«Что на ужин?» — спросил он, даже не поднимая глаза от телефона.
Я стояла с пакетами, которые только что притащила из магазина. Вся в поту, с ноющей спиной. И вдруг, как будто что-то щёлкнуло. Я просто поняла: всё, хватит.
Я не стала кричать, скандалить или устраивать истерику. Просто оставила пакеты на столе и вышла из кухни. Он даже не заметил.
Первый вечер прошёл тихо. Я читала книгу, он зашёл на кухню, чем-то там погремел, проверил холодильник. Минут через сорок зашёл в комнату:
— Ты не готовишь?
— Нет.
Он пожал плечами, заказал пиццу и включил телевизор.
На следующий день — то же самое. На третий — снова.
Я молчала, не объясняла, не устраивала сцен. Просто перестала готовить.
К концу недели он начал нервничать.
— Ты на меня обиделась?
— Нет. Просто больше не буду готовить.
Мы женаты три года. И всё это время я готовила по умолчанию — завтрак, обед, ужин. Он приходил, садился, ел, вставал. Иногда говорил «нормально», иногда — «можно соли добавить». Никогда не говорил «спасибо». Действительно, зачем?
А я ведь тоже работаю: встаю в семь, возвращаюсь к шести. Но почему-то считалось, что ужин — моя обязанность.
Когда я пыталась это обсудить, он только отмахивался:
— Ну ты же женщина, тебе это легче даётся.
С ума сойти! Как будто я родилась с поварёшкой в руках.
Прошла неделя. Однажды прихожу с работы — пахнет жареным. Заглядываю на кухню: он стоит у плиты, режет овощи. Неуклюже, но старается. Я молча понаблюдала из-за двери.
Через полчаса зовёт:
— Иди кушать.
На столе макароны с жареными сосисками и помидорами. Выглядели не очень, но… я ела.
Он смотрел на меня внимательно, будто впервые.
— Вкусно? — спросил.
Я кивнула.
Он выдохнул:
— Я даже не знал, как много это занимает времени. Думал, ты полчаса постояла у плиты — и всё готово.
Вот так, три года человек жил рядом и не представлял, сколько труда в обычной тарелке еды.
В тот вечер мы впервые поговорили по-настоящему — без телевизора, без телефонов. Он признался, что просто не задумывался.
— Мама всегда готовила, я думал, так и надо, — сказал он.
— Твоя мама не работала по восемь часов, — ответила я.
Он замолчал.
Потом тихо добавил:
— Прости. Я был идиотом.
Я чуть не расплакалась. За три года он ни разу не сказал «прости». Ни разу.
Теперь мы готовим по очереди. Не идеально, конечно — иногда он забывает или ленится. Но всё равно это уже другое.
Он стал разговаривать, спрашивать, как дела, слушать, а не просто есть и уходить.
Мама сказала, что я зря затеяла этот «бунт». Подруга посмеялась: «Ты что, стала феминисткой?»
Но мне всё равно. Я просто устала быть удобной.