Два с половиной года назад я познакомилась с Артёмом на остановке. Зима, холод, маршрутка не идёт. Он подъехал на старенькой иномарке — ржавой, помятой, но на ходу.
— Подвезти?
Я посмотрела на него. Обычный парень. Ничего особенного. Но машина есть. И улыбка вроде добрая - нормально.
— Спасибо.
Он довёз до дома. Попросил номер. Я дала. Позвонил на следующий день. Пригласил в кино.
Встречались полгода. Он возил меня с работы, мы гуляли, ходили в кафе. Обычные отношения. Ничего выдающегося, но спокойно.
Забеременела. Испугалась сказать. Но он отреагировал нормально.
— Женюсь. Ребёнок должен быть с отцом.
Расписались в загсе. Без пышной свадьбы, без белого платья. Просто подписи в книге. Я была на пятом месяце, живот уже виден.
Первое время было терпимо. Я работала до декрета. Артём возил меня утром, забирал вечером. Экономим на такси, говорил. Я кивала.
Родила Мирона в июне. Артём был рядом, держал за руку. Радовался — сын! Первые недели помогал — менял памперсы, качал по ночам. Я думала — нормальный мужик. Повезло.
Но через месяц он остыл. Устал, работа, не трогай. Я сидела одна с ребёнком, который не спал ночами, плакал и висел на груди.
Артём приходил с работы, садился на кухне. Смотрел на тарелку.
— Опять макароны?
Я стояла у плиты, качала Мирона на руках. Он только-только заснул.
— Времени не было. Он весь день плакал.
— Мать моя макаронами не кормит. У неё каждый день горячее.
Я промолчала. Доела макароны. Мыла посуду одной рукой, второй держала ребёнка. Артём ушёл в комнату, включил телевизор.
Через неделю снова:
— Сосиски? Что, мясо купить не можешь?
— Мясо дорого. Ты дал двадцать тысяч на месяц. Квартира — пятнадцать. Остаётся пять на всё.
— Экономь лучше. Другие справляются.
Я сжала зубы. Сварила сосиски. Он ел молча, недовольный. Потом ушёл дымить на балкон.
Я стояла у окна, смотрела на улицу. Думала — пройдёт. Привыкнет. Устаканится. Это все пока ребенок маленький совсем.
Не устаканилось.
Через полгода после рождения Мирона Артём пришёл домой довольный.
— Продал своего серебристого коня. Восемьсот пятьдесят тысяч дали. Нормально же?
— Нормально, — ответила я, не поднимая глаз от ребёнка. Мирон лежал на пеленальном столике, я делала ему массаж животика.
— Хочу новую купить. Не в кредит, конечно. Добавлю чуть и нормальную машину буду водить.
— Угу.
Через неделю он приехал на новой. Тоже серебристая, блестящая, с кожаным салоном. Я вышла на балкон, посмотрела.
— Красивая.
— Правда? — он улыбался, как ребёнок с новой игрушкой. — Девятьсот тысяч стоит.
— А на кого оформил?
— На мать.
Я повернулась к нему.
— Почему?
— Так проще. Страховка дешевле. Налог меньше.
— Мы же семья. Почему не на тебя? Или на меня?
Он пожал плечами.
— Так экономнее же. Не выдумывай.
Я промолчала. Вернулась в комнату. Мирон плакал. Я взяла его на руки, стала качать.
Внутри что-то сжалось. Холодное, тяжёлое. Почему на матери? Почему не на нас?
Но я устала. Ребёнок не спал ночами, я ходила как зомби. Мне было не до машины. Лишь бы он не ныл.
Я промолчала. Свыклась.
Ещё через полгода начались исчезновения. Артём уезжал по субботам. «На рыбалку», говорил. Возвращался в воскресенье вечером. Пах как после знатного загула.
— Как рыбалка?
— Нормально.
— Поймал что-нибудь?
— Нет.
Однажды я почувствовала запах духов. Не моих. Сладких, тяжёлых.
— Ты где был?
— На рыбалке.
— С кем?
— С друзьями. Что за допрос?
Я не стала спорить. Устала. Мирону год, он ходит, лезет везде, не усмотришь. Я как белка в колесе — стирка, готовка, уборка, ребёнок.
