Первые лучи воскресного утра только начали красться в кухню, цепляясь за пыльные частицы в воздухе, но Светлана стояла у плиты уже больше часа. Тесто, тугое и упругое, покорно поддавалось ее рукам. Разминая его, она чувствовала, как ноющая боль расходится по пояснице эхом вчерашней генеральной уборки.
На столе, заваленном продуктами, ждала своей участи целая гора фарша — смесь свинины и говядины, щедро приправленная луком и солью. Пахло мясом, свежей зеленью и чем-то безвозвратно утренним, домашним. За окном была тишина, которую вот-вот должны были разорвать.
В дверь спальни скрипнула, и на пороге показался Игорь, ее муж. Он потянулся, щурясь от света.
—Свет, а кофе будет?
—В чайнике, — не отрываясь от раскатывания теста, коротко бросила она. — Сам налей.
Он что-то промычал в ответ и, налив себе чашку, ушел в гостиную. Через секунду до нее донесся привычный звук — щелчок телевизора и возгласы спортивных комментаторов. Светлана глубоко вздохнула и принялась вырезать кружки из теста. Их нужно было не меньше двухсот.
В восемь тридцать зазвонил телефон. На экране весело подпрыгивала иконка с надписью «Сестра Оля».
—Светик, доброе утро! Мы к вам сегодня, ты ж не забыла? — послышался бодрый, не терпящий возражений голос. — Мы с Сергеем, дети, мама с папой тоже хотят. Часиков так в два подходим?
—Я готовлю, — тихо сказала Светлана.
—Вот и отлично! А ты тот соус, майонезный с чесночком, сделай, а? Твой фирменный. Мужики его обожают. И еще, Свет, не забудь купить побольше сметаны для пельменей и того йогурта детского, Ванька твой только ест. Ладно, бегу, дел много!
Светлана не успела и слова вставить, как в трубке раздались короткие гудки. Она медленно опустила телефон на стол и посмотрела на свои руки, испачканные в муке.
Не прошло и десяти минут, как телефон ожил снова. «Племянник Дима». Она провела рукой по влажному от напряжения лбу и ответила.
—Тет Свет, привет. Ты сегодня дома? Я после вчерашнего как стеклянный, голова раскалывается. Приеду, поем твоих пельменей и на боковую. Ты меня разбудишь, когда все приедут?
Она закрыла глаза на секунду, представляя, как этот двадцатипятилетний «мальчик», который уже четвертый месяц жил у них в гостиной на раскладном диване, будет храпеть, пока она моет посуду за всеми.
—Да, Дима, — выдавила она. — Приезжай.
К одиннадцати утра кухня превратилась в филиал пищевого комбината. На всех свободных поверхностях стояли противни и тарелки с ровными рядами слепленных пельменей. Воздух был густым и влажным от пара кипящих кастрюль. Спина ныла нестерпимо, а на лбу выступили капельки пота.
Она выглянула в гостиную. Игорь, развалясь на диване, увлеченно смотрел повтор вчерашнего футбольного матча. На столе перед ним стояла ее утренняя чашка кофе, теперь уже пустая.
—Игорь, — позвала Светлана, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Помоги, пожалуйста, стол накрыть. Гости скоро.
Он обернулся на секунду, его взгляд был отсутствующим.
—Сейчас, родная, угловой скоро забивать будет! — он махнул рукой. — Успею.
Она молча вернулась на кухню, взяла самую тяжелую кастрюлю и с грохотом поставила ее на огонь. «Успею». Это слово звучало в ее голове, как колокол. Он всегда успевал. Успевал переложить всю работу на нее.
Ровно в два, как и было обещано, раздался настойчивый звонок в дверь. Светлана, снимая фартук, пошла открывать. На пороге стояла вся ее «счастливая» семья. Сестра Оля с мужем, их двое детей, свекр со свекровью и, конечно, Дима, который вышел из своей комнаты, как только услышал голоса.
— Проходите, раздевайтесь, — сказала Светлана, отступая в сторону.
Толпа ввалилась в прихожую, наполняя квартиру гомоном, топотом и запахом чужой уличной пыли. Дети сразу помчались в комнату к компьютеру. Оля, сняв пальто, бросила его Светлане в руки, даже не взглянув на нее.
— Ой, а я есть хочу как волк! — громко объявила она, направляясь на кухню. — Света, ты ведь все приготовила? Мы с утра ничего не ели, специально.
Они прошли в гостиную, расселись за большим столом, который Светлана все-таки накрыла сама. Зазвенели ложки, застучали тарелки. Послышались смех, разговоры о работе, о политике, о соседях. Никто не подошел, не предложил помочь донести еду. Никто не сказал «спасибо».
Светлана осталась стоять в дверном проеме, прислонившись к косяку, и наблюдала за этой картиной. Она смотрела на их довольные лица, на их рты, которые безостановочно жевали ее пельмени, на ее мужа, который уже наливал всем beer и громко смеялся шутке шурина.
