию на карточку нынче переводят) и уставилась на цифру.

23 147 рублей 68 копеек.

Я протерла глаза (зрение, конечно, подводит, но не настолько же!). Перечитала. Снова.

– Михаловна, – прошептала я, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Это… это всё?

«А что такое? – спокойно отозвался голос. – Отличная пенсия! Некоторые и столько не получают. А главное, я уж 25 лет её получаю! Ещё до пенсионной реформы, в 55 лет, успела на пенсию выйти. А вот нынешним – тем теперь до 60 ждать, а там, глядишь, и до 65 подвинут. Вот им действительно не позавидуешь».

Я молча села на табуретку в прихожей, пребывая в шоке. Двадцать три тысячи. В моей прошлой жизни на это можно было сходить пару раз в приличный ресторан с Максом или купить одну хорошую куртку. А здесь… это был бюджет на ВСЁ. На целый месяц!

– И на это… можно прожить? – спросила я, не веря своим ушам.

«Можно, если голову включать и руки не ленить, – философски заметила Михаловна. – А то сядешь и заплачешь – так до следующей пенсии не дотянете. Давай, детка, считать».

Мы устроились на кухне с блокнотом и карандашом. Я чувствовала себя бухгалтером, ведущим отчетность в осаждённой крепости.

Статья расходов №1: Коммуналка.

«Итак, свет, газ, вода, отопление, капремонт… – диктовала Михаловна. – В среднем, выходит тысяч шесть. Иногда семь, зимой. Это святое. За это платим в первую очередь, иначе отключат. Холодильник-то у нас не резиновый, все запасы пропадут».

Я с грохотом отложила шесть тысяч в мысленную стопку. Треть пенсии. Просто чтобы в доме было тепло и горел свет.

Статья расходов №2: Лекарства.

«Теперь аптека, – голос стал серьёзнее. – У нас диабет, давление, суставы. Без таблеток – никуда. Это ещё минимум три-четыре тысячи в месяц. Экономить на здоровье – себе дороже выйдет».

Я с тоской отложила ещё четыре. Мы уже приближались к половине.

Статья расходов №3: Еда.

«Ну, тут ты уже сама знаешь, – с лёгкой иронией сказала Михаловна. – Суп на три дня, каши. Овощи по сезону, курочка по акции. Если очень крутиться, тысяч на восемь-девять в месяц выкручиваемся. Но это если готовить самим, а не в кафе бегать».

Я вздохнула и отложила девять тысяч. Оставалось… 4147 рублей. На всё прочее.

– Одежда, – прошептала я. – Транспорт. Внезапные траты… Михаловна, да это же невозможно!

«А кто сказал, что будет легко? – раздался в голове её неизменно бодрый голос. – Но мы же не унываем! У нас же есть вторая квартира! Сдаём её за пятнадцать тысяч. Вот они, наши «выходы в свет» и «новая одежда раз в сто лет»!

Пятнадцать тысяч! Для меня это прозвучало как спасение.

– Так вот для чего тебе вторая квартира! – воскликнула я. – Гениально!

«Не гениально, а необходимо, – поправила она. – Без этой «копеечки» мы бы с тобой сидели на одних макаронах и с треском провалились по статье «лекарства». А так – живём! Не шикуем, но и не голодаем».

Я сидела, смотря на наши скромные расчеты, и меня охватило странное чувство – смесь ужаса и гордости. Ужаса перед этой финансовой пропастью, на краю которой балансируют миллионы таких же, как Михаловна. И гордости – за её невероятную, стоическую мудрость.

– А как другие-то выживают? – спросила я. – У кого нет запасной квартиры?

«А кто как! – оживилась Михаловна. – Мои подруги, например. Валя – та носки вяжет отменные, на продажу. На рынок отвозит. Галина – со своей дачи овощи везёт, тоже немного, но подрабатывает. А Алевтина… – она замялась. – Та картины пишет. Правда, их никто не покупает, но душа радуется. Слава Богу, ей дети помогают, а то бы улетела в свои заоблачные дали от голода. Но, как видишь, все крутятся как могут. Кому-то дети помогают, деньгами или продукты подкидывают. Кто-то… – её голос понизился, – в долги лезет. Вот этого нельзя. Это яма».

Я представила Валю, которая вяжет носки, и романтичную Алю, пишущую никем не покупаемые картины. Эти женщины не сдавались. Они находили силы не только выживать, но и творить, дружить, шутить.

– Знаешь, Михаловна, – сказала я, глядя на итоговую цифу. – Это же… настоящий талант. Талант выживать с достоинством.

