Сколько себя помню, мы с мамой всегда были вдвоем. Помню, в детском саду, когда мне было лет пять, воспитательница собирала нас в кружок и начинала расспрашивать про семьи.
– Дима, как зовут твоих родителей?
– Маму Света, папу Миша, – бодро отвечал Дима.
– А твоих, Лена? – продолжала воспитательница.
Лена звонко перечисляла имена своих мамы и папы.
– Даша, – обращалась она ко мне, – а ты знаешь, как зовут твою маму?
Конечно, я знала!
– Мою маму зовут Юля, а папу Женя, – гордо заявляла я.
Воспитательница удивленно округляла глаза и переходила к другим ребятам. А после беседы подзывала меня к себе и спрашивала:
– Дашенька, у тебя что, папа появился?
– Да, – уверенно отвечала я.
Вечером за мной приходила мама. Марина Юрьевна, воспитательница, отводила ее в сторонку и шептала:
– Юлия Николаевна, Даша сказала, что у вас есть папа. Вы что, замуж вышли? Нужно данные обновить.
Теперь уже мама округляла глаза.
– Да нет, Марина Юрьевна, я не замужем. Дочка что-то выдумала. Ну, войдите в ее положение, – оправдывалась мама.
А потом всю дорогу читала мне нотации о том, что врать нехорошо. Я, конечно, понимала. Но мне так хотелось, чтобы у нас было как у всех.
Конечно, я спрашивала маму: где мой папа? Почему его нет? Но мама эту тему обходила стороной. Зато я постоянно сравнивала себя с ней. Мы были как две капли воды! Мама – блондинка с голубыми глазами, аккуратным прямым носиком и пухлыми губками. И я – будто ее мини-версия. Хотя, если присмотреться, носы у нас все-таки отличались. Мой был курносый. И вот однажды я докопалась до мамы: почему у нас носы разные? Она возьми да и скажи: "Это от папы". Ох, лучше бы молчала! С тех пор я стала высматривать мужчин на улице. А иногда даже подходила и спрашивала в лоб:
– Вы не мой папа?
Одни шарахались, другие смеялись, а третьи смотрели как на умалишенную. В третьем классе я вообще учудила – написала объявление: "Ищу хорошего мужа для мамы. Чтоб не пил, любил и уважал мою мамочку…". На тот момент это были самые важные критерии. Я развесила эти шедевры возле дома и школы, приписав внизу: "Обращаться к Тихоновой Даше, 3 "А" класс, школа №12". На что я, собственно, надеялась, понятия не имела. Но так хотелось, чтобы мама была счастлива! Чтобы ей дарили подарки, чтобы она наряжалась, и чтобы глаза у нее сияли.
Вы скажете, маленькая девочка не может так думать? А я думала. Наверное, потому что у нас были соседи – тетя Вера и дядя Сережа. Я видела, как он называл свою Веру ласковыми словами, а она старалась приготовить что-нибудь вкусненькое.
- Это для моего Серёженьки, - говорила она.
А моя мама только вздыхала.
Мое объявление не только не помогло маме найти мужа, но и добавило мне неприятностей.
Сижу я на уроке, записываем домашнее задание.
– Даша, останься после урока, – строго говорит Надежда Максимовна, наша учительница.
И вот она тычет мне в лицо листочком с моим объявлением:
– Даша, что это такое? Как не стыдно, девочка, ты позоришь не только себя, но и свою маму. Она у тебя уважаемый человек, хороший педиатр, а ты… Как ты могла такое придумать? Чтобы сегодня же обошла все места, где еще эти писульки висят, и все сняла!
Я сначала молчала, а потом разревелась.
– У всех есть папы, а у меня нет. И мужья у тетенек есть, а у мамы нет…
Надежда Максимовна вдруг обняла меня, прижала к себе и заговорила так по-доброму:
– Я ведь не зла тебе желаю, Дашенька. Я сама выросла без отца, знаю, что это такое. Но это неприлично, и мама, я уверена, не знает про твои объявления. А если узнает, думаешь, ей понравится? Сама подумай. Я ей не скажу, а ты их сними, хорошо?
– Хорошо, – ответила я и пошла снимать.
