Иннокентий Георгиевич отличался привычкой к порядку и пунктуальности. За два десятка лет службы он не позволил себе даже раз опоздать на работу: теперь заведовал не только приемом пациентов, но и вообще всем фельдшерским пунктом, а это значит — ответственность за все и за всех.
Удар по отечественной медицине пришел после так называемой «оптимизации», когда наверху посчитали, что жизнь у села слишком беззаботная. ФАП заключил соглашение, Медведский поначалу встал на весну за родную точку: приехал в областное управление, обещал коллегам вернуть все, как было — и тут же столкнулся с тяжеловесной машиной чиновничества.
В министерстве его встретила заместитель главы, сухая, строгая дама, прожигающая собеседника пристальным взглядом. Она выслушала его страстные доводы и жёстко сказала:
— Иннокентий Георгиевич, не ищите себе приключений. Хватит раскачивать лодку. Делайте, что велят, или...
Он не сдался сразу:
— А как мне одному обойти пять деревень и провести приём? Раньше был дневной стационар, но и его убрали.
Женщина устало махнула рукой:
— Не мне вам объяснять. Смертность высокая, рождаемость почти нет — сокращение штатов неизбежно.
Вернувшись домой, Иннокентий откровенно горевал. Поделился с преданной помощницей — тётей Софой, санитаркой, теперь ещё по совместительству и уборщицей, и администратором, и регистратором.
— Ничего, Георгиевич, — мягко сказала она, — в этом мире всяк и швец, и жнец: деньги как были, так и есть, зато опыт всех профессий — золотой. Держись, времена меняются…
— Кеша, ноги то уже не молодые! Купи велосипед или мотоцикл, обойти лежачих станет легче.
Он удивился:
— И правда… у меня же есть старый велосипед, только дышит на ладом.
— Вот и вопрос: Зине заказать новый в универсаме.
Зинаида Павловна, хозяйка магазинчика в Красном Береге, давно проявляла к нему интерес, но Иннокентий лишь пошутил в ответ.
— Зина, что мне сейчас, кроме велика, надо?
— Не скромничайте, — лукаво улыбнулась она.
— Мой сок давно не бродит, — отмахивался он. — Достанут, дай знать.
Два дня — и у него был новый велосипед.
Дочка, девятилетняя Мира, засияла:
— Папа, я первая на нём поеду!
— Нет уж, — строго ответил отец, — возьму себе, а тебе как-нибудь купим подростковый.
— Лучше планшет, как обещал! — буркнула Мира.
В душе Иннокентий приходит к выводу: доходы от развитой медицины не балуют, на планшет как не хватает.
Мужчина взглянул на электронные часы и с полуулыбкой пробормотал:
— Пора пробуждать мою домашнюю командную.
Тихо ступая на носочках, он пошел в детскую — и открыв дверь: кровать пустая.
— Мирочка, ты где утаилась?
Из кухни доносится бодрый гомон и запах. Дочка тут же откликнулась:
— Папка, я уже сварганила завтрак! Скорей за стол!
Несмотря на юный возраст, Мира была в доме главным помощником: и порядок поддерживала умело, и готовить ей нравилось. Помимо стандартных рецептов на ее счету были даже любимые папины оладьи и картошка с румяной корочкой.
Девочка поставила перед ним тарелку омлета и ворчливо спросила:
— Руки мыл? Без санитарной процедуры обедать — за столом не садись.
Пришлось пойти в уголок, который он сам превратил в умывальную. В сто раз поблагодарил себя за эти современные удобства — и воду, и сток провёл, теперь не надо в холод бегать во дворе.
Вернувшись, взял вилку, Мира внимательно наблюдала, явно что-то обдумывая.
— Что случилось, доча? Ты сегодня похоже не в себе.
— Папа, есть две проблемы, — серьёзно выдала она.
— По одной сообщай, меня ждут пациенты, — подтолкнул разговор отец.
Девочка нахмурилась:
— Всегда у тебя больные, а я на последнем месте...
— Неправда. Я за тебя думаю даже на вызовах. Ну, говори, что за неурядицы?
Эффектно имитируя взрослые вздохи, Мира начала:
— Во-первых, мне страшновато одной дома. Летом ничего, а зимой — зебко и жутко. Всё время мерещится, что кто-то проследит, может, бабушка с дедушкой шпионят?
Медведский держал улыбку:
— Это всё из-за твоих ночных мультиков… Даешь ноутбуку меньше мощности — меньше кошмаров.
Мира фыркнула:
— У тебя всё просто.
— Предлагай, что сделать.
— Можно я с тобой пойду на работу? Там и школа поближе, и с бабой Соней поговорю, поможет с сочинением.
Пока отец застёгивал куртку, уточнил:
— Что, сочинение по празднику?
— К Дню матери. Должна написать про маму… А если ее нет?
Вопрос завел его в тупик. На секунду забыл про свое расписание, потом тихо сказал:
— Таких много. Напиши, какой хотел бы увидеть свою маму. Главное — чтобы внутри было честно.
Девочка задумалась:
— Ты же сам учил: врать плохо.
— Сочинение — это творчество, не вранье. Деталь обсуди с бабой Соней.
Обрадовавшись, Мира прыгнула в сапожки, и они пришли в медпункт, который, несмотря на ранний час, уже манил светом в окнах — люди ждали приема.
Иннокентий передал дочь санитарке — энергичной Соне, которая тут же заверила:
— Не называйте ее разбойницей! Замечательная девочка, я с удовольствием пообщаюсь и сочинение помогла придумать — раньше училась на одни пятёрки.
Ему некогда было проявлять сочувствие или восхищение: нужно заботиться о пациентах.
В кабинете — ожидающая очередь, местные обитатели: Прохор «Чекушка» первым вскочил.
— Георгий Иваныч, я тут вечерами мучаюсь!
— Прохор, дай дамам пройти вперед, — не сдаётся медик.
— Да уж, был мужчиной, а нынче ни того ни сего. Все мои беды — из-за баб!
Старик хватался за живот, лицо выразило драму почище тюленя, застрявшего на льдине.
— Ну проходи уже, проверку сделаем…
После привычных процедур — короткого осмотра и серии жалоб — понял: опять перебор с бабушкиной самогонкой.
— Тарасович, уменьшите обороты. Здоровье-то одно!
— Только для своих, эти друзья — относятся.
— Гляди: если боли усиливаются — вызываем скорую, местная лечебница поможет лучше.
— Да зачем операцией пугать! Всё, завязываю.
Когда пришёл черёд Прасковьи Ивановны, и началось с упрёка:
— Почему эти тусовщики у вас — вне очереди?
— Все одинаково перед медициной, — строго ответил Иннокентий. — Что у вас болит?
Прасковья помялась — и всё же заговорила не о соседях, а о своём здоровье.