«Талант? – она фыркнула. – Не талант, а необходимость. Жизнь заставила. Помню, в девяностые, мы с Сашей так и выжили – друг другу помогали, соседи выручали. Молоко детям соседка, у которой корова была, приносила, а я ей потом платье дочери на выпускной сшила. Взаимовыручка. Сейчас, конечно, всё сложнее, люди стали более замкнутые. Но мы-то с подругами – держимся!»

– Михаловна, слушай идею! – объявила я. – Давай закажем суши! Или пиццу! Или и то, и другое! У нас же праздник – пенсия! Есть хочется, а у тебя ничего съедобного в холодильнике нет.

В голове воцарилась красноречивая пауза, после которой раздался тихий, но исполненный ужаса вздох.

«Детка, ты с ума сошла? – проговорил голос. – На одну эту «пиццу» у нас полпенсии улетит! Мы так до конца месяца на одних сухариках не протянем. Да и куда мне сухари с моей челюстью вставной жевать?».

– Ну, Михаловна, – заныла я, – не каждый же день. А то, что у тебя есть в холодильнике – это ж не еда, а ингредиенты для депрессии.

«Это, милая, называется «продукты». И из них надо готовить. Самим, как цивилизованные люди. А не деньги на ветер кидать, чтобы тебе в коробочке ерунду химозную привезли».

Я с тоской посмотрела на телефон. Моя рука так и тянулась набрать номер службы доставки. Но внутренний голос Михаловны был непреклонен.

– Ладно, – сдалась я. – Учи, но только что-нибудь эдакое. Чтобы и вкусно, и… – я снова заглянула в холодильник, – и из того, что есть.

«Есть у меня в морозилке курочка. И картошечка в кладовке. И свёкла. Сделаем борщ настоящий. И котлетки с пюрешкой. Как в старые добрые».

«В старые добрые» – это, как я поняла, был универсальный код для любого блюда, требующего более трёх ингредиентов и часа времени.

— Михаловна, я не умею борщ готовить. Как-то мамы дома не было и я решила приготовить борщ. Зашла в Интернет спросить, кто как готовит. Сразу узнала, чей Крым, что сметану всем гнидам за воротник, узнала историю расселения славян. В общем, я пиццу заказала.

«Хех! Нашла где учиться, в интернетах. У бабули надо учиться, она плохого не посоветует»

Итак, началось моё посвящение в тайное общество Домашней Экономики имени Голодных 90-х.

Я достала из морозилки некое подобие тушки птицы. Михаловна руководила процессом, как генерал. «Давай разморозим – курочку в пакет и в тёплую воду. Полчаса, и она оттает. А пока овощи почисти для пюрешки и для супа».

Чистка десяти картошки, свёклы и моркови показалась мне каторгой. Я не то, чтобы лентяйка, но мама меня от готовки освобождала. Иногда я сама себе яичницу делала или лапшу быстрого приготовления, когда мамы дома не было. А теперь САМОЙ надо себе готовить. Михаловна меня подбадривала, читая свои стишки-пирожки.

«При чистке молодой картошки
старайтесь не смотреть в глазки!
В них только страх и безысходность,
и крик «Нам рано умирать!»

– Можно купить сухое пюре, – робко предложила я. – Развел горячей водой – и готово.

В голове раздался звук, похожий на то, как кто-то давится собственным языком.

«Чтоб я это… это месиво в рот взяла?! – зашипела Михаловна. – Да это же пластмасса! Настоящее пюре – это когда картошечку разварил до готовности, воду хорошенько слил, чтоб ни капли! Потом толкушкой, с пылу с жару, с маслом и горячим молоком! Чтобы воздушное было, как облачко!»

И я покорно чистила картошку под бубнеж Михаловны.

Ага – теперь варить до готовности! А это как? Существует ли в мире что-то более неопределенное и непонятное чем «варить до готовности»?

«А ты ножичком ткни картошинку, если мягко – значит, готова!»

Выполнив инструкцию, я поняла, что пора творить «облачко». Старая деревянная толкушка в моих руках елозила по картошке. Рука отваливалась. «Облачко» получалось больше похожим на цементный раствор.

– Ничего, – ободряюще сказала я сама себе. – Главное – душа, вложенная в процесс.

«Душа – это хорошо, а молоко много не лей, потихоньку, и продолжай перемешивать? А то жижей будет. И маслица не забудь».

М-дя! Не знала, что пюрешка – это целое искусство.

А вот и курица размерзлась. Михаловна давала инструкцию: «Нож возьми острее! Не пили, а режь одним движением! Видишь, тут шкурка? Её снять надо, мы её в бульон вместе с косточками положим. И косточки не выкидывай! Из них бульон самый наваристый выйдет. В наше время каждая копейка на счету была, а ты косточки выкинуть собралась!»

