Позёмка вилась потемневшим асфальтом, закручивая в воронки последние сухие листья. Ночь наступала стремительно, проглатывая угасающие краски зимнего дня, и в заледеневших стеклах автобусных остановок отражались редкие, спешащие по своим делам огни.
Автобус, тяжело вздыхая пневматикой, плыл по маршруту, словно большой светящийся корабль в пучине стужи.
За окном, в кромешной синеве, уже вовсю кружилась метель, предвещая лютый, по-настоящему февральский мороз.
Анна Петровна сила у окна, прижав к коленям аккуратный сверток с подарком внуку.
Сегодня у мальчишки день рождения, и вечер обещал быть тихим, семейным, полным смеха и тепла.
Она смотрела на мелькающие квадраты окон, за которыми кипела чужая жизнь, и думала о том, как все в этом мире хрупко, и как важно вовремя успеть обнять своих близких.
Автобус был почти пуст, лишь у передней двери сидели двое парней, лет двадцати, и тихо о чем-то переговаривались.
— Конечная, — суровый голос кондуктора, мужчины лет пятидесяти в потертой форме, прозвучал как щелчок.
— Всем выходить. Кто по кругу — оплачивайте проезд заново.
Парни встрепенулись.
—Мы до «Юбилейной», — сказал один из них, тот, что в темной куртке.
—Так вам и надо. Этот автобус делает новый круг. Правила знаете. Платите за билеты, или освобождайте салон.
В салоне повисла неловкая пауза. Парни переглянулись. Анна Петровна видела, как они заерзали, как поникли их плечи.
—Что-то случилось? — мягко спросила она, поворачиваясь к ним.
Тот, что в темной куртке, смущенно потупился.
—Мы… мы сели у стадиона. Думали, так быстрее будет. Ошиблись.
—И денег нет, — тихо, почти шепотом, добавил второй, щуплый, с испуганными глазами.
— Стипендия только через неделю. Мы замерзли ждали, вот и сели…
Кондуктор вздохнул, но в его вздохе сквозила не столько злость, сколько усталая безнадежность.
—Парни, я вас понимаю. Но меня оштрафуют. Контроль на линии. Решайтесь быстрее.
Анна Петровна наблюдала за этой сценой, и в душе у нее что-то екнуло. Она увидела не просто двух нерадивых студентов, а себя много лет назад, на вокзале большого, чужого города.
Тот вокзал гудел, как раненый зверь. Эхо разносило голоса, шаги, скрежет тормозов. У нее в кармане звенела жалкая горсть мелочи, а до дома — сотни километров.
Сестра… ее больше не было. Врачи разводили руками. Все произошло так стремительно.
Теперь нужно было устраивать похороны, а потом ехать назад, в пустоту. Она стояла, прижавшись спиной к холодной стене, и не знала, что делать.
Денег не хватало катастрофически. Сняла с ушей скромные серебряные серьги — единственную ценность — и понесла в ломбард.
Безрезультатно.
«Неликвид», — буркнул оценщик. Она вышла на улицу, и мир поплыл перед глазами от нахлынувших слез. Вид у нее был, наверное, совсем потерянный.
Вдруг из толпы отделился мужчина. Высокий, в кожаном пальто, с лицом, на котором жизнь оставила свои суровые отметины.
Он молча сунул ей в руку смятые купюры, развернулся и пошел прочь, не дав ей вымолвить и слова благодарности.
Она так и осталась стоять с деньгами в руке, смотря ему вслед, а по щекам ее текли горячие, незнакомые даже ей самой слезы облегчения.
Неожиданная помощь от того, от кого ее никто не ждал.
Вернувшись в настоящее, Анна Петровна решительно потянулась к своей старой, потертой сумке.
—Я заплачу за молодых людей, — сказала она кондуктору, доставая кошелек.
— Не пешком же им идти в такую стужу. Семь остановок — не шутка.
Один из парней, щуплый, сидел в полном ступоре, не в силах вымолвить ни слова. Второй, в темной куртке, несколько раз поворачивался к ней, и в его глазах читалось неподдельное изумление и стыд.
—Бабушка… не надо… мы как-нибудь… — пробормотал он.
—Спасибо вам, огромное спасибо! — перебил его товарищ, и слова его были искренни и горячи.
Они уже мысленно видели себя на промерзшей конечной, в кромешной тьме, без гроша в кармане.
Анна Петровна протянула кондуктору деньги и, обращаясь к парням, сказала тихо, но так, что было слышно каждое слово:
—Не благодарите. В жизни с каждым может случиться. Мы же люди, чтобы помогать друг другу. Запомните этот вечер. И когда-нибудь, когда у вас будет возможность, вы сделаете доброе дело для кого-то другого. Просто так. От души.
Парни молча, серьезно кивнули, впитывая ее слова. В их молчании было больше понимания, чем в самых громких клятвах.
Позже, в уютной, пахнущей пирогами квартире сына, Анна Петровна рассказывала эту историю, согревая руки о чашку с чаем.
—И купила я им билеты, — закончила она.
— Сидят теперь, наверное, в своем общаге, греются.
Ее сноха, женщина с острым, практичным взглядом, покачала головой:
—Добрая вы у нас, свекровь, до невозможности. А они, небось, эти «студенты», на следующей же остановке пиво купили. А вы из своей пенсии их спонсируете.
Анна Петровна посмотрела в окно, где все так же металась в свете фонарей метель, и ее лицо озарила тихая, немного грустная улыбка.
—Леночка, я ведь тебе никогда не рассказывала, как однажды сама оказалась на вокзале без копейки денег…
И мне помог совершенно незнакомый человек. Не спрашивая имени и не ожидая благодаррности. Так что я сегодня не просто билеты купила. Я вернула старый, давний долг.
И знаешь, на душе от этого так светло, будто в тот самый морозный вечер меня кто-то согрел. Добро, оно как круги по воде.
Бросил его однажды в мир — и оно обязательно вернется, пусть даже самым неожиданным образом. Главное — не бояться бросить его первым.