И в этот самый момент, глядя, как свекровь ковыряет вилкой в салате, выискивая лучшие кусочки, а племянник Дима уже тянется за добавкой, Светлана вдруг почувствовала не ярость, а ледяное, абсолютное спокойствие. В голове у нее пронеслись слова, которые станут началом конца: «В тот день я еще не знала, что это наш последний семейный ужин». Но тогда она просто глубоко вздохнула и пошла на кухню, чтобы поставить чайник. Еще одна сцена из ее жизни массовки в чужом спектакле подошла к концу.
Последняя тарелка с супом была опустошена, но никто не торопился нести ее на кухню. Светлана, молча встав, начала собирать пустую посуду. Ее движения были отработаны до автоматизма: левой рукой — тарелка, правой — ложка, аккуратно поставленные друг на друга. Громкий, самодовольный смех Ольги резал слух.
— Ну, Игорь, тебе действительно повезло, — раскатисто произнесла она, развалившись на диване, как королева на троне. — Света у нас такая золотая, не жена, а клад. Всегда накормит, приберет, всем угодит. Настоящая хранительница семейного очага!
Светлана почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Эти слова, которые должны были звучать как комплимент, были отравлены снисходительным тоном и полным отсутствием настоящей благодарности. Она была не хранительницей очага, а прислугой, и все в этой комнате прекрасно это понимали.
— Да уж, — хмуро поддержал муж Ольги, Сергей, доедая последний пельмень. — Не то что наша Оля. Она у нас творческая личность, не до плиты ей.
Оля самодовольно улыбнулась, словно ей сделали самый лучший комплимент. Она потянулась за вазой с конфетами, которую Светлана поставила на стол еще утром.
— Ой, Свет, кстати, насчет твоего платья, — сказала Оля, разворачивая фантик. — Того, синего в цветочек. Ты его, вроде, давно не носила? Я на днях шкаф разбирала и подумала — оно бы мне на дачу подошло. Отдашь? Тебе оно все равно полнит.
Светлана замерла с грудой тарелок в руках. Это платье она купила прошлым летом и любила за удобство и легкую ткань. Оно не было дорогим, но оно было ее.
— Я его ношу, — тихо, но четко сказала она.
— Ну, бывает наденешь по дому, — махнула рукой Оля, не видя возражений. — Я в нем выглядеть буду лучше. Ты не переживай.
В это время из комнаты выскочил их сын Ваня, племянник Светланы.
—Тетя Свет, а где новый йогурт? Ты купила? Мама сказала, ты купила.
— В холодильнике, Ванечка, — ответила она, чувствуя, как сдает последние рубежи.
— Ура! — мальчик помчался на кухню, и через секунду донесся звук хлопающей дверцы.
Свекровь, Валентина Петровна, тем временем, с критическим видом обследовала салатницу.
—А масло ты, Светочка, нынче не то берешь, — вздохнула она. — Вот в прошлый раз был оливковый, а этот... чувствуется, дешевый. На экономишь, милая, на здоровье.
Светлана вспомнила, как стояла у полки в супермаркете, выбирая между «тем самым» маслом и счетом за коммунальные услуги. Она промолчала, понесла тарелки на кухню.
Там ее ждала новая картина. Дима, ее дорогой племянник, стоял у открытой двери холодильника и задумчиво изучал его содержимое, отпивая из банки с газировкой, которую Светлана приберегла для торта.
— Тетя, а что на второе? — спросил он, заметив ее. — Пельмени — это, конечно, классно, но я бы еще чего-нибудь мясистого съел.
— Второе — это помыть за собой посуду, — не выдержала Светлана.
Дима посмотрел на нее с искренним недоумением.
—Что? А зачем? Ты же все равно моешь. У тебя быстрее и лучше получается.
Он щелкнул языком, захлопнул дверцу и, взяв пачку печенья, направился обратно в зал. Светлана осталась одна посреди заваленной грязной посудой кухни. До нее доносились обрывки разговоров, смех, звук телевизера, который кто-то переключил на развлекательную программу.
Она подошла к раковине и включила воду. Горячая струя обожгла кожу, но она почти не почувствовала боли. Она смотрела, как мыльная пена покрывает тарелки, следы от жира и соуса, и думала о том, что это — метафора всей ее жизни. Она медленно смывала с себя чужой жир, чужую грязь, чужое безразличие.
Из гостиной донесся голос Игоря:
—Свет, а где чай? Гости ждут!
Она не ответила. Она просто стояла и смотрела на свои руки — красные от горячей воды, с потертостями и следами от кухонных ножей. Руки, которые когда-то держали книги, а теперь только швабры и сковородки. Руки, которые все в этом доме воспринимали как данность, как часть интерьера.
Тихий, но отчетливый щелчок прозвучал где-то глубоко в ее сознании. Еще одна капля. Еще одна фраза. Еще один взгляд, который обесценивал все, что она делала. И она поняла, что чаша ее терпения, которую она годами старалась наполнить любовью и долгом, переполнена до краев. И следующая капля может стать последней.
Гости наконец-то ушли, оставив после себя тишину, приправленную запахом вчерашней еды и чувством опустошения. Светлана медленно вытирала стол, сметая крошки в ладонь. Каждая мышца ныла от усталости, но хуже была усталость душевная, та, что копилась месяцами, а сегодня достигла своего пика.