Их было всего пять штук: на остановке, в парке, возле магазина, рынка и школы. Все эти места были рядом, поэтому я быстро их содрала, смяла и бросила в урну.
В восьмом классе я уже считала себя довольно сообразительной и дала объявление в газету с указанием своего номера. Знала бы я тогда, во что выльется эта затея!
Позвонил Валерий Игоревич, так он представился. Договорились встретиться в кафе. Он тут же принялся выспрашивать, какая у нас квартира, в каком районе, кем мама работает. Ни единого вопроса о том, что она любит, какой у нее характер! Честно говоря, он мне сразу не понравился.
— Извините, но вы нам не подходите, - так прямо и сказала.
— Смотрите-ка, какие принцессы! Не подхожу я им! Да это вы мне не подходите. Двушка в хрущевке… Сами там живите!
Я, конечно, расстроилась, но виду не подала.
Следующие претенденты тоже не радовали глаз. Один был явно не трезв, другой — весь в наколках, как новогодняя елка. И лишь четвёртый вызвал во мне симпатию. Да и знала я его неплохо — он работал у нас в школе учителем физкультуры.
Он задавал вопросы, словно опытный садовник, готовя почву для прекрасного цветка. Выведывал, какие цветы мама любит больше всего, какие блюда предпочитает, куда бы ей хотелось сходить. Наш Антон Владимирович, физрук, был одинок – это знала вся школа. Среднего роста, темноволосый, подтянутый, скорее худощавый, он, однако, не спешил приглашать маму на свидание в лоб. Предпочел действовать хитрее. Договорился со мной, что как только мама соберется в магазин, я мигом дам ему знать. И вот, в субботу, мама засобиралась за продуктами, предлагала и мне составить компанию, но пришлось притвориться больной – нажаловалась на живот. Обычно мы закупались на всю неделю по выходным. Полчаса спустя я уже не отрывалась от окна. И вот, наконец, увидела его: Антон Владимирович выходил из магазина вместе с моей мамой. Он нес тяжелую сумку, она улыбалась. Что уж он ей там наговорил – одному Богу известно. Я от радости чуть в ладоши не захлопала. Проводил ее до самого подъезда, и они еще постояли немного, перекинулись парой фраз, обменялись телефонами – я все видела, все заметила. Как только щелкнул замок, я рухнула на кровать. Мама вошла в комнату сияющая.
– Ну что, живот прошел?
– Прошел, а ты как, сама сумку дотащила? Тяжело же, надеюсь, ты много не набрала?
– Да все нормально, мне один симпатичный мужчина помог, – ответила мама, не скрывая улыбки.
– Какой мужчина? – поинтересовалась я, делая вид, что не в курсе.
– Антон зовут, мы договорились завтра встретиться, ты ведь не против?
— Нет, конечно, — пробормотала я, отводя взгляд, а внутри все пело от радости.
Наконец-то моя мечта сбудется, она не будет одна! Да и у меня появится не отец, но близкий человек.
В школе Антон Владимирович отвел меня в сторонку и поинтересовался, чем увлекается мама. Она у меня книгочей со стажем, вот я и посоветовала подарить ей исторический роман.
Вечером мама вернулась домой вся сияющая. Свидание явно удалось! А дальше все закрутилось, как в сказке. Антон Владимирович водил ее в театр, дарил охапки белых лилий – ее любимых, угощал пломбиром с малиновым джемом и латте. Он мог часами говорить о медицине, фанатично следил за здоровьем, что маму очень подкупало. Она давно мечтала, чтобы я меньше сидела дома, а вела более активный образ жизни. Ей казалось, что Антон Владимирович сможет наставить меня на путь истинный. Вскоре мама, как бы невзначай, познакомила меня с ним. Я сделала вид, что вижу его впервые. А потом они огорошили новостью: решили жить вместе. Я была на седьмом небе от счастья. Первые месяцы все было просто чудесно.
