В унылом царстве open-space и еженедельных планерок созрел плод древа познания добра и зла, и имя ему — добровольная финансовая аскеза. Явление, достойное пера Свифта, приключилось в недрах среднестатистического офиса: сотрудник средней руки возжелал не прибавки, а ее диаметрально противоположного антипода.
Это был не крик души, а взвешенный акт интеллектуального саботажа против тирании потребительства. Почти молодой человек, условно именуемый «Женя Бидон», видимо, решил, что гонка за длинным рублем — удел слабых духом. Зачем тащить на своих плечах тяжкое бремя ожиданий, соответствий и прочих KPI, когда можно сбросить его одним махом, подобно змее, сбрасывающей старую кожу?
Его просьба понизить оклад была исполнена тонкой игрой в сатиру на корпоративный новояз. Вместо «я хочу меньше денег» прозвучала целая концепция «оптимизации личной мотивационной парадигмы». Меньшая сумма представлялась ему не урезанием, а «фокусировкой на нематериальных активах корпоративной культуры» и «снижением когнитивной нагрузки, вызванной диссонансом между компенсационным пакетом и экзистенциальной легкостью бытия».
Зарплата в его трактовке представала не благом, а оковами. Каждая полученная копейка — это капля яда в кровоток его творческой свободы. Высокий оклад — это словно дорогой костюм, в котором неудобно ползать по полю битвы с повседневными задачами по метанию гранат в сторону закупщиков. Низкий же — это комфортный халат домоседа, позволяющий генерировать идеи в состоянии благодатной нирваны, не отягощенной мыслями о потребительском кредите.
Здесь вступала в дело ирония масштаба эпической поэмы. Коллеги, бьющиеся за премии в ежеквартальных гонках, вдруг предстали не героями труда, а жалкими рабами системы, не способными на духовный прорыв. Их меркантильные стремления — всего лишь фон, на котором ярче сиял светоч его добровольного самоограничения.
Бухгалтерия, этот оплот прагматизма, пережила легкий когнитивный коллапс. Цифры в таблицах, всегда стремившиеся вверх, вдруг получили команду на встречное движение. Это было сродни попытке заставить воду течь в гору, а гравитацию — отталкивать. Экономист с тридцатилетним стажем, кажется, впервые задумался не о налоговых вычетах, а о природе человеческого счастья.
Начальство же, ошеломленное такой деконструкцией капиталистических устоев, замерло в раздумьях. С одной стороны — прямая экономия фонда оплаты труда, манящая, как мираж в пустыне. С другой — смутное подозрение, что их ловко обыграли в игре, правил которой они не понимают. Разве можно мотивировать сотрудника, лишив его главного, по мнению учебников по менеджменту, мотиватора? Это был гротеск высшей пробы: самый эффективный работник — это, возможно, тот, кому платят ровно столько, чтобы он не думал о деньгах вовсе.
Таким образом, скромная просьба одного человека нанесла сокрушительный удар по всей системе корпоративных координат. Она доказала, что высшая форма бунта — не требовать больше, а желать меньше, превращая тем самым механизм материального стимулирования в абсурдный атавизм. И, быть может, за этим последует новая мода: маркетологи станут просить не бонусы, а возможность медитировать в переговорке, а экономисты — менять акции компании на право не отвечать на письма после шести.