Игорь, довольный и сытый, развалился на диване, листая ленту новостей на телефоне.
—Ну что, неплохо посидели? — бросил он через плечо. — Все довольны. Мама твоя только салат раскритиковала, но это же ее любимое занятие.
Светлана не ответила. Она смотрела на него и думала, что между ними выросла невидимая стена. Он по ту сторону — в мире сытости и покоя, а она по эту — в мире бесконечных обязанностей и тихого отчаяния.
Раздался звонок в дверь. Светлана вздрогнула. Игорь поднял брови.
—Кому бы это? Наверное, Оля что-то забыла.
Но на пороге стоял Дима. Он сладко зевнул, потягиваясь.
—Тетя Свет, я сегодня ночью с ребятами вернусь, часов в два. Они меня до метро довезут, я их заскочу на чай, хорошо? Ты нам что-нибудь вкусненькое оставь, а то после клуба есть всегда хочется.
Он произнес это как нечто само собой разумеющееся, даже не глядя ей в глаза. Словно он не просил, а информировал обслуживающий персонал о своих планах.
В голове у Светланы что-то щелкнуло. Тихий, но отчетливый звук, будто лопнула натянутая струна.
—Нет, — тихо сказала она.
—Что? — Дима не понял.
—Я сказала, нет. Ты не будешь никого приводить в два часа ночи. В этом доме все спят.
Дима фыркнул, повернувшись к Игорю.
—Дядя Игорь, вы же не против? Мы тихо, пару чаевых сделаем и все.
Игорь пожал плечами, не отрываясь от телефона.
—Да чего тут такого? Пускай ребята зайдут. Света, не драматизируй.
Его слова прозвучали как приговор. Как последняя капля, которая переполнила чашу. Но это была еще не вся чаша.
Завибрировал телефон Светланы. Оля. Она посмотрела на экран с каким-то отстраненным любопытством, будто наблюдала за героями фильма, зная их реплики наперед. Она приняла вызов.
—Светик, слушай, у нас тут форс-мажор! — послышался взволнованный голос. — Нам на субботу корпоратив срочно назначили, а с Ванькой сидеть некому. Ты же его посидишь? С утра до вечера. Я его к тебе к десяти утра привезу, ладно? Ты же не работаешь, тебе несложно.
Светлана медленно выдохнула. Она отошла от двери, где все еще стоял озадаченный Дима, и прошла в центр комнаты. Она смотрела то на мужа, то на трубку в своей руке.
— Нет, Оля, — произнесла она четко и громко, чтобы слышал и Игорь. — Я не буду сидеть с твоим ребенком в субботу.
—Что? — в голосе Оли прозвучало неподдельное изумление. — А почему?
—Потому что у меня есть свои планы.
—Какие еще планы? — засмеялась Оля. — У тебя же дел нет.
И тут терпение Светланы лопнуло. Оно не взорвалось громкой истерикой, а обрушилось холодной, тяжелой лавиной, которая годами копилась в глубине ее души.
— Мои дела! — ее голос, обычно такой тихий, прозвучал металлически и резко. Игорь оторвался от телефона, удивленно глядя на нее. — Мои личные дела! Я не твоя бесплатная няня! Я не прислуга для твоего сына! — она повернулась к Диме, который замер в дверном проеме. — И я не ночной клуб и не столовая для тебя и твоих друзей! — ее взгляд упал на Игоря. — И я не кухарка для всей твоей родни!
Последнюю фразу она выкрикнула, и в голосе ее прозвучала такая боль и обида, что даже Игорь не нашелся что ответить. Он встал с дивана, его лицо покраснело.
— Света, успокойся! Что ты несешь? Очнись! Они же родня!
— Родня? — она засмеялась, и этот смех прозвучал горько и нездорово. — А я кто тебе? Родня? Или бесплатная прислуга, которая должна всем угождать? Убирать за всеми, готовить на всех, подтирать сопли всем? Мое место только на кухне, да? Мое мнение ничего не значит, моя усталость никого не волнует!
— Да перестань ты! — рявкнул Игорь, теряя самообладание. — Все так живут! Не позорь меня! Что ты при Диме разорудилась, как последняя...
Он не договорил, но Светлана поняла. «Как последняя кухарка». Он думал именно так. Она видела это в его глазах.
В трубке доносился испуганный голос Оли: «Света? Игорь? Что там у вас происходит?»
Светлана медленно поднесла телефон к уху.
—Все в порядке, Оля. Просто твой брат только что сделал окончательный выбор. И он не в мою пользу.
Она положила трубку. В комнате повисла гробовая тишина. Дима испуганно пялился на нее. Игорь тяжело дышал, сжав кулаки.
Светлана посмотрела на них — на этого взрослого мужчину, своего мужа, который не мог защитить ее даже словом, и на этого вечного ребенка, который не видел в ней человека. И в этот момент она все поняла. Точка невозврата была не просто пройдена. Она осталась далеко позади.
