Последняя картонная коробка, стоявшая в прихожей, казалась, вобрала в себя все тепло и уют этого когда-то родного дома. Теперь здесь пахло чужим — чужими духами, чужим настроением, чужим будущим. Лариса потянула коробку к себе, стараясь не смотреть вглубь квартиры, где на стене уже висела чужая сумка. Она хотела поскорее уйти, оставив за спиной три года жизни, которые рассыпались в прах, как подгнившая штукатурка.
Ее пальцы нащупали в кармане куртки холодный металл — ключи от машины. Новенький кроссовер, серебристый, блестящий, единственное, что вызывало у нее сейчас чувство, похожее на радость. Он стоял во дворе, под окнами, и был ее последним бастионом, ее островком стабильности в этом рушащемся мире.
Она уже открыла дверь, собираясь вынести коробку, когда из гостиной вышел Алексей. Он стоял, засунув руки в карманы дорогих джинсов, и смотрел на нее с тем притворным сожалением, которое раздражало куда больше откровенной злобы.
— Ключи оставишь, — сказал он негромко, но так, что слова прозвучали как приговор.
Лариса медленно повернулась. Сердце у нее ушло куда-то в пятки, но в голосе она не подала вида.
— Какие ключи?
— От машины. Мои ключи, — он сделал шаг вперед.
— Ты с чего это взял? — Лариса поставила коробку на пол, чувствуя, как по спине разливается ледяной жар. — Эта машина — подарок моих родителей. Так что после развода она остаётся мне.
Она произнесла эту фразу твердо, как мантру, которая защищала ее все последние недели.
Алексей усмехнулся. Уголок его рта дернулся в той самой ухмылке, которую она в последнее время видела во сне.
— Подарок? — он протянул слово, наслаждаясь моментом. — Интересный подарок. А где же, собственно, дарственная? Покажи-ка мне, Ларисочка, эту дарственную.
У Ларисы на секунду перехватило дыхание. Дарственную? Родители же говорили, что все оформят. Они дали деньги, а он... он взялся помочь с оформлением, чтобы не платить лишние налоги.
— Родители дали деньги. Это был подарок нам, — попыталась она парировать, но уже почувствовала под ногами зыбкую почву.
— Именно что нам, — ударение на последнем слове было подобно уколу иглы. — И куплена она была на мое имя. И в ПТС вписан я один. Так что это, милая моя бывшая, не подарок. Это моя личная собственность. А теперь отдай ключи.
Он протянул руку. Ладонь была открытой, властной. В его глазах читалось торжество.
— Я не отдам, — выдавила Лариса, сжимая ключи в кармане так, что металл впился в ладонь. — Ты прекрасно все понимаешь! Они отдали свои кровные! Это моя машина!
— Ты сейчас впадаешь в истерику, как всегда, — холодно констатировал Алексей. — Никаких доказательств у тебя нет. Одни голословные утверждения. Так что не позорься. Отдай ключи и съезжай со своей картонкой в свой новый рай.
В его голосе звучала такая непоколебимая уверенность, что у Ларисы на мгновение потемнело в глазах. Он все продумал. Продумал еще тогда, полгода назад, когда уговаривал ее родителей не заморачиваться с дарственной.
— Ты подлец, — прошептала она, чувствуя, как слезы подступают к горлу, но она с яростью отгоняла их. Она не даст ему удовольствия увидеть ее разбитой.
— Я реалист, — поправил он ее. — А ты, как всегда, витаешь в облаках. Еще посмотрим, Ларисочка, чья возьмет. Еще посмотрим.
Он повернулся и ушел в гостиную, оставив ее стоять в прихожей с той самой картонной коробкой, в которой лежали осколки их общего прошлого. Стук его шагов отдавался в висках мерной, злой дробью.
Лариса резко вышла на площадку, прикрыв за собой дверь. Она прислонилась лбом к холодному стеклу оконного проема во дворе. Там, под рыжим кленом, стоял ее — нет, тот — серебристый кроссовер. Он сверкал на осеннем солнце, такой же нарядный и недосягаемый, как и ее иллюзии о справедливости.
Она медленно спустилась вниз, поставила коробку на пассажирское сиденье и села за руль. Руки дрожали. Она вставила ключ в замок зажигания, и мотор отозвался ровным, мощным урчанием. Это был звук ее единственной победы. Или последнего унижения?
Слова Алексея «еще посмотрим» висели в воздухе, словно ядовитый туман. Что он задумал? Почему был так уверен?
