Я была всего лишь горничной, пока не нашла портрет своего мёртвого отца в кабинете самого могущественного человека в городе.
— Сэр, а почему мой папа изображён на этом портрете? — дрожащим, едва слышным голосом, в котором смешались страх и отчаянная надежда, спросила юная Эмили Картер.
Её тонкий палец, обычно привыкший лишь бережно смахивать пыль с дорогих безделушек, был теперь направлен на массивную картину в позолоченной раме, гордо висевшую за массивным дубовым письменным столом. Казалось, сама воздушная пыльца в солнечном луче замерла, застигнутая врасплох этим дерзким вопросом.
Мистер Уильям Андерсон, могущественный магнат, чьё слово могло сокрушать биржи, а решение — рушить судьбы, замер как вкопанный. Перьевая ручка, секунду назад уверенно выводившая его размашистый автограф, выскользнула из неподвижных пальцев и упала на дорогой белоснежный бланк, оставив на нём уродливое, расползающееся фиолетовое пятно, похожее на синяк на идеальной репутации.
Впервые за долгие-долгие годы его железное самообладание дало трещину. Эмили, скромная и незаметная, всегда державшаяся в тени арок и гобеленов, чьё присутствие ощущалось лишь по кристальной чистоте и бесшумно поданному к завтраку серебряному подносу, вдруг осмелилась нарушить негласный закон — не касаться личного мира хозяина. Она заметила этот портрет в свой первый рабочий день, три года назад. Он висел напротив окна, и свет падал на него так, что будто наделял его особой, таинственной жизнью. Два мужчины, запечатленные художником, смотрели на неё с холста: молодой Уильям Андерсон, полный той самой уверенной энергии, что вела его к вершинам, и… он. Мужчина в простой рабочей форме механика, с открытой, солнечной улыбкой и знакомым, до боли родным прищуром добрых глаз. Это был её отец, Роберт Картер. Тот самый отец, который бесследно исчез больше двенадцати лет назад, утром, как обычно поцеловав её в макушку и пообещав вернуться с новым пазлом для своей маленькой принцессы.
Он так и не вернулся. Мать, её прекрасная и сильная мама, за одну ночь превратившаяся в седую, иссохшую от слёз тень, твердила, что он погиб. Сначала — надеялась, потом — искала, а под конец — смирилась. Были и свидетели жуткой аварии на окраине города, и закрытый гроб, который опустили в сырую землю под монотонный плач дождя. А теперь он был здесь, улыбаясь ей с роскошного полотна в сердце кабинета одного из самых влиятельных людей страны, будто насмехаясь над всей её прежней жизнью.
Мистер Андерсон медленно, будто против своей воли, поднялся из-за стола. Его ладони вцепились в полированную столешницу, белые от напряжения костяшки пальцев выдавали внутреннюю бурю.
— Что… Где ты сказала, что видела его? — тихо, с хрипотой выдавил он, хотя его взгляд, полный смятения, ясно говорил, что он прекрасно понял её с первого раза.
Эмили не опустила взгляд, впервые в жизни чувствуя, как в ней закипает не детская решимость.
— Вот на этом портрете, сэр, — её голос окреп, и рука уже не дрожала. — Этот человек, справа от вас. Это мой отец, Роберт Картер. Я узнаю его из тысячи, из миллиона. Я не ошибаюсь.
В комнате повисло густое, тягучее молчание, нарушаемое лишь размеренным, гулким тиканьем старинных напольных часов, отбивающих секунды, канувшие в прошлое. Магнат глубоко, с усилием вдохнул и отвернулся к огромному панорамному окну, за которым клубились свинцовые тучи, словно отражая бурю в его душе.
— Не может быть… Ты, должно быть, ошибаешься, девочка, — пробормотал он, но его собственный голос предательски дрогнул, выдав слабость.
Эмили сделала шаг вперёд, подошла почти вплотную к столу. Полумрак кабинета скрывал дрожь в её коленях, но не мог погасить огонь в глазах.
— Нет, сэр, я не ошибаюсь. Посмотрите сами! У него был такой же маленький шрам над левой бровью, оставшийся после падения с велосипеда, и эта ямочка на щеке, когда он улыбался. Я тысячу раз видела это в детстве, я засыпала, глядя на эту улыбку. Это он.
Уильям Андерсон провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть с него пелену лет и нахлынувших воспоминаний. Возможно, он мысленно репетировал этот разговор годы, но теперь, когда он наступил, все заученные фразы рассыпались в прах.
— Твой отец… Роберт… был одним из самых необыкновенных людей, которых я знал, — наконец, с трудом выдавил он, глядя в стекло, по которому застучали первые капли дождя. — Когда я впервые увидел твоё личное дело и прочёл фамилию, сердце моё сжалось. Я подумал — знак. Потом я убедил себя, что это простое совпадение, игра случая. Но сейчас, глядя на тебя, я вижу его глаза. Да, это они. Оказалось, всё это время его дочь была здесь, прямо передо мной.
Эмили почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Комната поплыла перед глазами.
— Как… где и когда вы знали моего отца? И почему… почему он здесь? — прошептала она, и её голос сорвался на шепот.
Но мужчина не ответил. Он стоял, повернувшись к ней спиной, его могучие плечи были ссутулены под невидимой тяжестью, а взгляд был прикован к портрету, словно к незаживающей ране, которую он бередил год за годом.
Он простоял так несколько вечных минут, его молчание было громче любого крика. За окном разыгралась настоящая буря, ветер яростно хлестал ветви вековых дубов, и небо плакало потоками воды, смывая границы между прошлым и настоящим.
