Судя по комментариям, некоторые читатели не догадались, какую единственную немецкую песню напевал денщик Зигмунда (кстати, я его случайно Зигфридом обозвал – а это что, два разных имени?!) А если бы он наигрывал её на губной гармошке? Ну, наконец-то догадались. Естественно, «Милый Августин»! Да, в фильмах ещё встречается песня «Лили Марлен», но киношные немцы её обычно не поют, а слушают с пластинки.
Итак, Жорж почти насильно переселил к себе домой молодую жену и жёстко заявил, что Люба должна понять: если немцы засомневаются в искренности их отношений, висеть Любе на площади, а рядом – её папеньке. Люба со злой усмешкой добавила: «И тебе!»
«И мне!» - пожал плечами Жорж. – «Но обрадоваться этому ты вряд ли успеешь!»
Вообще, на месте женщин-зрительниц я бы оскорбился, посмотрев пятую серию. Авторы сериала воплотили на экране стереотип: «Женщины не умнее куриц, от них одни проблемы». Однако, в Сети полно восторженных отзывов от зрительниц этого сериала, поэтому я просто воздержусь от комментариев. Лишь дипломатично заявлю: «Не все женщины одинаковые».
Жорж ушёл по делам, перед этим наказав Любе, чтобы она сидела дома, но, едва бургомистр вышел за порог, Люба развела суету. Она достала рюкзак, набила его бинтами, ватой и разными медикаментами. Затем она повесила рюкзак на плечи и побежала… в церковь.
Едва зайдя в храм, она с порога радостно закричала: «Я принесла всё, о чём вы просили!», но тут же испуганно умолкла, так как в церкви, помимо батюшки, находились комендант и незнакомый эсэсовец.
Эмоции на лице батюшки говорили вместо слов: «Боже, с кем я связался?!»
Комендант удивился, что комсомолка пришла в церковь. Люба начала чвякать нечто нечленораздельное, и комендант хлопнул себя по лбу: «Я же совсем забыл, что вы плохо говорите по-немецки!»
Немцы направились к выходу, но оберст внезапно остановился и повернулся к Любе: «А зачем вам в церкви такая большая сумка?»
Люба начала лопотать, мол, ходила за продуктами для мужа, и даже вытащила из рюкзака буханку хлеба. Беспечный комендант ухмыльнулся, мол, да, этому Жоржу лишь бы жрать! После этого немцы покинули храм.
Батюшка перевёл дух: он только что пробежал босиком по офигенно тонкому льду.
Домой Люба едва успела перед самым приходом Жоржа, но он ни о чём не заподозрил.
Жорж предлагал строптивой жёнушке ужин, но та подперла двери стулом и отказывалась принимать пищу из рук дрессировщика.
Люба сама не заметила, как уснула на стуле. Проснулась она утром, лёжа в кровати. Ночью Жорж потихоньку перенёс её в постель. Раздевать, правда, не стал. Сам же он ночевал в соседней комнате на диванчике.
Люба вышла на улицу: Жорж брился и мыл голову. Он попросил молодую жену полить воды, и Люба от души окатила его из ведра.
Такое безобразие Жорж терпеть не стал, он поймал Любу, сгрёб её в охапку и вылил на темечко кувшин воды.
Этим же утром на приём к бургомистру заявился какой-то мужичок с бегающими глазками. Он принёс донос на неблагонадёжного соседа, мол, сосед сочувствует коммунистам, и всё такое!
Жорж пристально посмотрел в бегающие глазки мужичка и вкрадчиво сказал: «Это не ко мне, это в гестапо! Там они всех проверят – и соседа, и тебя! Ты, наверное, комсомольцем был?»
«Меня заставили!!!» - испуганно заверещал мужичок и сразу как-то передумал идти в гестапо.
Жорж же сказал ему: «Продолжайте наблюдение, мы с вами свяжемся!»
Мужичок быстро ретировался, а Люба, украдкой подслушивающая этот разговор, была впечатлена. Она тут же выскочила из своего укрытия и защебетала: «Я всё поняла! Вы специально пошли в бургомистры, чтобы помогать людям!»
Жорж посмотрел на неё и равнодушно пожал плечами: «Нет, я пошёл к немцам на службу, потому что у них порядка больше!»
Он же не был таким простофилей, как батюшка, чтобы вручить свою жизнь симпатичной, но недалёкой курочке! Она же при первом случае до цугундера доведёт!
Люба опять обиженно нахохлилась.
А дома у Окорока старшая дочка (назовём её Крыська) тщетно пыталась научиться читать по-немецки. Она пожаловалась, мол, школьная учительница немецкого смогла бы её научить, да она ушла из школы.
