В российский прокат вышел «Лермонтов» Бакура Бакурадзе — главная премьера осени. Фильм, на мой взгляд, хорошо подсветил разрыв между миром кинокритиков и миром зрителей: феноменально высокие оценки от критиков и средняя оценка в 6 баллов от зрителей; с моего сеанса ушли человек 6. Но отчетливая элитарность фильму не мешает — скорее наоборот.
Медленное кино от новых тихих, которого, честно говоря, не хватало. Невозможно поэтическая осень, хотя на экране — лето, но фильм осенний, дух у фильма осенний, поэты должны умирать осенью. В этом фильме главное — не Лермонтов, не смыслы, не смерть. Главное — как ложится туман на горы Кавказа, как две девушки обнимают двух очень разных мужчин, как жалкий и потерянный Лермонтов тщедушным голосом читает «ночевала тучка золотая», а потом рассказывает, что видел будущее — и там ничего интересного, он лежит летом на осенней листве и видит себя через 200 лет, и ему это неинтересно. Весь фильм хотелось проговаривать про себя лермонтовское стихотворение: как знать, быть может, те мгновенья, что протекали от ног твоих, я отнимал у вдохновенья, а чем ты заменила их?
Мартынов обнимает свою возлюбленную, защищая ее от мира, и он выполняет эту функцию до самого конца, хотя не хочет дуэли, и это очевидно. Лермонтов прижимается к своей, не касаясь ее поначалу, просто стоит очень-очень близко и ждет, когда она первая обнимет. И потом плачет в ее плечо. Илья Озолин — 100% попадание в роль, словно бы они оживили Лермонтова, заставили его сняться в фильме и снова умертвили. Когда Мартынов медлит (Романцов красив и печален, как всегда), хочется выхватить у него пистолет и застрелить Лермонтова лично. Добиться от зрителя такого впечатления — огромная актерская удача.
Когда Лермонтов умирает, его друзья не кричат, идут к нему очень спокойно, кто-то говорит: «Мишель, посмотри на меня». И великолепный финальный аккорд — один из тех же мужчин, что хладнокровно готовил пистолеты, отсчитывал расстояние, просто делал свою работу секунданта, обнимает тело друга. И камера в первый раз за весь фильм снимает сверху, потому что теперь можно снимать сверху. И дождь идет — пришло, наконец, время для дождя.
Очень понравилось, как режиссер нашел для поэзии Лермонтова визуальный язык и исключил ее из повествования. Перед нами — не поэт, поэтическая натура Лермонтова ничего не решает. Перед нами – трагическая фигура, едкая, всеми презираемая, без перспектив, тщедушная, злая, и от женщины, которую он любил, осталось только имя в туманном прошлом. И целый мир возненавидел, чтобы тебя любить сильней.
В финале режиссер поставил письмо о Лермонтове Оммер де Гелль — литературной мистификации. Письмо женщины, которой не было, про мужчину, которого она не знала. Символично. «Лермонтов» — фильм о том, кого не было, кого мы не знали и не смогли бы узнать, потому что он прошел по миру как полутень. «Лермонтов» — просто сон, долгий осенний меланхолический сон, где поэт делает что угодно — спит, одевается, ест, гладит собак, вычесывает колтуны лошади, лежит на листьях, обнимает женщину — но не выполняет свое поэтическое призвание. В этом видится, кстати, страшный рок ленты, ее главное предупреждение.
Ленная, тягучая интонация картины превращает полтора последних лермонтовских дня в элегию о лишних людях, причем, лишние там — все. Все — призраки, все — полутени, все — просто утес, на котором золотая тучка задержалась, чтобы умчаться. Всех жаль и надо всеми хочется плакать, но никого не хочется спасать.