Михаил Кайродов поделился: "67МСП, 20МСД, 1ТА, ГСВГ… Наш узел связи находился на первом этаже штаба мотострелкового полка ГСВГ, за железной дверью, которая запиралась на засов...
(первый рассказ автора - https://dzen.ru/a/aO9y5ILAkjimWsnH)
Именно там несли постоянное боевое дежурство, сменяя друг друга, четыре солдата из роты связи. Один солдат сидел за телефонным коммутатором, а другой на радиостанции.
Они обеспечивали круглосуточную связь с дивизией и армией. После двухнедельной подготовки, когда мне объяснили, как управляться с рацией и принимать радиограммы, меня определили на узел связи штаба полка.
Если дежурство выпадало на ночь, то днём солдат спал. В ночные смены выдавался дополнительный паёк, состоявший из копченого сала, сухарей, сахара и черного чая. Я посмотрел из окна и тут осознал, что именно здесь до самого дембеля проведу ближайшие полтора года.
Данная мысль привела меня в ужас… Это была тюрьма! Теплая, комфортная тюрьма. После Еланской учебки, где меня готовили на механика водителя Т-80, с вождениями и полигонами я ничего не боялся.
Хоть в пехоту! Хоть на Луну! Реальность, с которой я столкнулся, меня не устраивала. И я решил сбежать из роты связи. Для чего нужно было составить план действий и продумать последствия.
На ночном дежурстве, я как тигр в клетке ходил и разрабатывал план. Главным действующим лицом в моём плане был замполит полка. Командиру и замполиту роты я отвёл роль статистов.
В последнее время, шестое чувство подсказывало командиру роты связи капитану Лебедеву, что в роте что-то не так.
Но он пока не мог ухватить этот неуловимый след. «Ладно, потом разберёмся» - думал капитан…
Я стоял в штабе перед дверью замполита полка подполковника Мурычева и понимал, что обратной дороги не будет. И вот я постучал в дверь. Вошёл. В кабинете за столом сидел подполковник Мурычев и комсомолец полка старший лейтенант Санковский.
- Товарищ подполковник, разрешите обратиться!
- Разрешаю, - сказал Мурычев.
Офицеры напряглись. Появление молодого солдата не сулило замполиту ничего хорошего. Он ожидал всего, чего угодно, жалобы на службу, на дедовщину или ещё какой-нибудь залёт.
- Товарищ подполковник, я по военной специальности танкист. На мою подготовку государство потратило огромные деньги. А служить меня отправили в роту связи, где я совсем ничего не понимаю. Так вы меня хотя бы по гражданской специальности используйте. Я художник, учился в Уральском художественном училище.
Я увидел, как подполковник выдохнул. Напряжение на его лице спало. Товарищ старший лейтенант даже улыбнулся. Последовало деловое предложение. Офицеры живо переглянулись.
- Мы это решим, - сообщил товарищ Мурычев.
Старший лейтенант записал мою фамилию и подразделение.
- Разрешите идти?
- Свободен!
Дверь закрылась. Я прекрасно понимал, что нарушил все армейские законы. А главное, я перепрыгнул сразу через несколько голов. Я ощущал себя преступником! И меня должна была настичь страшная кара. Оставалось только ждать…
Во время ожидания я продмал следующий ход - нужно было добыть алиби на тот момент, когда командир роты связи узнает, что я художник. Улучив момент, когда никто не видел, я подошёл к замполиту нашей роты - молодому лейтенанту, и рассказал, что до армии учился на художника.
Конечно, наш лейтенант обрадовался такому неожиданному подарку. В роте связи некому было рисовать стен газеты, и ему приходилось делать это самому. А тут неожиданная удача!
- Кайгородов! - заорал дневальный, - к командиру роты!
Представление начинается, подумал я. Войдя в кабинет, я увидел капитана, сидящего за столом. Напротив него сидел замполит роты.
- Ты что, художник что ли? И ты что, рисовать умеешь? - с издёвкой спросил товарищ капитан. Хотя, ротный был уже мне совсем не товарищ…
- Меня, командира роты, из-за тебя замполит полка вызывал. Почему? Как он о тебе узнал?