На второй месяц Антон освоился, будто всегда здесь был. Мы с мамой отдалились, перестали болтать по душам, вместе готовить, да и вообще многое делать вместе перестали. Я чувствовала себя лишней. А однажды они здорово повздорили. Мама занималась лечением мальчика, и её методика дала результаты – он пошёл на поправку. Благодарный отец принёс огромный букет и коробку конфет. Антону это не понравилось – он вышвырнул цветы, а когда я попыталась его образумить, влепил мне пощёчину и обозвал. Я рыдала в своей комнате, мама – в своей. Потом Антон извинялся. Но прошло то время, когда он угадывал желания мамы, теперь он требовал внимания к себе. Мама и так валилась с ног от усталости, а тут ещё и приходилось готовить отдельно его низкокалорийные блюда. Букетов больше не было. Мама перестала болтать по телефону, встречаться с подругами. Антон контролировал каждый её шаг, каждый разговор. Оказалось, он жуткий ревнивец. Мама превратилась в тень, с синими кругами под глазами. Почти не спала, а потом и заболела. Я сидела рядом и видела, как ей плохо.
– Мам, ты любишь Антона? – робко начала я.
– Симпатия – да, безусловно. Но любовь… – мама замялась, словно подбирая слова, – нет, не люблю.
– А ведь нам вдвоем хорошо, правда? Зачем нам этот Антон? Он ведь не любит тебя, только мучает, – мой голос дрогнул. – И… прости меня, пожалуйста. Это я во всем виновата.
– Да в чем ты можешь быть виновата, глупышка?
– Это я, дурочка, размечталась и захотела, чтобы вы познакомились. Это я рассказывала ему какая ты замечательная, что ты любишь и чего хочешь. Я ведь и представить не могла, что он… такой.
– А я-то, наивная, поверила, что наконец встретила свою судьбу, – грустно вздохнула мама, глядя в окно.
Когда мама окончательно поправилась, Антон просто исчез из нашей жизни. Не знаю, что она ему сказала, но он больше не появлялся. В школе же он делал вид, что меня не существует. Хоть не доставал – и на том спасибо. Оценки ставил справедливо, не завышал и не занижал.
Больше я не пыталась устроить мамино счастье. Наша жизнь постепенно вернулась в прежнюю колею. И однажды я набралась смелости и попросила маму рассказать мне об отце. Видно было, что ей эта тема неприятна, она вздохнула и начала свой рассказ…
- Я росла в крохотном поселке Волжино, приютившись у тетки и ее сына Феди. Родителей не стало, и тетка вытащила меня из детдома. Федор был болезненным ребёнком, и ей нужна была помощь по хозяйству. Она работала на почте, а я присматривала за Федей. Жили мы впроголодь, на дрова и уголь вечно не хватало. Спасало то, что мне, как сироте, хоть немного выделяли. Куры водились, но это когда совсем хорошо было. Федька рос избалованным, наглым, изнеженным. Помощи от него – ноль, только командовал. А как подрос – вообще от рук отбился. Тетка из кожи вон лезла, чтобы ему угодить. Я же донашивала обноски, что соседи отдавали. После школы вырвалась в город, поступила в училище. Дали комнату в общаге, а потом, как сироте, – малюсенькую квартирку. Но однажды нагрянула тетя Шура, вся в слезах, умоляла продать квартиру, чтобы расплатиться с долгами, которые Федька наворотил. Так она меня уговаривала, что я и согласилась. И вот я снова в общаге…
В больнице, на практике, я и встретила твоего отца. Он, начинающий хирург, казался небожителем. Как он вообще заметил меня, серую мышку, ума не приложу. Наверное, смотрела на него так, словно он – солнце в кромешной тьме, иначе и объяснить не могу. Закрутилось, завертелось, дело шло к свадьбе. И вот, на выходных, решили навестить тетку Шуру. Встретила она нас, как цепной пес – неласково. Федя, вечно он что-то вытворяет, опять, видимо, отличился. Но мой жених… Боже, он, кажется, был в ужасе от этой жизни. Обвел взглядом нищую обстановку и будто побледнел. Обратно в город ехали молча. На прощание – сухой поцелуй, и как отрезало. Вскоре он перевелся в другую больницу. Я не могла понять, как дом, в котором я выросла, повлиял на наши отношения. Тогда я уже носила тебя под сердцем, но ни слова ему не сказала. Родилась ты.