Она не сказала больше ни слова. Развернулась и молча пошла в спальню, оставив их в ошеломленной тишине. Дверь за ней закрылась не громко, а тихо и окончательно. Как крышка гроба. Гроба над ее старой жизнью.
Тишина в спальне была оглушительной. Светлана стояла посреди комнаты, не двигаясь, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Оно билось ровно и спокойно, словно приняв какое-то важное решение без ее участия. Ни слез, ни истерики, только ледяная, кристальная ясность в голове.
Она подошла к шкафу и открыла дверцу. Ее взгляд упал на ряды одежды. Слева висели вещи Игоря, справа — ее. Она протянула руку и взяла с полки большую спортивную сумку, ту самую, в которой когда-то ездила в отпуск, еще до замужества.
Она действовала методично, без суеты. Складывала в сумку только самое необходимое. Нижнее белье, носки, пара джинсов, несколько футболок и свитеров. Косметичка с минимальным набором. Документы — паспорт, загранпаспорт, диплом, трудовая книжка, свидетельство о браке — она забрала из сейфа, ключ от которого всегда лежал в ее сумочке. Затем открыла свой потайной отдел в шкатулке с бижутерией и достала оттуда банковскую карту и пачку купюр. Эти деньги она откладывала годами, понемногу, из сэкономленных на хозяйстве средств. «На черный день», — говорила она себе. Этот день настал.
Из ванной комнаты она забрала свою зубную щетку, расческу, любимый крем для рук, который пахнет лавандой. Все это складывалось в сумку с странным, почти ритуальным спокойствием.
Потом она подошла к комоду и открыла верхний ящик. Там лежали ее личные вещи. Старая, потрепанная фотография с матерью. Толстая тетрадь с рецептами, которые она собирала всю жизнь. И маленькая фарфоровая балерина — подарок от подруги на тридцатилетие. Она бережно упаковала эти сокровища среди одежды.
Закрыв сумку, она огляделась. Ее взгляд упал на тумбочку с той стороны кровати, где спал Игорь. Там стояла его любимая кружка, уродливая, с надписью «Лучшему мужу», которую ему подарила Оля. А рядом — ее собственная кружка, тонкий фарфор с фиалками, которую она купила себе вскоре после свадьбы. Она подошла, взяла свою кружку, еще раз провела пальцем по изящному рисунку и положила ее в сумку. Чужую не тронула.
Затем она выкатила из-под кровати свой большой чемодан на колесиках. Он пригодится для остальных вещей. Но это будет позже.
Она написала на листке бумаги адрес — улица, дом, квартира. Это была съемная квартира, которую она присмотрела две недели назад, под предлогом того, что ищет вариант для дальней родственницы. «На всякий случай», — снова подумала она. Этот случай настал.
Взяв сумку и чемодан, она на цыпочках вышла из спальни. В гостиной было тихо. Дмитрий, видимо, сбежал в свою комнату, заливая в интернете случившийся скандал. Игорь сидел на кухне, уткнувшись в телефон, его плечи были напряжены. Он услышал ее шаги, но не обернулся. Гордость? Равнодушие? Светлане было уже все равно.
Она вышла из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь. Спустилась на лифте, вызвала такси. Поездка до съемной квартиры прошла в молчании. Она смотрела в окно на проплывающие мимо улицы, на огни реклам, на людей, которые куда-то спешили. Она чувствовала себя не беглянкой, а исследователем, впервые за долгие годы выбравшимся из темной пещеры на свет.
Квартира оказалась маленькой, студийной, но чистой и светлой. Она поставила сумку на пол, подошла к окну и распахнула его. В комнату ворвался свежий ночной воздух, пахнущий дождем и свободу.
Она глубоко вдохнула. Первый этап был завершен.
Теперь нужно было вернуться. За остальным.
Когда такси снова подъехало к ее дому, в ее движениях появилась твердая решимость. Она поднялась в квартиру. Игорь все так же сидел на кухне.
—Ты где была? — буркнул он, не глядя на нее.
Светлана не ответила.Она прошла в гостиную, где на раскладном диване лежали вещи Дмитрия. Она стала аккуратно, но быстро складывать их в стопку: ноутбук, наушники, разбросанную одежду.
Из своей комнаты вышел Дмитрий.
—Тетя Свет, что вы делаете? — в его голосе прозвучала паника.
—Освобождаю жилплощадь, — спокойно ответила она, не прекращая движения. — Твоя «пара недель», Дмитрий, закончилась. Сегодня. Сейчас.
Она собрала все его вещи в две большие сумки, которые нашла в прихожей, и выставила их за порог квартиры.
—Забери свои вещи и ключ. Удачи.
Дмитрий стоял в оцепенении, его рот был открыт. Затем он ринулся на кухню.
—Дядя Игорь! Вы только посмотрите, что она делает!
Игорь вышел в коридор, его лицо побагровело.
—Светлана, ты совсем с ума сошла? Прекрати этот цирк!
—Цирк как раз заканчивается, — сказала она. Затем она повернулась к нему. — А теперь твои вещи.
Она прошла в спальню и стала доставать из шкафа его костюмы, рубашки, брюки и складывать их в большой чемодан, который стоял наготове. Она делала это без злобы, без ненависти, как бухгалтер, закрывающий старый счет.