А Артём уезжает на выходные. Отдыхает. Живёт.
Однажды он не пришёл ночевать среди недели. Утром позвонил:
— Остался у матери. Там спокойнее.
Спокойнее. Без ребёнка, который плачет. Без жены, которая просит денег, готовит сосиски и не справляется с уборкой.
Я положила трубку. Посмотрела на Мирона. Он сидел на полу, играл кубиками.
И я поняла — всё. Хватит терпеть.
Позвонила Артёму вечером.
— Я хочу развестись.
Тишина. Потом:
— Как хочешь.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Мне тоже надоело.
Он повесил трубку.
Я села на кровать. Не плакала. Внутри пустота. Облегчение. Наконец-то.
Бракоразводный процесс начался через месяц. Мы сидели в зале суда. Артём напротив меня. Спокойный, равнодушный.
Судья спросила:
— Есть ли у сторон претензии друг к другу?
— Нет, — ответил Артём. — Я за развод.
— Вопрос об алиментах. Готовы ли вы платить алименты на ребёнка?
— Готов.
— Какова ваша заработная плата?
Он достал из папки справку. Положил перед судьёй.
— Двадцать тысяч рублей.
Я вздрогнула. Двадцать? Он зарабатывает больше. Я знаю.
— Артём, — сказала я, — это неправда.
Он посмотрел на меня. Холодно.
— Это справка с работы. Официально я получаю двадцать тысяч.
Судья кивнула.
— Алименты составят четверть от дохода. Пять тысяч рублей ежемесячно.
Пять тысяч. На все?! Еду, одежду, лекарства, жилье...
Я сжала кулаки под столом. Молчала.
— Есть ли имущество, подлежащее разделу?
Я хотела сказать про машину. Но она на его матери. Формально не его.
— Нет, — ответила я тихо.
— Развод оформляется. Алименты — пять тысяч рублей. Заседание окончено.
Мы вышли из зала. Артём шёл впереди. Довольный. Я смотрела ему в спину.
Вот так. Пять тысяч. А сам ездит на машине за девятьсот.
Прошло две недели после развода. Артём съехал к матери. Я осталась одна с Мироном в съёмной квартире. Пятнадцать тысяч в месяц. Плюс садик — двадцать пять тысяч. Плюс еда, проезд, одежда.
Моя зарплата — тридцать пять. Минус тридцать на квартиру и садик. Остаётся десять. На всё остальное.
Я считала каждую копейку. Покупала самое дешёвое. Ходила пешком, чтобы сэкономить на проезде. Естественно не покупала себе одежду.
А Артём ездил на машине. Встречался с кем-то. Жил.
И вот он позвонил за вещами.
И я поняла — хватит.
Он позвонил в среду вечером. Я как раз укладывала Мирона спать — полтора года, капризничает, засыпает только со мной рядом.
— У тебя мои вещи остались. Удочки, ролики. Завтра заеду, заберу.
— Хорошо, — ответила я и положила трубку.
Мирон уснул через полчаса. Я вышла из комнаты, села на кухне. Посмотрела на часы. Девять вечера. Завтра работа, потом забрать ребёнка из садика, потом ужин, уборка, снова укладывать. День за днём. День сурка.
Я достала из шкафа его коробку. Удочки в чехле — ни разу не распаковывал. Ролики — купил два года назад, покатался раз, забыл. Кепки, перчатки, какие-то зарядки от телефонов. Барахло.
Села на пол рядом с коробкой. Положила руки на колени. Думала — вот он завтра приедет, заберёт это всё, развернётся и уйдёт. Как ушёл месяц назад после суда. Довольный. С пятью тысячами алиментов вместо нормальных.
И тут меня накрыло. Не злость — холодная ярость. Тихая, расчётливая.
Я взяла телефон. Нашла номер Кристины, подруга посоветовала сразу взять юриста, а я пожалела денег — а она юрист - хороший юрист. Написала:
«Здравствуйте. Хочу проконсультироваться. Муж купил машину в браке, оформил на мать. Можно ли её делить при разводе?»
Ответ пришёл через десять минут:
«Можно. Если докажете, что куплена в браке и он ею пользуется. Приходите завтра, обсудим».
Я выдохнула. Встала. Закрыла коробку. Легла спать.