А квартира эта, где мы сейчас живем… Она, на самом деле, Федина. Его отец, бывший муж тети Шуры, умер и оставил ему эту квартиру. Федю тогда посадили, ну а тетя разрешила мне здесь жить. Обещала уговорить сына переписать квартиру на меня в благодарность за то, что когда-то я пожертвовала своей квартирой ради него.
-Мама, а ты видела потом моего отца?
Видела его мельком пару раз. Проносился мимо на шикарной тачке. Точно знаю, женился. Жил здесь недолго, потом укатили куда-то за границу.
И вот, я узнала об отце… Только легче от этого ни капельки не стало.
После того, как Антон исчез из нашей жизни, у нас все успокоилось. Я больше не пыталась устроить мамину личную жизнь. Поняла, что это безнадежное дело. Люди должны сами друг другу понравиться. Если мама до сих пор одна, значит, так тому и быть.
Однажды, когда я была дома одна, в дверь позвонили. На пороге стоял какой-то мужик.
2
– Здоро́во, малолетка, а мамка где? – спросил он с ходу.
– Мама на работе, – растерялась я. – А вы кто?
– Дядька я твой, Фёдор. Слышала про такого? – он окинул меня оценивающим взглядом.
– Да, мама рассказывала. Она через час придет.
– Ну, не на пороге же мне стоять. Или родного дядю в дом не пустишь?
– Проходите, – буркнула я.
Он скинул куртку, разулся и прошагал на кухню.
– Чайку мне сделай.
Я поставила чайник.
Видок у него был так себе. Лицо какое-то болезненное. Глаза настороженные, цепкие. Такое чувство, что он не просто смотрит, а прикидывает, что здесь к чему. Я налила ему чай, поставила на стол печенье.
Вскоре пришла мама.
— Даш, у нас гости? — крикнула мама с порога.
Вошла на кухню и, увидев Фёдора, слегка побледнела.
— Здравствуй, Фёдор. Какими судьбами?
— Малолетка, брысь в комнату, нам надо поговорить.
Я вышла, но из комнаты всё прекрасно было слышно.
— Я откинулся, — пробасил Фёдор, — и, как ты знаешь, это квартира моя. Так что, если будете вести себя тихо, уживёмся. А нет — не держу.
— Но как же, — возразила мама, — тётя обещала переписать квартиру на меня! Я ведь свою отдала, чтобы тебя вытащить.
— Ну, не переписала же, — ухмыльнулся Фёдор, — а что отдала, я помню, добро не забываю. Потому на улицу и не гоню. Мать моя померла, остался там в деревне дом. Но я там жить не собираюсь. Если что не нравится, говорю же — не держу. Можешь в мамкином доме жить. А теперь давай ужинать. Я всё сказал. И ключи давай.
Мама достала из холодильника борщ, стала греть. Легли мы вместе, но не спали, прислушивались к каждому шороху.
— Я даже не знаю, как тебя одну с ним оставлять… Уйти нам некуда. Он и раньше хорошим характером не отличался, а сейчас я его боюсь. Надо думать, что делать.
С этими тревожными мыслями мы и уснули. Утром я ушла в школу, а мама — на работу. Вернуться договорились вместе. Мама работала до четырёх. Уже на площадке мы почувствовали запах сигарет и алкоголя. Из нашей квартиры доносился шум.
Дверь была приоткрыта, и мы, крадучись, вошли. Из кухни, словно из преисподней, доносился пьяный гомон – хохот вперемешку с грубой бранью.
– А, Юлька, проходи, присаживайся к нашей компании, уважь моих корешей, – прогремел голос Фёдора.
– Нет, Федя, я попозже, – робко ответила мама.
– Садись, я сказал! Ты что, моих друзей не уважаешь?
Мама, съёжившись, присела на самый краешек стула.
– Это Гоша, это Сеня, а это моя сестрёнка двоюродная, Юлька. Ну как вам? Хороша, правда? Да ещё и одна! – Он гадко подмигнул одному из собутыльников. – У нас вон Гоша тоже холостой, да, Гоша?
Гоша мутным, пьяным взглядом обвёл маму и, заплетающимся языком, просипел:
– Я завсегда готов…
– А ты, сопля, – переключил он своё внимание на меня, – марш уроки учить!