— Что ты творишь? Остановись! — кричал Игорь, пытаясь выхватить из ее рук пиджак.
—Я перестаю быть твоей кухаркой, уборщицей и личной прислугой, — отчеканила она, выставляя чемодан с его вещами в прихожую, рядом с сумками племянника. — Со всеми вытекающими последствиями.
Она оставила его стоять посреди коридора — растерянного, униженного и беспомощного. Он смотрел на нее, и в его глазах читалось непонимание. Он все еще не верил, что это происходит на самом деле.
Светлана повернулась, вошла в квартиру и закрыла дверь. Щелчок замка прозвучал как финальная точка. Она прислонилась к косяку и впервые за весь вечер закрыла глаза. Не для того, чтобы сдержать слезы, а чтобы осмыслить тишину. Тишину, которая наконец-то принадлежала только ей.
На полу в прихожей лежал сложенный листок. Она подняла его и положила на чемодан с вещами Игоря. В записке было всего два слова: «ВСЕ КОНЧЕНО».
Утро следующего дня застало Светлану в непривычной обстановке. Вместо привычной суеты на кухне — строгий, выдержанный в коричневых тонах кабинет. Вместо запаха жареного лука — аромат дорогого кофе и старой бумаги. Она сидела напротив женщины лет пятидесяти с умными, внимательными глазами и деловой стрижкой. На табличке на столе значилось: «Ксения Викторовна Зарецкая, адвокат по семейному праву».
Светлана нервно теребила ручку, купленную по дороге, вместе с новой толстой тетрадью. Она чувствовала себя не в своей тарелке, будто переступила порог чужого, неведомого мира.
— Итак, Светлана, я внимательно вас выслушала, — Ксения Викторовна отложила в сторону свои записи. — Ситуация, к сожалению, типовая. Давайте структурируем. Вы находитесь в браке десять лет. Совместных детей нет?
— Нет, — тихо ответила Светлана.
—Это упрощает дело с точки зрения раздела, но лишает вас права на алименты. Теперь по имуществу. Квартира, в которой вы проживали, была куплена в браке?
—Да, три года назад. Но… — Светлана замолчала, подбирая слова. — Первоначальный взнос был внесен за счет средств от продажи моей однокомнатной квартиры, которая досталась мне от бабушки. То есть, это были мои личные деньги.
Адвокат подняла бровь, ее взгляд стал еще более сосредоточенным.
—Это критически важный момент. У вас есть доказательства? Договор купли-продажи вашей прежней квартиры, выписка со счета, куда поступили деньги, банковские переводы в счет оплаты новой квартиры?
Светлана кивнула, открыла свою новую тетрадь и достала оттуда аккуратно сложенную пачку документов. Она годами хранила их в отдельной папке, словно предчувствуя, что когда-нибудь они ей понадобятся.
—Вот договор продажи моей квартиры. Вот выписка со счета. А вот… — она пролистала несколько страниц, — распечатанная квитанция о переводе средств в качестве задатка за ту квартиру, где мы жили. С моего личного счета.
Ксения Викторовна взяла документы и стала внимательно их изучать. По ее лицу скользнула тень удовлетворения.
—Отлично. Это весомый аргумент для признания вашей большей доли в праве собственности на квартиру при разделе. Без этих документов вы могли бы претендовать лишь на половину, а так… шансы значительно возрастают.
Она положила бумаги на стол.
—Теперь следующий вопрос. Вы упомянули, что содержали племянника мужа, Дмитрия, который проживал с вами последние четыре месяца. А также то, что ваши средства регулярно уходили на содержание всей семьи во время этих бесконечных воскресных обедов. Есть ли у вас доказательства этого?
Светлана снова погрузилась в свою тетрадь. Она чувствовала странное спокойствие. Эта подготовка, это собирание доказательств придавало ей сил.
—У меня есть… — она нашла нужную страницу, — скриншоты моих сообщений Ольге, сестре мужа, где она просит купить конкретные продукты к их приезду. Вот список от Дмитрия с просьбами. А главное… — она вынула из папки толстую стопку бумаг, — у меня сохранились почти все чеки из супермаркетов за последний год. Я веду домашнюю бухгалтерию. Все чеки оцифрованы, я принесла распечатанную выборку, где видны крупные покупки, явно не только для нас двоих.
Адвокат взяла стопку чеков. Уголки ее губ дрогнули в подобии улыбки.
—Впечатляющая педантичность. И очень полезная. Мы можем ходатайствовать о возмещении части этих расходов, как неосновательного обогащения родственников вашего мужа за ваш счет. Это создаст серьезное давление на них.
Она откинулась на спинку кресла, глядя на Светлану с новым, уважительным интересом.
—Скажите честно, почему вы все это хранили? Предчувствовали?
Светлана задумалась, глядя в окно на серый городской пейзаж.
—Нет, — сказала она наконец. — Не предчувствовала. Я просто… хотела понимать, куда уходят деньги. А потом, наверное, это был мой способ хоть как-то контролировать ту жизнь, в которой у меня не было контроля ни над чем другим. Эти чеки, эти списки… они были доказательством, что я что-то делаю. Что я существую. Пусть даже в роли кухарки и экономки.