- Не знаю, у меня в личном деле написано, что я учился в художественном училище, - сделал я предположение.
Это была импровизация. Я понятия не имел, ни о каком личном деле, и есть ли оно вообще. О чём был разговор капитана и замполита полка, пытался понять я. Если замполит дурак, то он скажет, что я у него был. Тогда мне конец. Можно сразу бежать и искать веревку с мылом…
По реакции капитана я понял, замполит полка был совсем не дурак, и отлично знал, что такое субординация. Он меня не сдал. Теперь, мы с замполитом полка были в одной лодке.
- Я, товарищ капитан, не понимаю в чём моя вина. Я товарищу лейтенанту докладывал, что я художник.
Капитан не смог скрыть удивления и зло уставился на лейтенанта. Тот виновато кивнул.
- Иди, - сказал мне капитан.
Я выскочил за дверь. Моё алиби сработало! Правда, я подставил лейтенанта и сейчас, не хотел бы оказаться на его месте. Через какое- то время, меня перевели с узла связи в клуб полка на должность художника.
До меня художником в клубе был узбек. Он обладал удивительным талантом. Даже слово «коммунистический» он писал плакатным пером замысловатой арабской вязью, чем очень раздражал политработников.
Отучить от этого его ну никак не получалось. Его перевели на продовольственный склад, что он воспринял как счастье и безусловное повышение по службе. А я продолжал числиться в роте связи.
От начальника клуба я знал, что капитан, ни в какую, не хотел со мной расставаться и переводить меня в другое подразделение…
В холл клуба ворвался капитан Лебедев. Он шёл на меня, как в штыковую атаку. В клубе никого не было, и капитан не стеснялся в выражениях:
- Ты что, думаешь, что самый умный?
- Ещё ни один солдат меня на…бать не смог, - заорал капитан, указывая пальцем в небо. Его жест говорил о том, что даже на небесах могут подтвердить эти слова.
- Я тебя на БД сгною! - рычал он.
При этом держал свой огромный кулак перед моим носом. И с такой злобой сжимал кулак, что хрустели суставы. Я видел, что он с трудом сдерживает себя, чтобы меня не отлупить.
- Товарищ капитан, переведите меня в пехоту и дело с концом, - сказал я.
У капитана больше не было слов. Он развернулся и исчез в ночи. Я не злорадствовал. Я устал от этого танца с саблями, который со всей страстью исполняли вокруг меня взрослые мужики.
Со всех сторон, как из преисподни, ко мне потянулись руки: «дедушек» с дембельскими альбомами, замполита роты, капитана, комсомольца полка, парторга, пропагандиста полка и других.
Всем от меня, что-то было надо. От этой нечистой силы нужно было как-то отбиваться. И я выбрал тактику сталкивать их лбами. Одному я говорил, что работаю на другого, другому, на третьего, и так далее по кругу.
Моя тактика строилась на понимании неписаных законов. Ну не может лейтенант подойти к подполковнику и спросить, чем занимается боец, не его это дело. Сам я старался выполнять только приказы замполита полка и начальника клуба.
Наконец, настал тот день, когда меня перевели в пехоту. Это означало одно, что замполит полка победил. В это время в клубе полка шёл концерт.
«На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу. Машу рукой, а сердце замирает, и ни чего, поделать не могу», - пела Ольга Зарубина.
Это я стою на берегу и машу рукой капитану и роте связи, которые уплывают на теплоходе, размышлял я…
Послесловие:
- Прости меня, сукиного сына, капитан. Не повезло тебе со мной. Наверное, художники, писатели, поэты и музыканты, люди с богатым воображением, и чувствительной душой, должны служить в особых войсках. Это должна быть военная база, где-нибудь на Карибах. И чтобы офицерами и прапорщиками там служили только красивые девушки, а форма одежды - короткие шорты и босиком. А единственным занятием на этой базе должно быть разведение экзотических цветов…"