Я пулей влетела в свою комнату, достала огромную дорожную сумку и, дрожащими руками, начала судорожно запихивать туда вещи. По щекам ручьями текли слёзы. Больше всего я боялась за маму. Через полчаса она тихонько вошла ко мне и, увидев сумку, вздохнула:
– Ты всё правильно делаешь, дочка. Ночью мы уйдём отсюда. Клавдия Семёновна нас приютит, я уволюсь, и мы поедем в деревню, в тот старый дом… Больше нам идти некуда.
Дружки Федора продолжали пировать на кухне. Мы, стараясь не шуметь, прокрались к выходу, захватив лишь самое необходимое: документы, смену белья. Оставив ключи на тумбочке, мы, прикрыв за собой дверь, выскользнули из квартиры. Клавдия Семёновна, мамина медсестра и давняя подруга, жила неподалёку.
Она открыла нам дверь с перепуганным лицом, кутаясь в ночную сорочку.
– Что случилось, Юленька?
– Слава Богу, обошлось… Разрешите переночевать?
– Конечно, проходите, – Клавдия мигом постелила нам на диване.
– Как же вы теперь, куда? – охала она, полная сочувствия.
– Не знаю, наверное, поедем в теткин дом, больше некуда, – вздохнула мама.
– Да ты что, милая, Федор вас там мигом найдет, все деньги пропьет, еще и дом материнский продаст, не посмотрит, что вы там живете. Нет, тут надо подумать. У меня в Орехово домик есть, я ж оттуда родом. За домиком приглядывают, он в порядке. Я только летом там бываю, так что живите, сколько хотите. Вот с работой как, не знаю…
– Спасибо вам, Клавдия Семеновна, работы я не боюсь, – сказала мама. – А школа там есть?
– Есть и школа, и больница, и почта, так что все хорошо.
Неделю спустя, уладив все школьные формальности, мы с мамой ехали в поезде до станции Орехово. Первое, что бросилось в глаза – село утопало в багряно-золотом море берез и кленов, вперемешку с величавыми соснами. Воздух звенел свежестью, терпким ароматом трав и хвои. Хотелось вдыхать его полной грудью, казалось, его можно черпать ложкой и есть. Мы не могли надышаться. И я впервые за долгое время увидела искреннюю улыбку на мамином лице.
По дороге к дому Клавдии Семеновны нас встретила белочка, совсем не пугливая. Я бросила рюкзак и завизжала от восторга. Как жаль, что у нас не было с собой ничего вкусненького для нее!
– Мама, это хороший знак! – кричала я, прыгая от радости.
Потом нам повстречался дедок, ведущий на веревке козу. Все это казалось таким трогательным. Я ликовала! Здесь время словно замерло. Орехово жило своей тихой, неспешной жизнью.
Домик оказался небольшим, но очень уютным. Сначала шли сенцы, как говаривали местные, потом небольшой коридорчик. На кухне – русская печь, газовая плита, стол, шкаф с посудой. В одной комнате – диван и телевизор на тумбочке, а в другой – комод и кровать. Клавдия Семеновна сразу сказала, что у нее есть погреб, полный картошки и солений, чтобы мы брали и ели все, что захотим. Но мама ответила, что возьмем только немного, а остальное купим сами, чтобы не объедать хозяйку.
Мы спали как убитые, забывшись беспробудным сном. Холод не пробрался в наше забытье, словно кто-то укрыл нас невидимым одеялом. Печь подождет, решили мы.
На следующий день мама, полная надежды, отправилась в больницу – узнавать насчет работы. Заведующая встретила ее с распростертыми руками. "Медики нам ох как нужны!" – обрадовала она маму. Через неделю можно приступать. Мамино лицо расцвело от этой новости. Со школой тоже все улаживалось на диво ладно.
В магазине разжились самым необходимым: крупы, сахар, соль, масло – без этого никуда. А тут и соседка пожаловала, несет гостинцы: яиц, молока. Мама, было, потянулась за кошельком, да соседка в обиду: "Что вы, городские, все деньгами норовите! Я ж по-соседски, от чистого сердца угощаю. Мы с Клавдией душа в душу живем. Я за домом ее приглядываю, пока она в городе, а она мне оттуда конфеты привозит, "мерси" называются. Такие маленькие шоколадочки, очень я их люблю. Так что берите, не стесняйтесь. Куры еще нанесут, а корова, даст Бог, молока не пожалеет".
