Педантичный, пунктуальный, собранный. Расслабленно-элегантный, лёгкий, искрящийся. С долей юмора относящийся к руководству оркестром. С математической скрупулёзностью дающий студентам знания по своему предмету. И это не про двух разных людей, а про одного — музыканта, тромбониста, преподавателя музыкального колледжа имени Ф. Шопена, экс-руководителя джазового оркестра Иркутской областной филармонии Алексея Завьялова. Мы поговорили с Алексеем о непредсказуемости джаза, искусстве импровизации, месте Иркутска в джазовой жизни страны и новом центре «Внутри музыки».
Екатерина САНЖИЕВА
Музыка завораживала
— Ваш путь к музыке был извилистым. Начинали заниматься в музыкальном училище, бросили, учились в институте культуры, бросили, поступили в экономическую академию… Но в итоге стали музыкантом. Никогда не жалели о своём выборе?
— Никогда. Несколько раз отступая от музыки, понимал, что предавал сам себя. Музыка — это что-то нематериальное, её нельзя описать экономическими терминами, нельзя просчитать, нельзя загнать в алгоритмы и схемы. Музыка всегда интересна и непостижима. В последнее время я занимался джазом, а это всегда непредсказуемость и парадоксальность. Каждый концерт разный, одно и то же произведение каждый раз звучит по-новому.
— Но вы получили и экономическое образование. Не было противоречий между желанием заработать и желанием заниматься музыкой?
— Раньше, когда дети были маленькими, на мне была большая ответственность. Нужно было кормить семью, ставить сыновей на ноги. Позже захотел уйти из торговли в филармонию, на зарплату в четыре раза меньше. Тогда я понял, что хочу заниматься любимым делом, которое, в конце концов, может принести финансовую свободу. Жена меня поддержала в этом решении. Но на тот момент у меня не было ни среднего, ни высшего музыкального образования.
— Как же вас тогда приняли в филармонию?
— Илмар Лапиньш, возглавлявший тогда Губернаторский симфонический оркестр, сказал: «Я вас беру, Алексей, но нужно учиться». Он поверил в меня. И в тридцатилетнем возрасте я оперативно окончил и наш музыкальный колледж, и институт культуры в Улан-Удэ.
— Учёба принесла вам реальные знания, владение инструментом или образование получали больше для корочки?
— В Улан-Удэ тромбон преподавал замечательный педагог, музыкант, выпускник консерватории Юрий Тютрин, давший студентам колоссальную базу знаний и умений. Также сильно повлиял на нас Валерий Симонов, заведующий кафедрой музыкального искусства эстрады — мэтр, как его называют, профессор-саксофонист, знаток джаза, мастер интерпретации. Валерия Александровича считают «отцом» бурятского джаза. Он создал популярный джазовый оркестр «Академик Биг-бэнд». Так что учёба в институте точно была не ради диплома. Там работали прекрасные преподаватели, которые заражали нас любовью к музыке.
— А когда родилась ваша любовь к джазу?
— В юности, когда я играл в школьном духовом оркестре. Мы со старшими товарищами подумали, почему бы нам не попробовать поиграть джаз, хотя всё моё окружение было «роковое». Друзья любили рок, а я только слушал, играть рок мне было неинтересно. Видимо, не моя музыка. Тогда интернет был в зачатке, но были кассеты, и мы подбирали некоторые композиции на слух. Нашли ноты какого-то польского джазового композитора, это была очень сложная музыка — и для исполнителей, и для слушателей. Но у нас неплохо получалось. Собрали небольшой бэнд: две трубы, два тромбона, саксофоны. Выступали. Только ради любви к джазу.
— Чем же вас эта музыка так покорила?
— Учась играть на тромбоне, я слушал записи Майлза Дэвиса, и удивлялся, как разнообразно может звучать труба: то ярко, сочно, то приглушённо и почти интимно. Это завораживало. Хотелось самому этому научиться, менять звук, экспериментировать.
Всё в жизни — импровизация
— Придя работать в филармонию, вы погрузились в академическую музыку. Что дала вам работа в симфоническом оркестре?
— Было и страшно, и интересно! Столько симфонической музыки я до этого не слышал. Да, было сложно: только прослушивался пять раз, выступал перед художественным советом из 15 человек, чтобы получить категорию. Это был огромный опыт работы с широким репертуаром — начиная с Моцарта и заканчивая музыкой современных композиторов. Я увидел, насколько богат музыкальный язык, как разнообразна музыкальная палитра. Кроме того, находиться внутри оркестра, черпать вдохновение от своих товарищей, которые выше тебя в профессиональном плане, тянуться за ними, совершенствоваться — это невероятная школа для исполнителя. А ещё это даёт чувство ответственности и дисциплины, доверия к своим коллегам, умение работать в команде. Если хоть один музыкант отвлёкся, задумался, замечтался, то как бы хорошо ни играли остальные, ничего не получится. Не будет синергетического эффекта.