Окорок резонно рассудил: раз учительница не работает, значит, и есть ей нечего. Пускай Крыська возьмёт продуктов и идёт к учительнице, а он потом за частные уроки ещё и рейхсмарок приплатит!
Пошла Крыська к учительнице. А у учительницы была маленькая дочь, которая просила есть. Учительница развела руками: есть было нечего. И она спросила, не хочет ли девочка воды, от воды есть меньше хочется.
И тут вошла Крыська, развернула полотенце, а в нём – бутерброды с салом! Учительница немного помялась, но потом согласилась давать уроки.
Её дочка уже схватила краюшку хлеба, когда Крыська закивала головой: мол, правильное решение, скоро все по-немецки разговаривать будут!
И тут учительница забрала хлеб у своей дочки, вернула его Крыське и сказала: «Пошла вон! В нашей стране всегда говорили и будут говорить по-русски!»
По замыслу режиссёра, это должна быть очень сильная сцена, но на деле получился какой-то лубок.
А Алина работала секретаршей у коменданта. В прошлой серии я забыл сказать, что это ей поручили два взрослых дядечки: её отец и его друг, оба старые коммунисты. Отец Алины по какому-то недоразумению до сих пор нежился в городе, а его друг ушёл в лес и возглавил партизанский отряд.
Проходила как-то Алина мимо полуразрушенной кирпичной стены, у неё подвернулся каблучок, она присела на корточки и отчётливо произнесла: «Щьёрт побьери!»
Тут же из-за стены раздался глухой голос, который сообщил, что Алина должна добыть расписание поезда, который повезёт бомбы и снаряды, сделанные на спиртзаводе.
Алина с риском для жизни добыла эти сведения, порывшись в столе у коменданта, и успела всё привести в исходное состояние за секунду до его прихода.
Комендант сообщил ей, что сегодня Алина пойдёт вместе с ним в театр. Алина состряпала озабоченную физиономию и сказала, что сегодня – никак, слишком много работы в комендатуре накопилось.
Комендант посмотрел на неё непонимающим глазом и ещё раз, чётко и раздельно повторил, что сегодня Алина сопровождает его на театральную премьеру.
В общем, отмазаться не удалось.
А третью подругу, еврейку Соню, слегка подрассосало. По ночам она уже не пряталась в погребе или в шкафу, а дрыхла на кровати вместе с четвёртой подругой, беременной Аней.
Как-то ночью ей не спалось, и она, потягиваясь, подошла к окну. В лунном свете качели рядом с домом выглядели очень привлекательно, поэтому Соня выбралась в окно, забралась на качели и ну давай раскачиваться! Качели скрипели на всю округу, но Соню это нисколько не смущало!
Ну, вы помните, что я в самом начале про женские персонажи этого сериала написал.
Из дома вышел заспанный Зигмунд, чтобы установить природу этого противного скрипа в ночи.
Увидев женский силуэт, он приветливо сказал: «А, Люба! Вы опять пришли в гости к отцу?»
Нахалка Соня, не поворачиваясь к нему лицом, ответила: «Я-я!»
Романтичный Зигмунд продекламировал: «Прохладой сумерки веют, и Рейна тих простор, в вечерних лучах алеют вершины дальних гор!»
«Это Гейне!» - на автомате выдала Соня.
У Зигмунда глаза на лоб полезли от удивления. Он попытался приблизиться к девушке, но та спрыгнула с качелей и проворно ускакала в ближайшие кусты.
С утра Люба без особой надобности припёрлась в церковь и спросила, не надо ли чем помочь. Батюшка, озираясь по сторонам, сказал, что есть одна тема…
Он отвёл Любу в подвал, где сидел раненый мужичок. Мужичок вручил Любе взрыватели и велел отдать их на рынке своему человечку, который будет сидеть на телеге рядом с приметным мешком, на который нашита синяя заплатка.
Люба отправилась на рынок, нашла телегу, мешок и человечка. Она подошла к нему со спины и тихонько сказала: «Дядя Паша табачок передать просили!»
Мужичок повернулся, и Люба едва не завопила в полный голос не то от радости, не то от неожиданности: перед ней был Янек!
Янек забрал взрыватели, слез с телеги, показал Любе язык и растворился в утреннем тумане.
Люба в прекрасном расположении духа отправилась домой к отцу. Не успела она войти в дом как в дверь постучали. Это был Зигмунд, который пришёл на разборки.