Мама от души поблагодарила соседку.
В школе я сразу влилась в коллектив. Мои новые одноклассники мало чем отличались от городских ребят. И словечко могли загнуть такое, что уши в трубочку, как выражалась моя мама, и телефоны у них были навороченные, и одевались они не хуже наших. Училась я хорошо, к тому же была активисткой, да еще и в драмкружке блистала. На этой почве быстро со всеми познакомилась. Ребята как раз готовились к осеннему балу, и мои идеи пришлись как нельзя кстати. Мама пока не работала. Заведующую отправили куда-то на повышение квалификации, а без нее маму не могли принять. Ходила она немного грустная. Пыталась дрова колоть, но только мозоли набила. Пока помогала соседке, тете Свете, по хозяйству – у той спину прихватило.
Репетиции к празднику затягивались допоздна, и домой я возвращалась, когда сумерки уже начинали сгущаться. Немного прогуляв с одноклассниками, я попрощалась, и наши дорожки разошлись. Деревня у нас была раскидистая, дома стояли поодаль друг от друга. Мне не было страшно, ходила этой дорогой уже не раз. Да и чего бояться-то? Коз да гусей разве что. Прошла я немного, как вдруг услышала:
– Эй, красотка! – раздался хрипловатый мужской голос.
Обернувшись, я увидела троих парней.
– Чего надо? – спросила я.
– Хорошая погодка, а? – проржал один из них.
– Вам чего надо? – повторила я свой вопрос.
Надо сказать, что я немного струхнула. Я одна, а их трое, да и видно было, что они не совсем трезвые.
– А чего такая дерзкая? Будешь дерзить – проучим, – и они снова захохотали.
Тот, что был в кожаной куртке, вдруг схватил меня за рюкзак и дернул на себя. Я попыталась вырваться.
– Парни, чего к девчонке пристали? – услышала я за спиной спокойный мужской голос. – Заняться больше нечем?
– А ты, дядя, иди своей дорогой, не твое дело, – огрызнулся, видимо, главный в этой троице.
– Я-то пойду, только вы сейчас отойдете от девочки и будете обходить ее стороной. Поняли?
– А то что?
– А то, Вениамин Быстров, ваше условно-досрочное превратится в длительное и вполне реальное.
Парень сразу сник.
– А я чего? Мы так, пошутили, – кивнул он своим товарищам. – Пошли отсюда.
— А ты чего так поздно одна гуляешь? — спросил мой спаситель.
— Да мы к празднику готовимся, вот и задержались. Я думала, тут, кроме коз да курей, никто и не ходит.
— Да по-разному бывает, и живность покрупнее заглядывает. Так что не ходи одна, я же не всегда рядом буду. А сейчас пойдем, провожу.
Мы шли рядом.
— Тебя как зовут?
— Даша, а вас?
— А меня Вячеслав Сергеевич, можно дядя Слава.
— А вы кто?
— Я в больнице работаю, врач.
— А вы откуда этого Вениамина знаете?
— Да он как-то ногу ломал, я гипс накладывал. Да здесь все друг друга знают. Вот вы новенькие.
— Да, мы недавно приехали. Моя мама тоже врач, только детский, скоро в больницу на работу выйдет.
— Слышал, будем рады.
— А у вас есть семья, вас, наверное, ждут?
— Раньше была, а сейчас нет.
— Это как?
— Да вот как, пока при деньгах был — всем нужен, а как обнищал — сразу позабыли. Женщинам только богачей подавай.
— А мужчинам? — вырвалось у меня, и тут же вспомнилась мамина история: ее бросил парень, узнав, что она из бедной семьи.
Вячеслав задумался, почесал подбородок.
— Только глупым нужны богатые женщины, — наконец изрек он.
— А вы умный?
— Я-то? Да глупый был, Даша. Сейчас вот поумнел, да, видно, поздно. Ну, вот и пришли. Приятно было с тобой поболтать. Пока. Ты хорошая девчонка, Даша.
Он махнул рукой и зашагал по тропинке, по которой мы только что вместе шли.
Мама уже стояла на крыльце, кутаясь в накинутую шаль.