— Работа в джазовом оркестре отличается от работы в симфоническом? Когда я увидела выступление джазового оркестра под вашим руководством, мне показалось, что это даже не концерт, а музыканты словно собрались на праздничную вечеринку…
— У дирижёра в джазовом оркестре функция, скорее, эмоциональная. Если это свинг — лёгкая, сглаженная, весёлая музыка середины прошлого века, то она так и должна восприниматься — празднично. От дирижёра должна идти добрая, тёплая энергетика. Но есть другой джаз — композиционный, «на подумать», развить воображение. У нас были и серьезные программы, где мы играли разнообразную, гармонически сложную музыку. Но даже если со стороны выступление воспринимается как юмор и веселье, то за всем этим стоит труд. 90% делается на репетиции, отрабатываются сложные моменты, доводятся до автоматизма пассажи.
— Один музыкант сказал: «В джазе мне нравится то, что никогда не представляешь, что произойдёт дальше». Вы с этим согласны?
— Совершенно точно! Когда я погрузился в джазовую музыку, меня интриговала именно её непредсказуемость. Никогда не знаешь, что будет на концерте. Я даже не мог писать анонсы выступлений. За два месяца нужно составить программу, а я не знаю, какие будут композиции. Берём одну — не нравится. Выбираем другую. Порой от изначальной идеи может ничего не остаться. Или кто будет солировать? Не знаю. Например, Игорь Бутман уже во время концерта может указать рукой на музыканта, и тот встаёт и солирует. Так всё спонтанно. И у нас часто рождается какой-то момент, начинается баттл между трубами или тромбонами. Джаз — это импровизация.
— Что нужно для того, чтобы импровизация получилась?
— Я заведую отделением музыкального искусства эстрады в музыкальном колледже имени Ф. Шопена. У нашего преподавателя, музыканта Николая Смаглиева спросили: «Как научиться импровизировать?». Он ответил, что всё в жизни, по большому счёту, импровизация. И тот багаж, который у нас есть, — знания, опыт, кругозор — это всё собирается в какие-то мысли, слова и фразы. Музыкант начинает импровизировать, используя весь свой багаж, базу, наслушанность в том числе. Импровизация мгновенно рождается в его голове, как и вопросы или ответы у собеседников во время разговора.
— Эту базу вы даёте уже в колледже?
— Да, ко мне на первый курс пришёл мальчик-тромбонист, и мы с ним начинаем думать, как развить ту или иную мысль. Хотя он умеет играть одну ноту. Но и её можно сыграть по-разному и в разное время. Осваиваем музыкальные слоги. Начинаем варьировать. И так шаг за шагом. А у профессионалов это всё звучит легко и волшебно.
Демократичный руководитель
— Почему на концерте бывает, что и музыканты все профи, и дирижёр маститый, а слушателя исполнение не цепляет, не увлекает? Что нужно для того, чтобы зал зажёгся?
— Когда мы были с Губернаторским оркестром на гастролях в Вене, журналисты, эксперты говорили: «Интересно необычное звучание». Скорее всего, важна энергетика, исходящая от музыкантов. Если все погружены в исполнительство, понимают, что они делают и делают это с одним и тем же настроем, тогда получается добиться интересного звучания, раскрыть замысел, идею произведения. А если кто-то отвлекся — всё, мысль потеряна, кульминация скомкана. Слушатель всё это считывает. Если каждый музыкант будет вовлечён в исполнение, то и публика «поймает» эмоциональный заряд. И в этом большая доля работы дирижёра, который является лидером и ведёт всех за собой.
— Иногда дирижёру, наверное, приходится быть и жёстким?
— Я не авторитарный лидер, скорее, мягкий, демократичный. Всегда советуюсь с музыкантами, ведь они профессионалы высокого уровня. Это нормальное взаимодействие в творческом коллективе. Мы как единая семья. После концерта я всегда говорю артистам: «Молодцы, все отлично отработали». Да и сам по себе джаз — демократичная музыка. Поэтому здесь ничего не запрещено, любая инициатива, идея приветствуются. Есть правила, но их можно обходить.
— Игорь Бутман сказал, что «в джазовой импровизации должны быть запоминающаяся мелодия, ритм, виртуозность, лирика». Это не слишком высокие требования?
— Только артист очень высокого класса способен совместить всё перечисленное. Игорь Михайлович так может. Высокие профессионалы не обыгрывают один аккорд, не мыслят внутри двух тактов, а мыслят широко. Рисуют картину, наперёд зная замысел полотна. Начинающий исполнитель мыслит отдельными штрихами и ещё не понимает, что получится в итоге, не видит конечную картину. Мастерство автора, исполнителя — видеть, к чему должна привести его мелодическая линия, к какой кульминации, к какой идее. Так же, как и в литературе, и в кино, и в живописи.
Воспитание музыкального вкуса
— Читала, что джаз в России в последнее время не очень развивался. Не все города могут похвастаться классными музыкантами, клубами. Как с джазом дело обстоит в Иркутске?