Ксения Викторовна кивнула.
—Теперь эти доказательства послужат другой цели. Они помогут вам отстоять ваши права и начать новую жизнь. На основании этих документов я составлю исковое заявление о расторжении брака и разделе совместно нажитого имущества с учетом вашего первоначального вклада. А также подготовим претензию о взыскании средств с Ольги и Дмитрия. Чаще всего, при предъявлении таких доказательств, сторона предпочитает не доводить дело до суда и идет на мировое соглашение.
Светлана слушала, и ледяная уверенность наполняла ее. Она смотрела на адвоката, на свой блокнот, на аккуратные стопки документов. Она была не жертвой. Она была стороной переговоров. Стратегом.
— Они считали меня глупой кухаркой, — тихо, но четко произнесла она. В ее голосе не было обиды, лишь констатация факта. — Посмотрим, что они скажут, когда увидят эти «глупые» чеки в суде.
Она закрыла тетрадь. Утреннее солнце, пробившееся сквозь тучи, осветило ее лицо. Впервые за долгие годы она чувствовала себя не прислугой, а человеком, который держит в руках нити своей собственной судьбы. И она не собиралась их отпускать.
Игорь проснулся от непривычной тишины. Не было запаха кофе, доносящегося с кухни, не было привычного стука посуды. Он потянулся к тумбочке, нащупывая часы. Десять утра. Воскресенье.
Он лежал и слушал тишину. Она была громкой и давящей. Последние два дня прошли в каком-то тумане. Сначала шок, потом злость, теперь — странная, непривычная пустота.
С трудом заставив себя подняться, он побрел на кухню. Холодильник гудел в тишине. Игорь распахнул дверцу. Внутри царил хаос. Полупустая банка соленых огурцов, пакет с засохшим хлебом, несколько яиц. На полке грустно лежал пластмассовый контейнер с вчерашними пельменями.
Он поставил на плиту чайник и открыл соседний шкаф в поисках кофе. Баночка была почти пуста. Он помнил, что Светлана всегда покупала новую, когда старая подходила к концу. Он этого никогда не замечал.
Чайник закипел. Игорь насыпал в чашку последние крупицы кофе, залил водой. Получилась бледная, горькая жидкость, лишь отдаленно напоминающая тот ароматный напиток, который он пил каждое утро. Он сел за кухонный стол, заваленный крошками и пятнами от вчерашнего ужина, и сделал первый глоток. Он скривился.
В голове невольно всплыл образ Светланы. Она всегда знала, как он любит кофе — крепкий, с двумя ложками сахара. Она подавала его в его любимой синей кружке, всегда горячим, всегда вовремя.
Его мысли прервал звонок в дверь. Сердце на мгновение екнуло — может, это она? Но за дверью стояла Ольга. Ее лицо было искажено раздражением.
— Ну и что у вас тут происходит? — ворвалась она в квартиру, снимая пальто и с размаху бросая его на стул. — Димка вчера весь вечер мне истерил, что ты его на улицу выгнал! Я еле уговорила Сергея пустить его к нам пожить! У нас же двушка, Игорь! Нам тесно втроем, а теперь еще и он!
Игорь молча смотрел на сестру. Он впервые заметил, как резко и неприятно она кричит.
— А где, собственно, виновница торжества? — осмотрелась Ольга. — Пусть выходит, будем разбираться. Надоели эти ее нервы!
— Ее нет, — хрипло произнес Игорь.
—Как нет? Уборку делает?
—Она ушла, Оля. Окончательно.
Ольга замерла, ее рот приоткрылся от изумления.
—Ушла? Куда? И что, ты ее не остановил? Игорь, да очнись ты! Кто тебе теперь готовить будет? Убирать?
Эти слова, прозвучавшие как эхо его собственных мыслей, вдруг показались ему невыносимо пошлыми и глупыми.
— Мне не готовить надо, а думать, что делать с ипотекой и с этой квартирой, — пробормотал он, отворачиваясь.
— Какая ипотека? — Ольха нахмурилась. — Вы ее же давно выплатили.
—Не совсем. И Светлана подала на раздел. Через адвоката.
Лицо Ольги вытянулось. Она медленно опустилась на стул.
—На раздел? Что делить-то? Это же твоя квартира!
—Наша. Куплена в браке. И, как выяснилось, у нее есть доказательства, что первоначальный взнос — ее деньги. От продажи ее квартиры.
В тишине кухни было слышно, как тикают часы. Те самые, которые Светлана когда-то купила на первую зарплату после замужества.
— Но… это же несправедливо! — выдохнула Ольга. — Она же твоя жена! Это все общее!
—А готовить для твоей семьи и содержать твоего сына — это справедливо? — неожиданно для себя спросил Игорь.
Ольга вспыхнула.
—Что? Ты сейчас на ее сторону встаешь? После всего, что она устроила? Она же меня в черных телочках выставила! Я ей звонила в субботу, Ваньку просила посидеть, а она трубку бросила! Мне пришлось отменять корпоратив! Из-за нее я сорвала важные переговоры!