Лариса резко тронулась с места, стараясь оставить в зеркале заднего вида и подъезд, и своего бывшего мужа, и ту жизнь, которая закончилась в один миг. Но тревожный осадок на душе оставался. Он не отдаст машину просто так. Эта битва только начиналась.
Серебристый кроссовер медленно катил по знакомым улицам, но Лариса не видела ни осенней листвы, ни прохожих. Перед глазами стояло самодовольное лицо Алексея и его протянутая рука. «Покажи дарственную, Ларисочка». Эти слова звенели в ушах, настойчивые и злые, как шершень.
Она всегда считала родителей своей главной опорой. Именно к их дому, уютному и пахнущему пирогами, она инстинктивно ехала сейчас, за глотком уверенности и поддержки. Машина, такая надежная и реальная, была последним доказательством, что не все в ее жизни рухнуло. Родители подарили им ее на годовщину свадьбы, вложив в подарок не только деньги, но и веру в их общее будущее.
Она припарковалась у знакомого подъезда и, не забирая коробку, поднялась на третий этаж. Дверь открыла мать, Валентина Ивановна. Ее лицо, обычно мягкое и приветливое, стало восковым и напряженным, едва она увидела дочь.
— Ларочка, родная, ты как? — она тут же обняла ее, заглядывая в глаза. — Заходи, заходи. Папа на кухне.
Отец, Николай Петрович, сидел за столом, угрюмо разглядывая газету. Он снял очки и тяжело вздохнул, когда Лариса вошла.
— Ну что, все забрала? — спросил он, без предисловий.
— Почти, — Лариса опустилась на стул, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Пап, мам… Мне нужны документы на машину. ПТС. Алексей требует отдать ключи. Говорит, что она его.
Николай Петрович перевел взгляд на жену. В воздухе повисло тяжелое, гнетущее молчание.
— Ларочка… — начала мать, садясь рядом и беря ее руку в свои. Ее ладони были холодными. — Насчет документов…
— Что «насчет»? — у Ларисы похолодело внутри.
— Дарственную мы так и не оформили, — прорычал отец, отодвигая от себя газету. — Алексей тогда уговорил. Сказал, что это долго, деньги у нотариуса большие, налоги платить… Говорил, «вы нам просто деньгами помогите, а я все сам оформлю, чтобы вам, старикам, бегать не пришлось». Мы и отдали. Наличными.
Лариса смотрела на них, не веря своим ушам. Комната поплыла перед глазами.
— Как… наличными? — прошептала она. — И вы отдали? Без расписки? Без ничего?
— Он же семья был! — всплеснула руками Валентина Ивановна, и в ее голосе зазвенели слезы. — Мы же хотели как лучше! Чтобы вам проще было. Кто же знал, что он такой… такой…
— Подлец, — закончил за нее Николай Петрович. Он с силой сжал кулаки, и его пальцы побелели. — Расчетливый подлец. Он все это заранее продумал. В ПТС он один записан. Юридически машина теперь его. А наши деньги… наши деньги просто испарились.
Лариса встала, ей нужно было двигаться, иначе она закричит. Она подошла к окну, за которым желтел тот самый клен, под которым они с Алексеем так часто парковались, приезжая в гости.
— То есть… у меня нет никаких доказательств? Ничего? — она обернулась к родителям, все еще надеясь, что это какой-то страшный сон.
— Есть мы, — тихо сказала мать. — Мы можем в суде сказать, что давали деньги на подарок.
— И что? — резко обернулась Лариса, и тут же пожалела о своей резкости. Они и так были уничтожены. — Он скажет, что это был долг. Или что вы дали ему денег на бизнес. Или еще какую-нибудь чушь. А на его стороне будет официальный документ — паспорт транспортного средства!
Она снова посмотрела в окно. На ее машине. Нет, на его машине. Купленной на деньги ее родителей. В горле встал ком от бессильной ярости и горького разочарования. Она злилась на Алексея — за его подлость и расчет. Злилась на родителей — за их наивность и доверчивость. Но больше всего она злилась на себя, потому что именно она привела этого человека в их семью.
— Что же теперь делать? — прошептала Валентина Ивановна, вытирая платком глаза.
Лариса медленно повернулась. Слез не было. Их вытеснило холодное, острое чувство решимости.
— Теперь, мама, — сказала она тихо, но четко, — теперь нам придется бороться. И я не отдам ему эту машину просто так.