Я, привыкшая покупать готовое филе в вакуумной упаковке, с трудом справлялась с этим археологическим раскопом. Под конец я была вся в перьях (показалось) чувствовала себя серийным убийцей.

– Михаловна, – выдохнула я, отмывая руки, – ты уверена, что мы не нарушаем Женевскую конвенцию?

«Ещё чего! Эту курочку я на рынке покупала, настоящая, домашняя. Она на травке росла, а не на комбикорме с антибиотиками. Из неё самый вкусный суп, не то, что твой китайский «Доширак». Вот раньше не было никакой магазинной химии этой, и вся еда была натуральная!
— Ага, и жили люди по 38 лет и горя не знали – отшучивалась я, но процесс не останавливала. И пенку с бульона сняла, и пару картошек нарезала кубиками для борща.

Настал звёздный час свёклы. Я почистила её и собралась резать соломкой. «Куда?! – остановила меня Михаловна. – Её на тёрке! На крупной! Так и только так сок отдаст и цвет борщу нужный даст. И пассеровать её надо отдельно в маленькой кастрюльке. И капельку уксуса добавь – так цвет сохранится и кислинка будет. Эх, капусточки квашеной не осталось с осени, с ней борщ вкусней. Ну, что есть, то и готовим. А теперь морковку с лучком поджарим с пастой томатной».

Я терла свёклу, в руки въелся красный сок. Кухня начала напоминать лабораторию сумасшедшего алхимика. По всем поверхностям расползались яркие пятна, пахло чесноком, лавровым листом и чем-то домашним, уютным.

И вот, борщ доваривался, а я собралась делать фарш для котлет. Взяла срезанное с курицы филе, лук, даже нашла какие-то специи в кухонном шкафчике.

– Отлично! – сказала я. – Сейчас всё в блендер и…

«Стой! Стой! – завопил внутренний голос. – Какой ещё блендер? Фарш надо прокручивать на мясорубке, он сочнее! И где хлеб?»

– Какой хлеб? – не поняла я.

«Белый хлеб! Мякиш! Размочить в молоке и в фарш! Он и котлеты сочнее сделает, и мяса меньше уйдёт. В девяностые, бывало, на одних таких хлебных котлетах детей растили. И ничего, выжили!»

Я смотрела на размокший хлебный мякиш с отвращением.

– То есть, мы экономим на мясе, добавляя в него… хлеб? – уточнила я. – Это немного печально.

«Это практично! И вкусно, попробуешь. Ещё луку побольше натри, чтоб ароматнее было. И не жалей перцу, он жизнь веселее делает».

И вот, спустя два часа титанических усилий, на плите стояли: огромная кастрюля дымящегося рубинового борща, гора поджаристых до золотистой корочки (надо же, у меня получилось!) котлет и кастрюлька с тем самым «облачком» из картошки.

Я, вспотевшая, уставшая, но невероятно гордая, налила себе тарелку супа. Поднесла ложку ко рту. Аромат ударил в нос – сладковатый, насыщенный. Попробовала.

И… о, чудо! Это был не просто суп. Это была симфония! Сладкая свёкла, нежный картофель, насыщенный бульон с кислинкой и ароматом чеснока.

– Михаловна… – прошептала я, зажмурившись от наслаждения. – Это божественно.

«Вот видишь, – прозвучал довольный голос. – А ты – «суши», «пицца»… Настоящая еда – она вот какая. Простая. От души. И на неделю нам теперь готового борща хватит. Разливаем по банкам и в холодильник. Экономия!»

Я сидела за столом, уплетала котлету с пюре и думала о том, что всего два часа назад это была куча разрозненных продуктов, а теперь это – любовь, забота и история длиною в жизнь, которую Михаловна передала мне через свой борщ.

Да, это было дольше, чем заказать пиццу. И грязнее. И сложнее. Но это было… настоящее.

Отвалившись от стола я предложила.

— Мы с тобой отличная команда! Почему бы нам не открыть ресторан «Бабушка», где посетителям просто молча несут еду, а потом еще, укоряюще смотрят, пока все не съест, а на выходе будем втюхивать два тюка с едой и просить позвонить, когда доберутся домой.

художник Ольга Громова
художник Ольга Громова

В голове послышался довольный смех Михаловны: «Слышала девиз Пенсионного фонда России? «Живи быстро, умри молодым»? Нет уж. Мы будем жить долго, пусть экономно, но достойно. Будем жить и радоваться, готовить домашнюю еду, развлекаться, на сколько сил хватит. А умрём… очень-очень не скоро. У нас на это просто нет денег».

Продолжение читайте здесь

Все опубликованный главы смотрите здесь

Как купить и прочитать мои книги целиком, не дожидаясь новой главы, смотрите здесь