Впервые за два месяца спала нормально.
Артём приехал на следующий день в шесть вечера. Я только успела забрать Мирона из садика, накормить, посадить играть.
Открыла дверь. Он стоял в куртке, руки в карманах. Кивнул.
— Привет.
— Привет.
Зашёл, посмотрел на коробку в прихожей.
— Это всё?
— Всё.
Он наклонился, взял коробку. Тяжёлая, но справился. Выпрямился, повернулся к двери.
— Подожди, — сказала я.
Он остановился. Не обернулся.
— Что?
— Я взяла юриста.
Он медленно повернулся. Посмотрел на меня.
— Зачем?
— Будем делить машину.
Пауза. Он моргнул. Поставил коробку на пол.
— Какую машину?
— Твою. Ту, что ты купил в браке. А оформил на мать.
— Она на мать оформлена, — он усмехнулся. — Не на меня.
— Твоя. Ты купил, ты ездишь. Половина — мне.
Он молчал. Потом тихо:
— Ты с ума сошла?
— Нет. Просто устала.
— От чего это ты устала?
— От того, что ты принёс справку с двадцатью тысячами. Пять тысяч алиментов на сына. А сам ездишь на машине за девятьсот.
— Это мамина машина!
— Нет. Это твоя. Оформленная на мать специально. Чтобы мне ничего не досталось.
Он сжал кулаки.
— Докажи.
Я улыбнулась. Спокойно.
— Докажу. У меня есть платёжки. Когда ты продавал старую машину, деньги пришли на нашу карту. Помнишь? Восемьсот пятьдесят тысяч. Потом ты их снял — в день покупки новой. Страховка на тебя. Фотки в соцсетях — ты у машины, «моя ласточка». Соседи подтвердят — другой машины у тебя не было.
Он молчал. Дыхание учащённое.
— Ты отказываешься содержать сына, — продолжила я. — Раз так — я заберу половину твоей машины. По закону.
— Что ты сделаешь с половиной машины? — он усмехнулся. — Будешь на одном колесе ездить?
— Продадим и я получу свою долю. Или ты выкупишь. Четыреста пятьдесят тысяч. Или продадим вместе. Мне всё равно.
Он схватил коробку. Резко. Что-то внутри загремело.
— Ты наглая баба.
— Знаю. Спасибо, что научил.
Он вышел. Хлопнул дверью. Я стояла в прихожей, прислушивалась к его шагам по лестнице. Потом тишина.
Мирон выполз из комнаты, подошёл ко мне. Обнял за ногу. Я подняла его, прижала к себе.
— Всё хорошо, солнышко. Всё хорошо.
Юрист Кристина встретила меня на следующий день. Высокая, седые короткие волосы, строгий костюм. Я села напротив, достала документы.
— Рассказывайте.
Я рассказала. Про машину, оформленную на мать. Про справку с двадцатью тысячами. Про пять тысяч алиментов.
Кристина слушала молча. Делала пометки. Потом подняла глаза.
— Машину можно делить.
— Как? Она на его матери.
— Неважно. Если докажем, что куплена в браке, на его деньги, и он ею пользуется — суд признает её совместным имуществом. Формально — на матери. Фактически — его. А раз куплена в браке — совместная.
— У меня есть доказательства?
— Есть. Платёжки, когда продавали старую машину — деньги на вашу карту пришли. Страховка на него. Фотки в соцсетях. Показания соседей. Достаточно.
Я выдохнула.
— Сколько стоит?
— Пятьдесят тысяч за всё. Если выиграем — ещё десять процентов от суммы.
Я подсчитала. Пятьдесят — это мои сбережения. Все, что откладывала.
— Хорошо.
Кристина кивнула.
— Подаём апелляцию. Готовьтесь.
Апелляция назначена через месяц. Я собирала документы. Соседка тётя Люда согласилась дать показания — подтвердить, что Артём ездил на этой машине, паркова около нашего дома.
За день до суда не спала. Мирон спал рядом, посапывал. Я смотрела в потолок. Думала — что, если не получится? Что, если судья откажет?
Утром встала рано. Надела строгую блузку, чёрные брюки. Посмотрела на себя в зеркало. Бледная, синяки под глазами. Но собранная.