Прошло три дня. Три дня, которые Лариса прожила в странном, зыбком состоянии. Она поселилась у подруги Кати, разбирала вещи из тех самых картонных коробок и пыталась построить в голове новый план жизни. Но мысль о машине, точнее, о ее отсутствии, вставала непреодолимой стеной. Без нее — ни на работу удобно, ни вещи перевезти, ни просто сбежать от тяжелых мыслей куда-нибудь за город.
Она как раз стояла на кухне у Кати и пыталась сосредоточиться на заваривании чая, когда зазвонил телефон. Незнакомый номер. Но сердце почему-то екнуло — она узнала эту комбинацию цифр. Алексей сменил номер, но старый она знала наизусть.
Лариса глубоко вдохнула и нажала на зеленую кнопку.
— Алло?
— Привет, бывшая, — раздался в трубке его голос, развязный и сытый. — Как поживаешь в новых апартаментах?
Она стиснула зубы.
— Говори, что тебе нужно, Алексей. У меня нет времени на пустые разговоры.
— Деловое предложение, — протянул он, и она представила его ухмылку. — Я человек не жадный. И чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос с имуществом, предлагаю тебе мировую.
Лариса насторожилась. По опыту, его «мировые» всегда были выгодны только ему.
— Какую еще мировую?
— Я оставляю себе машину. Она мне для работы нужна. А тебе… — он сделал театральную паузу, — я оставляю твой старый пылесос. Ну, тот, что ты так любила. И набор кастрюль, которые твоя мамаша нам на свадьбу подарила. Отличная эмалированная посуда, между прочим. Еще послужит.
В трубке послышался сдавленный смешок. Женский. Ларису будто ошпарило. Он звонил на громкой связи, и эта… эта Алина слушала каждый их разговор.
— Ты совсем с катушек съехал? — прошипела Лариса, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — Это моя машина! Куплена на деньги моих родителей!
— Юридически — моя, — парировал Алексей, и в его голосе зазвенела сталь. — И, честно говоря, я делаю тебе одолжение. Тебе эта тачка все равно не по карману. Кредит на бензин не потянешь. Так что не будь дурочкой, забирай свои кастрюли и будь счастлива.
— Да она тебе на ладан дышит, твоя работа! — не выдержала Лариса. — Ты же на моей машине к своей…
Она не успела договорить. На заднем плане четко и ясно прозвучал молодой, насмешливый голос.
— Леш, ну скажи ей, чтобы не жадничала! Ей на метро удобнее, она же вся такая… самостоятельная.
Это был голос Алины. Холодный, острый, как лезвие. Лариса представила ее — сидящей рядом с ним, возможно, положив ногу на ногу, с маникюром, который стоил половины ее будущей зарплаты.
В ушах зашумело. Унижение, горькое и жгучее, подкатило к горлу. Они вдвоем, они — команда. А она — одна, с парой коробок хлама и разбитым сердцем.
— Ты слышал, что твоя… подруга сказала? — с трудом выговорила Лариса. — Передай ей, что самостоятельность — это когда тебе не нужно отбирать чужое, прикрываясь мужчиной.
— А ты как отбирала? — мгновенно парировал Алексей. — Прикрывалась родителями и их денежками? Знаешь, Ларисочка, я устал от твоих истерик. Предложение на столе. Пылесос и кастрюли. Думай. Дня три я еще подожду.
Щелчок в трубке. Он положил трубку. Лариса медленно опустила телефон, ее рука дрожала. Она посмотрела на заварник, на кружку, на свои вещи, сложенные в углу чужой кухни.
Они не просто отбирали у нее машину. Они пытались растоптать ее достоинство. Свести ее жизнь к старому пылесосу и набору кастрюль. И этот звонок, этот циничный, расчитанный на унижение разговор, добил в ней последние сомнения.
Она больше не будет просто злиться. Она будет действовать.
Следующие несколько дней Лариса пыталась собрать себя по кусочкам. Звонок Алексея выбил ее из колеи, но также зажег внутри упрямый огонек. Она не могла позволить им победить. Нужно было отвлечься, и поход в торговый центр за парой простых вещей для нового быта казался неплохой идеей.
Она бродила между стеллажами с домашним текстилем, механически перебирая простыни, когда ее взгляд упал на отражение в большом зеркале у колонны. И застыл. В десяти метрах от нее, у бутика с духами, стояла Алина.