Он спросил Любу, не она ли качалась ночью на качелях, и Люба лихорадочно стала соображать. Так, беременная Аня вряд ли попёрлась бы ночью на улицу, а вот вконец оборзевшая Соня вполне могла!
Поэтому Люба закивала: «Да, это была я!»
Но Зигмунд был опытным опером, поэтому он не стал сразу верить ей на слово, а снова прочёл вслух те самые стихи про Рейн и алые горы.
«Красиво! А чьи это стихи?» - простодушно спросила Люба.
«Это Гейне!» - мрачно ответил Зигмунд. Он уже всё понял. Люба рассказала, что у её была подруга, которая обожала его стихи, но её расстреляли вместе со всеми евреями.
«Я в курсе», - кивнул Зигмунд, - «в тот день мне было стыдно за то, что я немец!»
Дорогой Зигмунд! Помнится, в фильме «Зоя» тебе тоже было невыразимо стыдно за то, что немецкие солдаты сделали с Зоей. Вот так вы и воевали: стыдились и вешали, стыдились и расстреливали, стыдились и сжигали заживо. Проникся ли я? Ещё чего!
А авторы фильма в этой серии пересекают красную черту, за которой начинается коляуренгойщина: некоторых фашистов можно понять и простить! То есть, оправдание фашизма, пусть частичное, но оправдание, а ведь это уголовная статья!
Едва Зигмунд ушёл, приобалдевшие Люба с Аней открыли погреб и велели Соне объясниться за свои косяки.
Аня так вообще не стеснялась в выражениях, и заявила, что из-за этой щучки их всех расстреляют!
Да успокойтесь, никто никого не расстреляет! Вешали за это!
Аня настаивала, чтобы Соня брала ноги в руки и валила на все четыре стороны.
Выходит, не все подруги были глупыми, как пробки, так как Аня высказала здравую мысль. Немец видел выжившую еврейку и, скорее всего, обо всём догадался. Рассчитывать на то, что он окажется добрым могут лишь недалёкие фанатки сериалов, на самом же деле нужно было ждать облавы.
Но Люба махнула рукой, мол, никто никуда не уйдёт. Но для острастки она погрозила Соне пальчиком и сказала, что в следующий раз заколотит её в погребе гвоздями.
Всё ей шуточки, а мне уже жаль бедолагу Жоржа – подставит, как пить дать подставит!
Тем временем, Жорж тоже заявил Любе, что они идут в театр! Люба для приличия повыделывалась, но пошла с Жоржем.
И вот настал вечер премьеры. Благородные дамы и господа отовсюду стекались к зданию театра. Какой-то бомж с гармошкой, вообразив себя придворным шутом, которому позволено всё, орал злые частушки вслед проходящим людям. Например, Алине, которая шла под ручку с комендантом, он спел следующие строки: «Нос напудрила shалава, с фрицем топаешь гулять, хоть по-ихнему ты фрау, а по-нашему ты – женщина с низкой социальной ответственностью!»
Алина вздрогнула, и оберст нахмурился: «Мне показалось, он тебя оскорбил!»
«Нет-нет!» - замахала она руками. – «Это частушки, народный фольклор!»
Следом шагали Люба с Жоржем. Люба улыбнулась бомжику, кинула ему в кепку советский «пятачок» и торжественно произнесла: «Так ей, немецкой подстилке, и надо!»
Её небольшой беличий мозг не в силах был понять, что сама она, хоть и поддерживала отечественного производителя, выглядела ничем не лучше Алины, вышагивая под ручку с бургомистром.
Поэтому для Любы было шоком, когда отважный скоморох заорал ей вслед: «Твой милёнок за паёк лижет вражеский сапог, ну а ты за полпайка служишь плюхой у милка!»
М-да. По-хорошему, нужно было бы тут же приказать расстрелять этого народного артиста, чтобы не вызывать подозрения у окружающих. Но добрый бургомистр проглотил оскорбления. Ох, выйдет тебе боком эта доброта, дед ведь сам напросился!
В фойе театра было много немцев в форме и дам в вечерних туалетах. Жаль только, что режиссёр никогда не бывал на подобных мероприятиях, а знал о них лишь понаслышке: офицеры смеялись, общались и пили шампанское, не снимая фуражек!
Но окончательно меня добила солдатня в пилотках, которая стояла среди офицеров и тоже с важным видом потягивала шампанское из бокалов!!!
Наконец, все прошли в зал и началось представление. На сцене выступал всё тот же актёр Ковальчук, на этот раз он читал монолог на немецком языке.
Как справедливо заметили в комментариях, Двинский театр был театром одного актёра.