Игорь смотрел на сестру и видел только ее обиду, ее испорченные планы. Ее не волновало, что он остался один в грязной квартире с неоплаченными счетами. Ее не волновало, что он только что потерял жену. Ее волновала только ее собственная удобная жизнь, которая дала трещину.
— Уходи, Оля, — тихо сказал он.
—Что?
—Я сказал, уходи. Мне нужно… подумать.
Ольга, бормоча что-то о неблагодарности, схватила свое пальто и вышла, хлопнув дверью.
Игорь остался один. Он подошел к плите, чтобы разогреть вчерашние пельмени. Поставил сковороду, налил масла. Масло забулькало, а потом с шипом выплеснулось наружу, обжигая ему руку. Он отшатнулся, смахнул сковороду на пол. Раскаленное масло брызнуло на кафель, на стены, на его штаны.
Он стоял посреди кухни и смотрел на это месиво на полу — масло, пельмени, осколки тарелки, которую он задел. Он смотрел и не знал, с чего начать. Где тряпка? Чем оттирать жир? Как заставить эту липкую, воняющую грязью массу исчезнуть?
Он опустился на корточки и просто уставился на этот хаос. И вдруг, среди этого беспорядка, он увидел маленький, замусоленный клочок бумаги, закатившийся под стол. Он поднял его. Это был ее почерк. Рецепт. «Соус бешамель для Оли. Важно: постоянно помешивать, чтобы не подгорело.»
Он сжал бумажку в кулаке. Постоянно помешивать, чтобы не подгорело. А он не помешивал. Он сжег все. И теперь ему предстояло разгребать пепел.
Следующая неделя прошла для Светланы в непривычном, но приятном ритме. Она устроилась на работу бухгалтером в небольшую фирму, благо, опыт и диплом позволяли. Никто не кричал с порога о голодном ребенке, не требовал немедленно накрыть стол. Она наслаждалась тишиной и возможностью пить утренний кофе, глядя в окно своей съемной квартиры, а не в замызганную стену соседнего дома.
Именно в один из таких спокойных моментов, в обеденный перерыв, в офисе появилась Ольга. Она вошла без стука, с лицом, искаженным гневом, оглядела скромный офис и направилась прямиком к столу Светланы.
— А, вот ты где нашла себе норку! — ее голос, громкий и визгливый, прорезал рабочую тишину. Все сотрудники оторвались от мониторов. — Удобно устроилась, да? Мужу квартиру хочешь отобрать, а сама по конторам отсиживаешься!
Светлана медленно подняла голову. Она ожидала чего-то подобного, но не здесь. Не на ее новой работе. Внутри все сжалось, но на лице она сохранила ледяное спокойствие.
— Ольга, я на рабочем месте. Мы можем поговорить в другом месте и в другое время.
—Нет уж, милая, мы поговорим прямо сейчас! — Ольга уперла руки в боки, обращаясь уже ко всему офису. — Смотрите на нее, все! Прикидывается белой и пушистой! А на самом деле — хищница! Моего брата, своего законного мужа, на улицу выгнала, квартиру у него хочет отнять! Живет тут, небось, на его деньги!
Светлана встала. Она была немного бледнее обычного, но ее голос не дрогнул. Он был тихим, но каждое слово падало, как камень.
— Во-первых, я выгнала не Игоря, а твоего сына, который четыре месяца жил у нас на шее. И тебя с твоей семьей, которые каждые выходные приходили, как на работу, жрать за мой счет. А во-вторых, — она сделала шаг вперед, и Ольга невольно отступила, — первоначальный взнос за ту квартиру был внесен с моих личных средств. Со счетов, которые ты, Ольга, всегда называла «копеечными». Этими копеечными деньгами я и обеспечила тебе бесплатный воскресный ресторан на годы вперед.
В офисе стояла мертвая тишина. Слышно было, как жужжит компьютерный системник.
— Ты врешь! — выкрикнула Ольга, но в ее голосе уже слышалась неуверенность. — Ты всегда была дармоедкой! Игорь тебя содержал!
—Содержал? — Светлана горько усмехнулась. — Это он содержал, когда я вкалывала на двух работах, пока он менял третью за год? Это он содержал, когда я по ночам пачками пельменей лепила, чтобы накормить твоих детей? Я не дармоедка, Ольга. Я была вашим общим рабом. Бесплатным и очень удобным.
Она обвела взглядом коллег, видевших ее всегда сдержанной и профессиональной, и снова посмотрела на Ольгу.
— Ты пришла сюда, чтобы устроить скандал? Чтобы опозорить меня? Так знай, ты опозорила только себя. Ты показала всем, как «любящая сестра» пришла выместить злость на женщине, которая просто перестала терпеть твое нахальное, потребительское отношение. Ты и твоя семья не родню во мне видели, а прислугу. Так вот, я больше не прислуга. Я больше не ваша кухарка. И не ваша нянька. И уж тем более не ваш денежный мешок. Убирайся с моей работы.