Она была именно такой, как представляла ее Лариса — безупречно одетая в облегающие джинсы и короткую куртку, с идеальной укладкой и макияжем. В одной руке она держала несколько фирменных пакетов, а в другой — размахивала ключами. Серебристым брелоком с логотипом того самого кроссовера.
Лариса почувствовала, как земля уходит из-под ног. Видеть эту машину на парковке — одно. Но видеть, как эта девчонка размахивает ключами от нее, как какой-нибудь завоеванный добычей, было невыносимо.
Алина подняла голову, и их взгляды встретились в зеркале. Сначала в ее глазах мелькнуло удивление, а затем — холодный, расчетливый интерес. Она медленно, как кошка, повернулась и пошла прямо к Ларисе, на лице играла легкая, язвительная улыбка.
— О, Лариса! Какая встреча! — ее голос был сладким, как сироп, и таким же липким.
Лариса молчала, сжимая в руках сложенную простыню.
— Я тебя чуть не узнала, — продолжала Алина, оглядывая ее с ног до головы пренебрежительным взглядом. — Без своей тачки-то ты как-то… потерялась.
Она демонстративно позвякивала ключами прямо перед лицом Ларисы.
— Отойди, — тихо, но четко сказала Лариса.
— Что? Не слышу! — Алина приставила ладонь к уху, разыгрывая непонимание. Вокруг уже начали останавливаться люди. — Ты чего такая нервная? Леша просто попросил меня отвезти его машину в сервис. Забота о технике — это важно. Не то, что некоторые.
— Я сказала, отойди от меня, — голос Ларисы дрогнул от напряжения. — И перестань трясти этими ключами. Они не твои.
— А чьи же? — брови Алина изогнулись в удивлении. — В ПТС записан Алексей. А я скоро стану его законной женой. Так что все, что его, — стало моим. Привыкай.
Это было слишком. Слово «привыкай», произнесенное с таким наглым торжеством, сорвало последний предохранитель. Горечь от звонка, ярость за родителей, боль от предательства — все это вырвалось наружу.
— Законной? — Лариса засмелась, и ее смех прозвучал резко и неприятно. — На ком он только не женится, лишь бы на халяву пожить! Погоди, он и с тебя последние шмотки стрясет, когда найдет кого-то помоложе и глупее!
Алина вспыхнула. Сладкая маска мгновенно спала, обнажив злое, искаженное лицо.
— А тебе он хоть кастрюли оставил, дырявые! — резко крикнула она, привлекая еще больше внимания. — Чтобы в своей общаге варево готовить!
— А ты знаешь, на какие деньги он эту «свою» машину купил? — уже не сдерживаясь, парировала Лариса, чувствуя, как по щекам ползут предательские горячие слезы. — На деньги моих родителей! Он их обманул, как и меня! И ты будешь следующей!
В этот момент Алина резко подняла телефон и направила камеру на заплаканное лицо Ларисы.
— Улыбочку, бывшая! Покажу Леше, как ты красиво плачешь. И всему интернету покажу! Посмотрим, кто на кого халявщицу понесет!
Лариса инстинктивно отшатнулась, прикрывая лицо рукой. Ослепляющая вспышка камеры, шепот окружающих, торжествующее лицо Алины — все это слилось в один сплошной позор. Она чувствовала себя загнанным зверем на арене.
Не говоря больше ни слова, она резко развернулась и почти побежала к выходу из торгового центра, оставив за спиной и Алину, и простыни, и последние остатки своего достоинства. Она слышала за спиной ее смех и крик:
— Беги, беги! И на метро не опоздай!
Она выскочила на улицу и, задыхаясь, прислонилась к холодной стене. По ее лицу текли слезы, смывая следы публичного унижения. Они забрали у нее не только машину. Они отбирали у нее право на спокойствие, на уважение, на нормальную жизнь.
И в этот момент, сквозь слезы и ярость, в ней родилось новое, твердое, как сталь, решение. Она нашла его в кармане — визитку юриста, которую ей на днях дала Катя. «Специализация — семейное право, раздел имущества».
Она больше не будет плакать. Она пойдет на консультацию.
Кабинет юриста оказался таким, каким она его и представляла — строгим, без лишних деталей, с запахом дорогой бумаги и старого дерева. За массивным столом сидела женщина лет сорока пяти, Елена Викторовна. Ее взгляд был внимательным и спокойным, а руки с коротко подстриженными ногтями лежали на столе неподвижно. Этот покой действовал на Ларису умиротворяюще после бури последних дней.