— Ты где так долго? Я все глаза проглядела! Уже школу бежать собралась. А это кто с тобой был?
— Да я немного задержалась в школе, там какие-то придурки приставали, а этот человек заступился, ну и проводил.
— И она так просто об этом говорит!? А если бы не появился тот человек, что тогда?
— Да убежала бы я, ты же знаешь, у меня разряд по бегу.
— Разряд у нее! Завтра же пойду в школу и попрошу учителя, чтобы так долго не задерживали. Ты хоть поблагодарила того человека?
— Да, он в больнице работает, так что ты его еще увидишь.
На следующий день, в мой законный выходной, я отправилась в магазин. Уже стоя в очереди, я вдруг заметила его – того самого мужчину, который меня провожал. Он поймал мой взгляд, едва заметно кивнул, я ответила тем же. Купив батон и пачку печенья, я вышла на улицу и… стала ждать. Сама не знаю почему, но мне вдруг безумно захотелось, чтобы кто-нибудь опять попытался меня обидеть, а он бы, как рыцарь, меня защитил, и мы бы шли рядом, болтая обо всем на свете. Рядом с ним было как-то спокойно и хорошо.
Наконец, Вячеслав Сергеевич вышел.
– Ну что, Даша, опять кто-то обижает? – спросил он, смеясь, – Ты если что, говори, я могу пару приёмчиков показать.
– Покажите, – выпалила я, не раздумывая.
Мы отошли на небольшую полянку, всю усыпанную золотой листвой. Он снял куртку и повесил пакет с покупками на сучок.
– Ну, смотри. Представь, что нападавший хочет схватить тебя за руку. Давай, попробуй напасть.
Я бросила сумку прямо на листья и замахнулась на Вячеслава. Он молниеносно перехватил мою руку. И я даже не успела понять, как вдруг оказалась лежащей на земле.
– Здорово! А научите меня?
— Научу, да только мама, небось, волнуется, вдруг потеряет?
— А что это у вас с рукой?
Заметила я, как кожу на его руке иссекают старые, будто выжженные, шрамы.
— Э-э… да это, — он одернул рукав, пряча следы. — Старая история, вспоминать неохота. Ладно, пойдем, провожу тебя.
— Да сейчас день, кого тут бояться-то? — возразила я.
— Ну, просто провожу, если ты не против. А вы с кем переехали?
— Мы с мамой вдвоем. Отца я не знаю, так уж обстоятельства сложились. Но мне здесь нравится. У нас белка дикая во дворе живет. Я ее прикормила, она теперь прямо с руки ест. А вы где живете? У вас дети есть?
— Я вон там, — он махнул рукой в сторону. — Дети есть. Сын, Ярослав. Он с матерью живет, но мы часто видимся, перезваниваемся. На каникулы обещал приехать. Тебе-то сколько лет?
— Пятнадцать.
— А ему тринадцать.
— Слушай, может, вам помочь? Дров наколоть, или еще чего. Обращайтесь, мне на выходных скучно, с удовольствием помогу.
— Дрова, может, и надо бы наколоть, мама пыталась, да не осилила.
— Ну, так чего тянуть? Пошли сейчас.
— Пойдёмте, я вас с мамой познакомлю.
Мы с Вячеславом вошли во двор. Мама развешивала бельё.
— Мам, — крикнула я, — познакомься, это тот человек, что меня тогда спас, Вячеслав Сергеевич.
Вячеслав подошел ближе и протянул маме руку. Мама вытерла мокрую руку о подол и тоже протянула руку. Но вдруг застыла, глядя на него.
— Ты? — сказала она тихо и замолчала.
— Юля? — удивлённо произнёс Вячеслав.
Я ничего не понимала, откуда они знают друг друга.
Позже мы сидели на кухне. Вячеслав налил себе чаю, но не пил. Он, не отрываясь смотрел то на маму, то на меня. И я вдруг заметила, что у этого мужчины с небольшими залысинами, серыми глазами и седеющими висками… такой же нос, как у меня. Курносый. И тут меня будто током прошило. Я вдруг всё поняла. Это мой отец. Но мама молчала, и я тоже не решалась ничего сказать. Я вышла на улицу, давая им возможность поговорить наедине.