Ольга стояла, красная от ярости и стыда. Она искала, что сказать, но слова застревали в горле. Она привыкла к покорной, уставшей Светлане, которая только вздыхала и шла мыть посуду. Эта новая, холодная и уверенная в себе женщина была ей незнакома и страшна.
— Ты… ты еще пожалеешь! — выдохнула она, уже теряя почву под ногами.
—Я уже пожалела, — тихо ответила Светлана. — О том, что не сделала этого десять лет назад.
Ольга, что-то пробормотав, развернулась и, почти бегом, выскочила из офиса. Дверь захлопнулась.
В офисе на несколько секунд воцарилась тишина, а потом одна из коллег, женщина постарше, тихо сказала:
—Молодец, Светлана. Держалась достойно.
Другая, молодая девушка, добавила:
—Да уж, таких родственников нужно в цирк сдавать. Жалко, что никто не снял это шоу на видео.
Светлана медленно выдохнула и села на свое место. Руки у нее слегка дрожали, но на душе было странно спокойно. Она выиграла эту битву. Она отстояла свои границы не на кухне, а на своей территории. И это было только начало.
Прошло шесть месяцев. Раннее осеннее утро застало Светлану на небольшой кухне её собственной, теперь уже единоличной, однокомнатной квартиры. Она стояла у окна с чашкой кофе в руках. За окном медленно просыпался город, и первый луч солнца золотил крыши домов. Тишина была не пугающей, а благодатной.
Она сделала глоток. Кофе был именно таким, каким она любила — крепким, с едва уловимой горчинкой, без сахара. Теперь никто не кричал из другой комнаты, требуя сделать его слаще.
Раздел имущества прошел удивительно быстро и тихо. После того как адвокат Ксения Викторовна направила Игорю и его сестре официальные документы с приложением всех чеков и выписок, их пыл заметно поутих. Игорь, не желавший публичного суда и, как подсказала Ксения Викторовна, вероятно, пребывавший в состоянии шока, согласился на мировое соглашение. Квартиру продали, и Светлана получила свою долю, существенно превышающую половину, благодаря неоспоримым доказательствам ее первоначального вклада. Часть этих денег ушла на покупку этой маленькой, но своей квартирки. Другая часть лежала на счете, давая ей ту самую финансовую подушку, о которой она всегда мечтала.
Ее телефон вибрировал. На экране загорелось имя подруги Кати.
—Свет, привет! Ты готова? Через час встречаемся у помещения, нужно последние детали обсудить перед открытием!
Голос подруги звенел от нетерпения. Светлана улыбнулась.
—Да, я уже выхожу. Заеду за тобой.
Она допила кофе, взяла сумку и ключи. На улице ее ждала ее скромная, но новая машина, купленная на первые заработки с ее кондитерского цеха. Да, того самого, о котором она когда-то шепталась с Катей на кухне, пока варила пельмени для родни Игоря. Маленький цех по производству домашних десертов «Светлин сладости» открывался через неделю. Все документы были готовы, первые заказы уже ждали своего исполнения.
В тот же вечер, в своей снятой однушке на окраине города, Игорь пытался разогреть в микроволновке замороженные котлеты. Он жил один. После продажи квартиры и раздела денег Ольга резко сократила свое общение с братом. Ей было неинтересно с человеком, который больше не мог предоставлять уютную «площадку для праздников». Дима, получив от тети Светы жесткий урок, устроился на работу и снял комнату в общежитии.
Игорь достал горячий пластиковый контейнер. Пар обжег ему пальцы. Он поставил его на стол, заваленный бумагами с работы, и сел есть. Комната была неуютной, пахло пылью и одиночеством. Он включил телевизор для фона, но даже спортивный канал не мог заглушить ту тишину, что поселилась внутри него. Он думал о Светлане. Не о той уставшей, задерганной женщине, которой он позволял помыкать, а о той, какой она стала — уверенной, самостоятельной, нашедшей в себе силы все изменить. Он понимал, что проиграл не суд и не квартиру. Он проиграл ее.
Светлана в это время стояла в своем чистом, пахнущем ванилью и свежей краской цеху. Она смотрела на ряды стеллажей, на новенькие миксеры, на пачки пергамента для выпечки. Катя что-то весело говорила ей, строя планы на будущее.
Светлана не слушала. Она провела рукой по холодной столешнице и представила, как здесь будут рождаться ее торты, пирожные, печенье. Не по принуждению, не потому что «надо», а потому что она этого хочет. Потому что это приносит радость ей и тем, кто будет это покупать.
Она вышла на улицу, чтобы подышать воздухом. В кармане ее куртки лежала та самая старая, исписанная рецептами тетрадь. Она достала ее, перелистнула пожелтевшие страницы. Вот рецепт пельменей, который требовал столько сил. Вот соус бешамель для Оли. Вот салат «оливье» на пятнадцать персон.
Она нашла чистый лист в конце тетради, достала ручку и аккуратно вывела: «Рецепт моего счастья». И под этим заголовком она написала всего два слова: «Откажись. Начни.»
Потом она вернулась в цех, где ее ждала подруга и новая жизнь. Она не оглядывалась назад. Впереди было слишком много вкусного и счастливого.