Когда монолог был закончен, в зале воцарилась гробовая тишина. Все взоры устремились на ложу, в которой сидел комендант.
Комендант медленно встал и замер в этом положении. А затем… не спеша начал хлопать в ладоши! И зал тут же поддержал его оглушительными аплодисментами!
Я не понял – это что сейчас, была пародия на «Рокки-4», когда Горбачёв подобным образом начал хлопать американцу Рокки, сокрушившему советского боксёра Ивана Драго?!
В зале наверняка находились другие полковники, которым плевать было на мнение какого-то коменданта, да и другим немецким офицерам было от него ни жарко, ни холодно. Что за цирк нам показали?
Кстати, во время представления комендант то и дело поглаживал Алину выше колена, а затем проинформировал её, что после концерта Алина идёт к нему домой.
Алина была не в восторге от подобной перспективы, но отказ означал бы провал!
После концерта дамы и господа ещё некоторое время тусовались в фойе, а любимица актёра Ковальчука, сестра Сергея Ирина, разносила бокалы с шампанским.
И тут странный тип в эсэсовской форме с лейтенантскими погонами, которого все называли неэсэсовским званием «майор», сгрёб Ирину в охапку и заявил: «Ты пойдёшь со мной!»
Тут же к ним метнулся Жорж, наступил этому «майору» на ногу и предложил выпить тост за Великую Германию! Ирину же он оттолкнул в сторону и шикнул на неё: «Исчезни!»
Боюсь представить, что бы сделал реальный эсэсовец с этим зарвавшимся бургомистром в такой ситуации.
Если бы я не понимал, что это дешёвый сериал, я бы решил, что Жорж специально нанял этого ряженого клоуна, чтобы произвести впечатление на Любу.
А Люба была ооочень впечатлена! Едва они переступили порог своей квартиры, Люба с жаром набросилась на Жоржа и засосала его в губы! Жорж не растерялся, тут же подхватил девицу на руки, ударом ноги открыл дверь в спальню и понёс Любу на кровать!
Я даже хохотнул: настоящий мастер обольщения!
А партизанам удалось взорвать состав с боеприпасами: Алина передала им график движения поезда. Правда, при выполнении этой операции был серьёзно ранен Янек.
В городе была объявлена тревога, Жоржа тут же посреди ночи вызвали в комендатуру.
Чем заняться скучающей Любе посреди ночи? А не сходить ли в церковь, посмотреть, что там мутится? Решено!
И Люба тащится в церковь, спускается в подвал, где её папенька оперирует Янека. При звуке шагов Любы все присутствующие отложили целый штабель кирпичей: выставить наблюдателя никто не догадался.
Ох, допрыгается когда-нибудь эта гиперактивная Люба с пропеллером в заднице!
На следующий день немцы взяли в заложники человек двадцать мужиков из числа местных и потребовали сообщить, что известно о партизанах, взорвавших поезд. Никто им ничего не сообщил, и мужиков расстреляли.
Режиссёр, а разве трудно было ввести в фильм какого-нибудь весёлого соседа-инвалида, который бы попал в число этих заложников? Кто будет заставлять зрителей сочувствовать и сопереживать – Пушкин? А так – расстреляли каких-то двадцать Олегов, и что?
Узнав о том, что Олегов больше нет, девушки расстроились. Но Люба стукнула кулаком по столу и сказала, что они должны быть сильными! Поэтому она врубила на всю мощность умную колонку и принялась отплясывать вместе с подпольщицей Соней под песню "В парке Чаир".
Музыка так грохотала, что Крыська, которая набирала неподалёку воду из колонки, заинтересовалась, что это за праздник такой у соседей. Она притащила лестницу и заглянула в окно.
Увидев неупокоившуюся хозяйку своего нынешнего дома, Крыська не стала катать вату, а написала записку и отнесла её в гестапо.
Очень умное было решение организовать дискотеку в память об Олегах.
Комендант как раз проводил совещание у себя в кабинете, когда вошёл Мумий Тролль из гестапо и заявил, что по непроверенной информации доктор, тесть Жоржа, скрывает у себя дома еврейку.
Зигмунд, который присутствовал в кабинете, сказал, что не смеет отвлекать коменданта, и вышел. Жорж тоже хотел выйти, но комендант твёрдо сказал ему: «А вас, Жорж, я попрошу остаться!»
Мумий Тролль же сказал, что немедленно возьмёт людей и проверит дом доктора!
Конец пятой серии! Продолжение следует!
Список всех кинообзоров (здесь интересно!)
Статья содержит кадры из фильма «В парке Чаир» (2022).