Артём пришёл в суд с матерью. Она села рядом с ним. Небольшая, седая, с тонкими губами. Смотрела на меня презрительно.
Судья начала:
— Истица требует раздела автомобиля. Ответчик, ваша позиция?
— Машина на матери, — ответил Артём. — Не моя. Не подлежит разделу.
Судья повернулась к его матери.
— У вас есть водительские права?
— Нет.
— Вы пользуетесь этой машиной?
— Нет. Но она на меня оформлена.
— По какой причине?
Пауза. Мать Артёма посмотрела на сына. Тот молчал.
— Ну... так удобнее было. Налог меньше.
Судья кивнула. Взяла документы.
— В ГИБДД машина числится за вами. Но страховка на него. Деньги от продажи предыдущего автомобиля поступили на общую с супругой карту.
Она посмотрела на Артёма.
— Почему оформили на мать, а не на себя?
Он молчал. Потом тихо:
— Так... проще было.
— Проще в каком смысле?
Молчание.
Кристина встала.
— Ваша честь, у нас есть скриншоты из социальных сетей. Ответчик неоднократно публиковал фотографии с этим автомобилем. Подписи — «моя ласточка», «моя красавица». Соседи подтверждают — только он ездил на этой машине.
Судья взяла скриншоты. Посмотрела. Кивнула.
— Формально машина зарегистрирована на мать ответчика. Но фактически является имуществом ответчика. Приобретена в период брака, оплачена из средств, полученных в браке. Следовательно, является совместно нажитым имуществом. Подлежит разделу. Пятьдесят процентов — истице.
Я выдохнула. Кристина сжала мою руку.
Артём сидел бледный. Мать что-то шептала ему. Он не слушал.
— Стоимость автомобиля согласно оценке — девятьсот тысяч рублей. Половина — четыреста пятьдесят тысяч. Ответчик обязан выплатить истице указанную сумму в течение шести месяцев.
Судья закрыла папку.
— Заседание окончено.
Мы вышли из зала. Артём стоял у окна. Смотрел на парковку.
На улице светило солнце. Я подняла лицо к небу. Закрыла глаза.
Впервые за два года дышать было легко.
Артём выплатил деньги через четыре месяца. Занял у матери, у друзей, у кого-то ещё. Перевёл на карту. Без звонка, без слов.
Четыреста пятьдесят тысяч.
Я посмотрела на сумму на экране. Потом на Мирона. Он сидел на полу, играл машинками.
Этих денег мало на квартиру. Даже на однушку старую и маленькую. Но их хватит, чтобы выдохнуть. Отдать долги. Отложить на курсы. Я хотела переучиться на бухгалтера — там платят в два раза больше, чем на моей работе.
Или устроиться на другую работу. Получше. С нормальным доходом.
Впервые за два года у меня появился выбор. Не выживание. Выбор.
Я взяла Мирона на руки. Прижала к себе.
— Всё будет хорошо, солнышко. Всё будет хорошо.
Месяц спустя я встретила Артёма у садика. Он забирал Мирона — раз в две недели по решению суда.
Подошёл, кивнул.
— Привет.
— Привет.
Мирон побежал к нему. Артём взял его на руки.
— Как дела? — спросил он.
— Нормально.
— Работаешь?
— Да. Записалась на курсы бухгалтеров. Скоро начну.
Он кивнул.
— Хорошо.
Мы стояли молча. Потом он сказал:
— Ты знаешь... Я не думал, что ты сможешь.
— Что именно?
— Отсудить машину. Думал, не докажешь.
Я усмехнулась.
— Я тоже не думала. Но юрист хорошая попалась.
Он посмотрел на меня. Внимательно.
— Ты изменилась.
— Нет. Просто перестала терпеть.
Он молчал. Потом:
— Мне пора. Мирон, пошли?
Мирон помахал мне ручкой. Я помахала в ответ.
Смотрела, как они уходят. Артём нёс сына на руках. Мирон что-то рассказывал, махал руками. Артём слушал, кивал.
Я развернулась. Пошла домой.
Повезло, что смогла отсудить, а то бы что делала одна с такими алиментами?! Вам жалко героиню? НАПИШИТЕ ВАШЕ МНЕНИЕ
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