— Джазовая иркутская школа известна с середины прошлого века, в 1950-х годах здесь было несколько джазовых оркестров. Они существовали при крупных кинотеатрах, домах культуры, заводах и институтах. Сегодня в Иркутске, скажем так, хороший потенциал. Есть хорошие преподаватели и перспективные ребята, в том числе, студенты, которые достойно выглядят на всероссийском уровне. Есть свои джазовые традиции, клуб, регулярно проводятся концерты. Есть фестивали, например, «Ангара-джаз» и «Джаз на Байкале». Сюда приезжают ведущие музыканты. Мы встречаемся, общаемся, узнаём новое. Жизнь кипит. И это с учётом того, что мы далеки от центра и у нас в городе нет учреждений высшего музыкального образования. Так что Иркутск в плане джаза не в последних рядах.
— Считается, что джаз — музыка для подготовленных слушателей. В Иркутске есть такая аудитория?
— Уже есть. Без излишней скромности могу сказать: мы воспитали таких зрителей. Пять лет вместе с джазовым оркестром выступали, придумывали программы. Пытались сделать из сложного простое, увлечь этой музыкой людей разных возрастов. Давали семейные концерты по воскресеньям, где джаз звучал фоном. На сцене разворачивалась какая-то история, был некий персонаж, мы с детьми помогали ему в разных ситуациях, хлопали, топали. Так у ребятишек появляется наслушанность. А по большому счёту, джаз нас окружает всюду: он звучит в кафе, в такси, в торговых центрах.
— И всё же, как проникнуться джазом тем, кто далёк от этого направления?
— Джаз — разный. Если вы попадёте на концерт современной авторской музыки, наверное, ничего не поймёте. Зачем люди ходят на концерты? Получить эмоции, удовольствие. И когда наши ожидания не совпадают с тем, что мы слышим со сцены, тогда возникает диссонанс, зрители уходят разочарованными. Лёгкий танцевальный джаз — это простые ритмы, знакомые мелодии. А, например, для восприятия музыки Алексея Подымкина (российский джазовый пианист, композитор, продюсер, педагог – Е.С.), нужно быть подготовленным. У Подымкина интересные вещи, но довольно сложные: крупные произведения, объёмные соло, гармонические смещения. Для знакомства с любым музыкальным стилем нужно почитать, найти какую-то информацию. Так же, когда мы идём в театр, мы читаем хотя бы краткий сюжет произведения или либретто.
Место, где к музыке можно прикоснуться
— Ваш новый проект «Внутри музыки» связан с джазом?
— Точнее, с музыкальными инструментами. В прошлом сезоне с джазовым оркестром начали ездить по школам с концертами. Играли для детей, которые не знают джаз и классическую музыку, не отличают Баха от Моцарта. Они погружены в гаджеты. Сначала было сложно овладеть их вниманием. Но я понял, что дети с интересом слушают рассказ про музыкальные инструменты, про джаз, про музыку. Только надо уметь это подать увлекательно. Многие не ходят в музыкальную школу, но прикоснуться к тромбону, саксофону, самому попробовать подуть в них — хотят все. Так родилась идея собрать все музыкальные инструменты и знакомить с ними детей. Сейчас в нашем собрании есть скрипка, баян, тромбон, труба, барабаны. Ребёнок, придя к нам, сможет попробовать поиграть на них. Послушать «живой» концерт. А потом, кто знает, захочет сам заниматься музыкой.
— То есть это будет музыкально-познавательный центр?
— Сначала хотели назвать музеем, но подумали, что это должно быть нечто живое, интерактивное. А летом меня позвали поговорить об истории джаза в рамках фестиваля «Ангара-джаз». Я долго думал, как бы это так повернуть, чтобы было интересно, и придумал интерактив со слушателями. Зрители пробовали постучать джазовые ритмы, попели. А в конце я дал свой тромбон, который стоит очень недёшево, всем тем, кто хотел в него дунуть. И как у взрослых людей горели глаза! Всем хотелось испытать новые ощущения. Они так радовались, когда получалось извлечь звук! Тогда-то я утвердился в мысли, что нужно создать место, где взрослый стал бы ребёнком. В итоге наш проект перерос в культурный центр, где всё будет посвящено музыке. Там будут проводиться лекции, мастер-классы, творческие встречи, концерты, занятия для детей разного возраста от двух лет. Продумываем программы для разных аудиторий.
— Джаз — это импровизация, движение, бурление. Вы в жизни так же, как и в музыке, любите непредсказуемость или предпочитаете стабильность?
— Открою вам страшную правду: я не совсем музыкант, а что-то среднее между музыкантом и экономистом. Люблю порядок, структурность, логику. Я системный, рациональный, дисциплинированный и почти никогда никуда не опаздываю. И студентам своим говорю: во всём нужен алгоритм, нужно понимать, как это работает, как двигаются мышцы, как правильно вдохнуть и выдохнуть. Всё это далеко от расслабленности джазового музыканта, который постоянно играет, напевает, никуда не торопится. Это не про меня.
— Вспомните какой-нибудь забавный случай из вашей музыкальной деятельности.
— Однажды на концерте в филармонии так получилось, что я и концерт вёл, и дирижировал, и несколько композиций исполнял. В общем, работал на несколько фронтов. После антракта вышел на сцену, занял своё место в оркестре, чтобы играть, удобно устроился… И тут только понял, что забыл взять тромбон.