Когда дверь за ним закрылась, я повернулась к маме:
– Это мой отец?
Она кивнула в ответ.
– Ты ему сказала?
Мама отрицательно покачала головой.
– Ты до сих пор на него злишься?
– Нет, – вздохнула она. – Столько лет прошло. Мы же были совсем юные.
– Он тебе объяснил, почему он тогда ушел?
– Сказал, что испугался трудностей, знал, что его родители меня никогда не приняли бы, и не стали помогать. Они уже присмотрели ему другую партию – девушку из обеспеченной семьи. В браке он был несчастлив, но жил ради сына, а потом попал в аварию и больше не мог оперировать. Запил, жена от него ушла. Вот он и уехал сюда, работает участковым врачом.
– Мам, ну как же так? Мы ему не скажем, что у него есть я?
– Не знаю, дочка, не знаю… Я сама ничего не знаю. Какой он сейчас человек? Раньше я была влюблена, а влюбленные ничего не видят. А сейчас… Не хочу все это заново переживать, не хочу снова разочаровываться.
Я понимала маму и одновременно – нет. Вот он, папа, живой и здоровый. Словно сошел с моих детских рисунков. Он мне сразу понравился. Всю жизнь мечтала о встрече, когда-то я приставала с расспросами к совершенно чужим мужчинам, выискивая в них хоть что-то похожее… А теперь он рядом, но будто за стеклом. И все же, я должна была принять решение мамы. В конце концов, папы не было рядом, когда я росла, а мама – всегда. Она вышла на работу. Я, конечно, выспрашивала, видела ли она его там. Ответила, что мельком, на планерке.
В школе намечался осенний бал, и я пригласила маму. Как же мне хотелось, чтобы родители любовались мной вместе, на моем дебюте в новой школе! Но пригласить Вячеслава я не могла. Мы увиделись позже, случайно. Он шёл к больному на вызов, и нам немного было по пути. Вячеслав был грустным.
– О чем вы думаете? – спросила я.
– Я думаю о том, каким же дураком я был, – ответил он. – За твою маму нужно было держаться обеими руками, а я отпустил ее. А теперь уже поздно, слишком поздно.
– Ничего не поздно! – заревела я и побежала прочь. А потом остановилась и, обернувшись, закричала: – Да вы и сейчас дурак!
Разве он не видел, что мы похожи? Разве он не мог догадаться?
Больше я его не видела.
Через месяц мне вдруг стало плохо. Тошнило, болел желудок. Мама сразу определила, что у меня аппендицит. Мы приехали в больницу, но мне становилось все хуже. Скорой не было, она как раз уехала в район, повезла беременную женщину. Меня срочно нужно было оперировать, чтобы аппендикс не лопнул. Мама металась, не зная, что делать. Вячеслав Сергеевич сказал, что нужно оперировать здесь, везти поздно. Но кто мог сделать операцию в сельской больнице, где не было условий?
– Слава, – стала умолять моя мама Вячеслава, – спаси ее!
– Но я не могу оперировать…моя рука, она плохо работает.
-Спаси нашу дочь.
Вячеслав посмотрел на маму, потом на меня. Меня отвезли в процедурный и положили на кушетку.
Операция прошла успешно. Папа не отходил от меня ни на шаг. После выписки он забрал нас с мамой к себе, в свой дом.
- Нам еще столько всего предстоит! – говорил он, и глаза его светились надеждой.
Я была счастлива, и мама тоже – я видела это по ее улыбке.
На каникулы приехал мой брат Ярослав, и мы сразу нашли общий язык, будто знали друг друга всю жизнь.
Наконец-то у мамы появился любящий муж, а у меня – настоящий отец.
Знаете, если кому-то рассказать эту историю, ни за что не поверят, скажут: "Да не может быть!". А оказывается, еще как может! Надо просто верить, что чудеса случаются, и тогда они обязательно войдут в твою жизнь.
Дорогие друзья, вам понравилась история? И помните, жизнь сама по себе - это самая захватывающая история. Просто нужно уметь ее видеть и ценить каждый ее момент. Спасибо вам за внимание и до новых встреч на страницах моих новых произведений!
Поблагодарить автора можно тут (автору на шоколадку)