Конец октября.Последние листья, рыжие и промокшие, плотным ковром устилают землю, а над рекой клубится предзимний туман, пахнущий гниющими стеблями травы и сырой водой. Именно в такую погоду, как уверяли бывалые рыбаки, просыпается от летней спячки налим и начинает жировать.
Я зарядил в машину снасти, термос и старенькую походную палатку, а на пассажирское место усадил свою верную Ладу. Лада – хоть и молодая, но с душой истинного друга и авантюриста. Услышав слова «поехали» и «рыбалка», она виляла хвостом так, что казалось, вот-вот взлетит.
Дорога до заветного места на изгибе реки была знакомой. Мы приехали под вечер. Солнце, бледное как ломтик лимона, уже садилось за горизонт. Воздух с каждой минутой становился все холоднее. Я развел на песчаной косе костер. Пламя с хрустом пожирало сухие ольховые ветки, отбрасывая на воду длинные, пляшущие тени. Лада, свернувшись калачиком у самого тепла, положила морду на лапы и с полным пониманием происходящего наблюдала за моими приготовлениями.
Забросив донки с насаженными выползками, я устроился на складном стуле, попивая из кружки горячий, обжигающий чай. Наступила та самая, редкая осенняя тишина... Она не была пустой – ее наполнял тихий шепот реки, потрескивание костра и собственное, замедлившееся дыхание.
Надежда теплилась всюду: вот сейчас дрогнет вершинка удочки, качнется колокольчик… Но снасти стояли мертво. Налим, этот ночной отшельник, сегодня был непреклонен. Я перезабрасывал, менял наживку, смещался вдоль берега – все было тщетно. Рыбалка превратилась в медитацию, в молчаливое созерцание ночи.
И лишь бобры изредка нарушали великое спокойствие. Где-то в темноте раздавался оглушительный, как выстрел, шлепок плоского хвоста по воде. Лада вздрагивала, поднимала голову, настораживала уши и тихо рычала в сторону невидимого нарушителя. Плеск, несколько расходящихся по черной воде кругов – и вновь тишина, еще более глубокая после этого внезапного взрыва жизни.
Часы текли незаметно. Небо очистилось, и в ледяную высь высыпали бесчисленные звезды. Они отражались в неподвижной воде, словно кто-то рассыпал по бархату алмазную пыль. Костер догорал, оседая в зыбкую горку багровых углей.
Я понял, что пора. Собрал снасти, которые так и не оправдали своего предназначения, потушил костер, заливая его до последней искры. Лада, зевнув, лениво потянулась и пошла к машине, точно зная, что на сегодня приключение окончено.
Мы ехали обратно по темной лесной дороге. Я не поймал ни одной рыбы. Пустой садок лежал в багажнике. Но внутри не было и тени разочарования. Вместо рыбы я привез с собой нечто иное: хрустальную осеннюю тишину, запах дыма, который впитала куртка, картину звездного неба над темной рекой и звук бобровых хлопков, эхом отдававшийся в душе. И молчаливое, полное понимания согласие собаки, которая разделила со мной этот вечер неудачной, но от этого не менее прекрасной рыбалки.
