Найти в Дзене
Общая тетрадь

-Марья Егоровна,надо поговорить. Садитесь в машину- требовательно сказал мужчина. Данила вопросительно посмотрел на жену.

Шаги Лены по хрустящему снегу отдавались резью в её голове. Рука отца давила на плечи, будто тяжёлая конечность бездушного каменного изваяния. - Матери не говори, - заклинал Данила. - Это в первый и последний раз. Ну, ошибся я, с кем не бывает. Ты же видела, она какая... Девушка сбросила его руку со своего плеча и остановилась. Она повернулась к отцу, чтобы пристально посмотреть в его глаза. - Ещё слово, и я не знаю, что сделаю. Пап, просто молчи, пожалуйста. *** Кирюшки, как и в любой другой вечер, не было дома. Анна Никаноровна сидела перед телевизором, покачиваясь взад и вперёд. Доедаемые пол буханки ржаного хлеба оставили след на полу в виде россыпи крошек. Маруся быстро ходила по квартире. Можно было бы сказать, как львица в клетке, если бы при этом она не брала какие-то вещи, складывала их в шкаф. Доставала другие, и перекладывала в коробки, стоящие под сервантом из-за недостатка мебели. Первой вошла Лена. Мать замерла на месте, не смея посмотреть той в глаза. Девушка подошла к н
Тревожное небо. Фото Д.Сунгатуллиной.
Тревожное небо. Фото Д.Сунгатуллиной.
  • Когда я вырасту большая. Глава 63.
  • Начало. Глава 1.

Шаги Лены по хрустящему снегу отдавались резью в её голове. Рука отца давила на плечи, будто тяжёлая конечность бездушного каменного изваяния.

- Матери не говори, - заклинал Данила. - Это в первый и последний раз. Ну, ошибся я, с кем не бывает. Ты же видела, она какая...

Девушка сбросила его руку со своего плеча и остановилась. Она повернулась к отцу, чтобы пристально посмотреть в его глаза.

- Ещё слово, и я не знаю, что сделаю. Пап, просто молчи, пожалуйста.

***

Кирюшки, как и в любой другой вечер, не было дома. Анна Никаноровна сидела перед телевизором, покачиваясь взад и вперёд. Доедаемые пол буханки ржаного хлеба оставили след на полу в виде россыпи крошек. Маруся быстро ходила по квартире. Можно было бы сказать, как львица в клетке, если бы при этом она не брала какие-то вещи, складывала их в шкаф. Доставала другие, и перекладывала в коробки, стоящие под сервантом из-за недостатка мебели.

Первой вошла Лена. Мать замерла на месте, не смея посмотреть той в глаза. Девушка подошла к ней сама и крепко обняла. Маруся прижала её лицо с багровеющей отметиной пощёчины к себе, зашептала горячо:

- Прости меня, доченька. Прости, родимая... Прости мать свою непутёвую, - и целовала её коротко и быстро в пробор, от которого расходящиеся в стороны волосы были поделены поровну, на белые и чёрные.

- И ты меня прости, мам. Я сама виновата... Не надо было так, - она прижималась к матери так крепко, будто боялась и избегала посмотреть ей в глаза.

- Ну что вы, бабоньки, приуныли? - нарочито весело пробасил отец семейства. - Давайте жить дружно, как говорится. Марусёк, давай я чаю, что ли заварю. Сто лет тебе по дому не помогал. Всё ты у меня сама, всё одна крутишься. Как белка в колесе!

Жена вытерла мокрые от слёз глаза тыльной стороной правой ладони, левой всё ещё крепко прижимая дочь к себе.

- Давай, Данила, и правда чай попьём все вместе. Сто лет уже вместе не сидели. Правда, Кирюшки нет...

- А чего ты, мать, от парня хотела? Не сегодня-завтра невесту в дом приведёт. И правильно, пусть гуляет, пока молодой! Вот женится...

Лена так выразительно посмотрела на отца, что у того слова застряли в горле. Шаркая тапками и роняя хлебные крошки с подола и с груди на пол, прошествовала на кухню Анна Никаноровна. Она поставила белобокий чайник в раковину, сняла крышку и выпустила тугую струю воды. Та закружилась в тесном брюхе чайника большой водяной змеёй, оббегая раз за разом стенки и будто пытаясь выбраться. Скоро чайник был полон до краёв, и вода стала переливаться через круглые края, напоминая старушке бочку под крышей дома, переполняющуюся после ливня. Она стояла и смотрела, замерев, на водяные волны. Виделся ей старый сад, деревянная плаха с множеством отметин от отцовского колуна. Вишнёвые почки, туго набитые новорожденной листвой. Молодая трава, растущая густой зелёной щёткой вдоль тропинки, бегущей вдоль палисадника. И сын, и сноха, и внучка тоже замерли, глядя на тощую согнувшуюся фигуру с корявыми и неуклюже растопыренными пальцами. Вдвойне странным казалось при такой внешней несуразности милое и светлое лицо старушки, выражающее полный покой и согласие с миром.

***

Вечер прошёл за разговорами и шутками. Марусе всё время казалось, что лица дочери и мужа, похожие на весёлые маски, становятся обычными, стоило ей отвернуться. Она, стараясь опровергнуть свои чувства, резко оборачивалась назад, но ничего не происходило. Оба, и Лена, и Данила продолжали говорить о чём-то весело и громко.

Ночью муж обнял её крепко, и покровительственно погладил по волосам с тонкими, чуть заметными, прядками седины.

- Ты прости меня, Марусь. Я такой поганец был в последнее время. Всё наладится, я тебе обещаю. От дальних рейсов откажусь, как ты и хотела. Пусть парень этот мотается, Серёжка или Сашка, новенький-то. Скажу Валентину, мол, я человек семейный. А, Марусь?

Она улыбнулась и положила ему руку на грудь.

- Конечно, всё наладится, Данила. Без ночи нет и дня. Все семьи, наверное, так живут. Где-то сладко, где-то горько, - спокойное выражение её глубоких глаз заставило шевельнуться тайный страх в душе мужа.

«- Она всё знает, - подумал он, и противные мурашки пробежали стайкой от шеи вдоль всего позвоночника. - Точно знает!»

***

Утром муж с женой вышли на работу вместе, чего уже давно не случалось. Данила то и дело находил повод уйти то пораньше, то позже. Мороз пахнул на них ледяным дыханием, заставив задержать дыхание. Во дворе мягко шумела иностранным двигателем большая тёмная машина, резкими чертами напоминающая гроб.

Из опустившегося окна показалась темноволосая голова мужчины, и он крикнул:

- Марья Егоровна, надо поговорить. Садитесь быстро в машину.

Данила вопросительно на жену. В голосе мужчины не было и тени просительных нот, он не сомневался, что Маруся должна выполнить его требование.

  • Продолжение следует.
  • Путеводитель здесь.