— Успокойтесь, Лариса, глубоко вдохните, — сказала Елена Викторовна, когда та, запинаясь и сбиваясь, пыталась изложить суть проблемы. — Давайте по порядку. Вы состояли в официальном браке. В период брака была приобретена машина. Она записана на супруга. Но фактически деньги на покупку предоставили ваши родители. Так?
Лариса кивнула, сглатывая комок в горле.
— Они дали наличными. Без расписки. Дарственную не оформляли, потому что муж уговорил этого не делать, обещал все оформить сам.
Юрист медленно выдохнула, ее лицо оставалось невозмутимым, но в глазах промелькнуло что-то, что Лариса с ужасом прочитала как «сложная ситуация».
— Юридически, — начала Елена Викторовна, отчеканивая каждое слово, — автомобиль, приобретенный в браке и оформленный на одного из супругов, является его личной собственностью. Тот факт, что ваши родители дали денежные средства, сам по себе не переводит автомобиль в разряд совместно нажитого имущества. Без дарственной или расписки, подтверждающей целевой характер передачи денег именно вам в дар, шансы оспорить это в суде… крайне малы.
Лариса опустила голову. Так вот и все? Все ее надежды рухнули в одно мгновение? Голос юриста звучал как приговор.
— То есть… все потеряно? Он просто заберет себе все? — прошептала она.
— Я не сказала, что все потеряно, — поправила ее Елена Викторовна. — Я сказала, что шансы малы. Но они есть. Закон стоит на страже справедливости, но закон нужно уметь доказать.
Она отодвинула блокнот и взяла ручку.
— Теперь давайте думать, как мы можем доказать, что передача денег вашими родителями была именно подарком вам обоим, а не займом ему лично или инвестицией в его бизнес, как он наверняка будет утверждать в суде. Вам нужно найти доказательства. Любые.
— Какие? — с надеждой взглянула на нее Лариса.
— Во-первых, показания свидетелей. Были ли при передаче денег другие люди, кроме ваших родителей и Алексея? Кто-то, кто слышал разговор? Друзья, родственники?
Лариса напряженно вспоминала. В голове мелькнул образ.
— Была… наша общая подруга, Ирина. Мы встречались у родителей как раз в тот вечер, когда они отдали деньги. Она могла слышать.
— Отлично. Запишите ее контакты. Во-вторых, переписка. Сохранились ли у вас или у родителей смс, сообщения в мессенджерах, где упоминается эта покупка? Где ваши родители поздравляют вас с машиной? Где Алексей благодарит их за подарок?
Лариса замерла. Переписка! Семейный чат! Он ведь не удалялся.
— Да! У нас есть семейный чат! Там должно быть!
— Прекрасно, — Елена Викторовна сделала пометку. — Распечатайте. Любые фотографии с этой машиной, где вы вместе, в период брака. Чеки из сервиса, если вы оплачивали обслуживание со своей карты. Любая мелочь, которая создает общую картину — это машина была куплена для семьи и воспринималась как общая собственность, а не личная вещь мужа.
Юрист посмотрела на Ларису прямо, ее взгляд был уже не просто нейтральным, в нем горела искра профессионального азарта.
— Ваша задача сейчас, Лариса, не впадать в отчаяние, а стать детективом. Собирать улики. Каждая сохраненная смс, каждое свидетельство — это кирпичик в стене, которую мы построим против него в суде. Закон на вашей стороне, но закон нужно доказать. Понятно?
Лариса медленно кивнула. Давление в груди ослабло, его сменило новое, незнакомое чувство — холодная, сосредоточенная решимость. Это была не истеричная ярость, с которой она жила последние дни, а стратегическая четкость.
— Да, — сказала она твердо. — Понятно. Я все найду.
Она вышла из кабинета, сжимая в руке листок с пометками. Солнце слепило глаза, но теперь оно не казалось ей насмешкой. Оно освещало ее новый путь. Путь борьбы. Не криками и слезами, а фактами и терпением. У нее появился план. И появился шанс.
Вечер того же дня Лариса провела, уткнувшись в экран своего ноутбука. Она отправила родителям сообщение с просьбой ничего не удалять из их общего чата и теперь лихорадочно листала его сама, пытаясь найти хоть что-то за тот период, когда покупалась машина.
Переписка пестрела бытовыми мелочами — кто купит хлеб, обсуждение сериала, смешные видео с котиками. Каждый месяц, не приносивший результата, заставлял сердце сжиматься от разочарования. Она уже почти добралась до даты, предшествовавшей покупке, когда ее взгляд упал на одно короткое сообщение от мамы.
Мама: «Дети, не забудьте завтра забрать документы из страховой. И напишите, во сколько будете, испеку пирог с капустой!»
Лариса замерла. Это было написано за день до того, как они поехали забирать машину из салона. Она медленно, боясь сглазить, прокрутила ниже. И вот оно.
Дата совпадала с днем покупки. Сообщение от папы, прикрепленное к нему фото. На снимке они с Алексеем стояли у новенького серебристого кроссовера, оба улыбались. Она помнила этот момент — папа снимал их на паспорт перед первым совместным выездом.
И под фото — текст, который заставил ее сердце заколотиться в груди.
Папа: «Ну что, дети мои, поздравляю с новым членом семьи! Пользуйтесь на здоровье! Это вам наш общий подарок на годовщину! Даром! Любите друг друга и берегите эту ласточку!»
Лариса вскочила с кресла, чуть не опрокинув ноутбук. Она водила пальцем по строчкам, перечитывая их снова и снова. «Наш общий подарок». «Даром!». Это было именно то, о чем говорила Елена Викторовна! Прямое указание на дарение, а не на заем.
Она тут же позвонила родителям.
— Мам, пап, я нашла! В нашем чате! Ваше сообщение с фото! Там папа прямо пишет, что это подарок!
— Да? — в голосе отца послышалась надежда. — А я и не помню уже, что писал…
— Там все есть! — не скрывая возбуждения, говорила Лариса. — Мам, а ты не помнишь, мы тогда еще с Ириной встречались? Она в гости приходила, как раз когда вы… ну, когда вы деньги отдали. Она могла слышать ваш разговор с Алексеем?
Мама помолчала, вспоминая.
— Боже мой, Ларочка, точно! Ирочка была! Она тогда торт принесла, маленький. И мы все вместе сидели на кухне. Алексей благодарил нас, говорил, что это царский подарок, и они с тобой теперь как сыр в масле будут кататься… Да, она все слышала!
Лариса почти не дышала.
— Дай мне ее номер, мам. Срочно.
Набрав номер подруги дрожащими пальцами, Лариса кратко объяснила ситуацию. Ирина выслушала ее, не перебивая.
— Лар, конечно, я все помню! — сразу же откликнулась она. — Я же там была! Твой Алексей тогда такие речи говорил — «спасибо, что сделали нам такой роскошный подарок», «мы теперь безмерно благодарны». Я все это отлично помню. И то, что денег он в руки не брал, они потом с твоим папой в другую комнату отошли. Но сам факт разговора о подарке — да, я могу это подтвердить. Черт возьми, какой же он негодяй!
Лариса слушала и чувствовала, как с ее плеч спадает тяжеленный груз. Она не одна. У нее есть доказательства. Не просто ее слово против его, а реальные, осязаемые улики.
— Ир, ты не представляешь, что это для меня значит… Ты готова будешь выступить в суде? В качестве свидетеля?
— Конечно, готова! — без тени сомнения ответила Ирина. — Я все как есть расскажу. Наглость этого типа надо пресекать.
Закончив разговор, Лариса откинулась на спинку стула. Она скачала скриншоты переписки, сохранила их в отдельную папку, продублировала в облако. Затем аккуратно, со всеми подробностями, записала свой разговор с Ириной — дату, время, суть беседы.
Теперь у нее был не просто гнев. У нее было досье. Досье на собственную разбитую жизнь, которое теперь могло стать оружием. Она открыла почту и написала короткое письмо Елене Викторовне, приложив найденные доказательства.
«Елена Викторовна, я кое-что нашла. Кажется, у нас появились козыри».
Отправив письмо, она посмотрела в окно. Наступал вечер. Где-то там ездила ее машина. Нет, не ее. Пока еще не ее. Но впервые за долгое время Лариса была уверена — справедливость восторжествует.
Зал суда пах старым деревом, пылью и напряжением. Лариса сидела рядом с Еленой Викторовной, стараясь дышать ровно. Напротив, через весь зал, расположились Алексей и его адвокат — поджарый мужчина в дорогом костюме. Алина сидела в первом ряду зрительских кресел, демонстративно разглядывая свой маникюр. Она поймала взгляд Ларисы и позволила себе презрительную ухмылку.
Судья — женщина лет пятидесяти с усталым, но внимательным лицом — открыла заседание. Лариса слушала, как зачитываются их с Алексеем данные, и ловила себя на мысли, что это похоже на объявление о чьей-то смерти. Смерти их семьи.
Первым слово взял адвокат Алексея.
— Уважаемый суд, позиция моего доверителя проста и основана исключительно на законе, — он говорил плавно, уверенно. — Автомобиль был приобретен в период брака и зарегистрирован на моего доверителя, что подтверждается свидетельством о регистрации транспортного средства. Согласно Семейному кодексу, это является его личной собственностью. Все остальное — домыслы и попытка эмоционального давления на суд.
Он сел, бросив на их сторону беглый, снисходительный взгляд. Алексей одобрительно кивнул.
Елена Викторовна поднялась. Ее движения были спокойны и выверены.
— Уважаемый суд, мы не оспариваем запись в ПТС. Мы оспариваем происхождение денежных средств, на которые был приобретен данный автомобиль. И настаиваем на том, что он был подарен моей доверительнице и ее супругу ее родителями, то есть является общим совместным имуществом супругов, подлежащим разделу.
— Какие у вас есть доказательства? — спросила судья, делая пометки.
— У нас имеются письменные доказательства, — Елена Викторовна подала суду распечатанные скриншоты из семейного чата. — Обратите внимание на сообщение отца моей доверительницы, где он прямо указывает, что автомобиль — это «общий подарок» и употребляет слово «даром». Это прямое подтверждение дарения.
Адвокат Алексея тут же вскочил.
— Протестую! Это частная переписка, не имеющая юридической силы! Это просто слова, сказанные в порыве эмоций!
— Это не просто слова, — парировала Елена Викторовна, не повышая голоса. — Это фиксация факта, каким он виделся сторонам в момент совершения сделки. А также у нас есть свидетель.
В зал пригласили Ирину. Она, немного нервничая, но четко, рассказала все, что слышала тот вечер на кухне: благодарности Алексея, разговоры о «подарке», общую радостную атмосферу.
Когда она закончила, адвокат Алексея снова поднялся, его лицо исказила гримаса раздражения.
— Свидетельница является подругой истицы, а значит, ее показания могут быть пристрастны! Она могла сговориться!
— Я не сговаривалась! — вспылила Ирина. — Я говорю правду!
— Прошу свидетеля сохранять спокойствие, — строго сказала судья, затем перевела взгляд на Алексея. — Ответчик, вы подтверждаете получение денежных средств от родителей истицы?
Алексей встал. Он пытался выглядеть уверенным, но мелкая дрожь в руке, которую он опер о стол, выдавала его.
— Да, получал. Но это был не подарок! Это был… долг. Да, они одолжили мне эти деньги на развитие бизнеса. А машину я купил уже на свои.
В зале стало тихо. Лариса смотрела на него, не веря своим ушам. Он не просто врал. Он плел на ходу новую, еще более гнусную ложь.
— У вас есть расписка? Документальное подтверждение займа? — уточнила судья.
— Нет… мы же родственники были, — Алексей замялся. — Доверяли друг другу на слово.
— То есть, у вас нет никаких доказательств, что это был заем, — констатировала судья. — При этом у стороны истицы есть письменные свидетельства, прямо указывающие на дарение, и показания свидетеля, их подтверждающие. Объясните, почему в семейном чате ваш тесть пишет о «подарке»?
Алексей растерялся. Он не ожидал такого вопроса.
— Это… это была просто фигура речи! Они хотели сделать приятное, вот и сказали так…
— Вы утверждаете, что деньги были даны вам на бизнес, — вступила Елена Викторовна. — Можете предоставить суду выписки по счетам вашего бизнеса, подтверждающие приход или расход данной суммы?
Алексей молчал. Он не мог предоставить ничего. Его ложь была голой и беспомощной, и это становилось очевидно всем в зале.
В этот момент с первого ряда раздался громкий, истеричный голос Алины.
— Да они все врут! Заговор против него устроили!
Судья строго посмотрела в ее сторону.
— Гражданка, если вы еще раз позволите себе нарушить порядок в зале суда, я выведу вас из зала заседания.
Алина, покраснев, сжала губы и откинулась на спинку кресла. На ее лице было написано яростное бессилие.
Лариса наблюдала за этим спектаклем и чувствовала, как камень с ее души медленно, но верно сдвигается с места. Она видела, как под напором фактов и спокойной, железной логики Елены Викторовны уверенность Алексея таяла, как весенний снег, обнажая его мелкое, лживое нутро.
Судья объявила перерыв для вынесения решения. Лариса вышла в коридор, подошла к окну и смотрела на серый город. Она не знала, каким будет вердикт. Но она знала одно — она сделала все, что могла. Она боролась. И впервые за долгое время она чувствовала себя не жертвой, а человеком, способным постоять за себя.
Перерыв длился вечность. Лариса стояла в коридоре, прислонившись лбом к прохладному стеклу окна. Она не смотрела на Алексея и Алину, которые о чем-то яростно шептались в противоположном конце коридора. Каждая секунда ожидания отдавалась в висках тяжелым, мерным стуком.
Наконец, дверь в зал суда открылась, и всех пригласили внутрь. Лариса с Еленой Викторовной снова заняли свои места. Она попыталась поймать взгляд судьи, но та была невозмутима и смотрела в свои бумаги.
— Встать, суд идет! — объявил секретарь.
Все поднялись. Лариса чувствовала, как дрожат ее колени.
— Решением суда, — голос судьи был четким и громким в наступившей тишине, — установлено, что автомобиль марки Hyundai Creta, государственный номерной знак Х001ХХ777, приобретенный в период брака сторон, хотя и зарегистрированный на ответчика, Алексеева Алексея Сергеевича, был куплен на денежные средства, предоставленные родителями истицы, Алексеевой Ларисы Дмитриевны, в качестве подарка семье. Таким образом, суд признает данный автомобиль совместно нажитым имуществом супругов.
Лариса услышала за спиной сдавленный вздох матери. Отец сжал ее руку. У самой же у нее перехватило дыхание.
— На основании изложенного, — продолжала судья, — и руководствуясь статьями Семейного кодекса Российской Федерации, суд постановил: признать за Алексеевой Ларисой Дмитриевной право на половину стоимости указанного автомобиля. Ответчик, Алексeeв Алексей Сергеевич, обязан выплатить истице денежную компенсацию в размере пятисот семидесяти пяти тысяч рублей, что составляет половину от установленной судом рыночной стоимости транспортного средства в один миллион сто пятьдесят тысяч рублей. Выплата должна быть произведена в течение тридцати календарных дней с момента вступления решения суда в законную силу.
Тишина в зале взорвалась. Алексей что-то громко и невнятно выкрикнул, его адвокат пытался его успокоить. Алина вскочила с места, ее лицо исказила гримаса ярости.
— Это беззаконие! — прошипела она, но ее уже никто не слушал.
Лариса стояла, не двигаясь. Она слышала слова, понимала их смысл, но не чувствовала ожидаемой эйфории. Не было триумфа. Было лишь огромное, всепоглощающее опустошение. Она выиграла. Но что?
Елена Викторовна что-то говорила ей, улыбаясь, поздравляя. Родители обнимали ее. Лариса механически улыбалась в ответ, благодарила юриста.
Через несколько дней решение вступило в силу. Алексей, скрипя сердцем, выставил машину на продажу. Он звонил ей сам, голос его был хриплым от злобы.
— Довольна? Из-за твоего упрямства я остался без колес. Приезжай, забирай свои кровные.
Он перевел ей деньги. Все пятьсот семьдесят пять тысяч. Когда на карте появилась эта сумма, Лариса не ощутила ничего, кроме горечи.
В солнечный, но холодный день она специально прошлась мимо их старого дома. У подъезда стоял тот самый серебристый кроссовер. Рядом суетился незнакомый мужчина, проверяя документы у перекупщика. Алексей, мрачный, стоял в стороне, засунув руки в карманы.
Лариса остановилась поодаль, наблюдая. Она смотрела, как новый владелец садится за руль, заводит двигатель и плавно отъезжает от тротуара. Машина сверкнула на солнце и скрылась за поворотом.
Она ждала, что почувствует боль, обиду, maybe даже злорадство. Но не чувствовала ничего. Только странную, безразличную пустоту. Эта машина была для нее символом — сначала любви и надежды, потом предательства и боли, а затем — яблоком раздора и целью долгой, изматывающей войны.
И теперь эта война закончилась. Поле боя опустело.
Она повернулась и пошла прочь. Не к метро, а просто вперед, по осенним улицам, залитым бледным солнцем. Деньги на карте были не победой. Они были контрибуцией. Компенсацией за испорченные нервы, за потраченное время, за веру в людей.
Она выиграла этот бой. Но самое главное — она наконец-то поняла. Она проехала в той машине самый долгий и несчастливый отрезок своей жизни. И теперь, когда он остался позади, пора было пересесть в новую. Одну. И выбрать свой собственный маршрут.