— Твой отец, Роберт Картер, — его голос прозвучал хрипло и глухо, будто доносясь из-под толщи лет, — был для меня не сотрудником, не подчинённым. Он стал моим братом, самым верным другом, потому что в тот день он совершил невозможное — подарил мне вторую жизнь, когда моя первая должна была оборваться в огне и металле.
Эмили не могла оторвать от него взгляда. Его слова, тяжёлые и насыщенные болью, падали в тишину кабинета, как камни. За ними угадывалась бездна отчаяния и вины.
— Простите, сэр, но я не понимаю, — голос её снова дрогнул, и предательские слёзы выступили на глазах. — Мама… мама всегда говорила, что он погиб в аварии. Она искала его, ждала, не спала ночами, а потом… просто сломалась. Она перестала надеяться.
Уильям Андерсон медленно, будто старея на глазах, повернулся к ней. Его лицо было бледным и измождённым.
— Умерла не надежда, Эмили. Умерла правда, которую мы все похоронили тогда.
Он тяжело опустился в кресло, отодвинул массивный ящик стола и извлёк оттуда небольшую, пожелтевшую от времени фотографию. Его пальцы дрожали, когда он протягивал её девушке.
— Это было в Детройте, на моей первой фабрике. Декабрь 1999 года. Произошёл чудовищный взрыв. Всё рушилось, горело, металл плавился, а он, твой отец, пробился сквозь адский огонь и дым, нашёл меня под завалом и вытащил на себе. Он рисковал всем, каждой клеткой своего тела, чтобы спасти того, кто даже не знал его по имени.
Эмили взяла карточку. На ней был запечатлен её отец, его лицо было чёрным от копоти и сажи, униформа порвана, но глаза горели твёрдым, решительным огнём. На его плече, почти без сознания, висел молодой Уильям Андерсон. Его черты были моложе, но эти пронзительные глаза и властный подбородок были теми же.
— Почему? — выдохнула она, и голос её был полон боли и недоумения. — Почему вы ничего не сказали нам? Мы все эти годы думали, что он погиб как трус, в какой-то бессмысленной аварии!
Мужчина опустил взгляд, его пальцы сжались в бессильные кулаки.
— Потому что после того, как пламя утихло и дым рассеялся, Роберт… исчез. Мы думали, что он погиб, пытаясь спасти кого-то ещё. Я дал клятву найти его, живого или мёртвого, но затем… спустя несколько недель, я получил письмо.
Он снова полез в ящик и извлёк конверт, пожелтевший и хрупкий, будто листок гербария. Его края были истрёпаны временем.
— В этом письме он умолял меня прекратить поиски. Он писал, что должен исчезнуть, чтобы защитить свою семью. Чтобы защитить тебя и твою мать.
Эмили отшатнулась, будто от удара.
— Защитить нас? От чего? От кого?
Андерсон замялся, в его глазах мелькнула тень старого, невысказанного страха.
— От людей, которые хотели уничтожить меня и всё, что я построил. После взрыва Роберт случайно узнал нечто, чего знать ему не следовало. Он стал свидетелем. И сам превратился в мишень. Единственный способ обезопасить вас, его семью, был один — инсценировать его смерть и бесследно исчезнуть.
Молодая девушка прикрыла рот ладонью, пытаясь заглушить рыдание, которое рвалось наружу. Вся комната закружилась в вихре обрушившихся на неё откровений.
— Вы хотите сказать, что мой отец… всё это время… мог быть жив?
Андерсон посмотрел на неё пристально, и в его взгляде читалась непоколебимая решимость.
— Я не знаю. Никто не знает. Но если в этом мире ещё теплится его жизнь, то сейчас, в этот самый миг, пришло время покончить с этой ложью. И я клянусь, я не остановлюсь, пока не узнаю правду.
У Эмили перехватило дыхание. Вся её жизнь — годы, проведённые в тени невысказанной потери, ночи, наполненные вопросами без ответов, боль взросления без сильного отцовского плеча — внезапно обрела новый, страшный и одновременно ослепительный смысл.
— Почему… почему вы рассказываете мне всё это сейчас, сэр? — наконец, выдавила она, чувствуя, как слёзы текут по её щекам.
Уильям Андерсон глубоко вздохнул, и его взгляд стал твёрым и ясным.
— Потому что у тебя есть право знать правду. Потому что твой отец был героем, а не беглецом. И потому что я верю, что ты оказалась здесь, в моём доме, не по прихоти случая, Эмили. Судьба никогда не ошибается. Она лишь ждёт подходящего момента.
Его слова повисли в воздухе, наполненные такой грозной значимостью, что по коже побежали мурашки. Эмили не знала, что чувствовать — плакать от горя, кричать от гнева или пасть на колени в благодарности. Но внутри неё, в самом сердце, много лет тайно страдавшем от пустоты, блеснул первый, робкий, но такой яростный лучик надежды.
В последующие дни Эмили не могла думать ни о чём другом. Её мир, некогда чёткий и предсказуемый, раскололся на «до» и «после». Всякий раз, проходя по бесконечным коридорам особняка мистера Андерсона, её взгляд невольно прилипал к тяжёлой дубовой двери его кабинета. Образ отца, его застывшая на холсте улыбка, преследовали её, разжигая в душе жгучую, всепоглощающую потребность докопаться до истины. Слишком много лет она прожила в неведении, и теперь, когда завеса была приоткрыта, она не могла, не хотела мириться с молчанием.
Одним тихим, безлунным вечером, когда последняя служанка удалилась в свою комнату, а в особняке воцарилась гробовая тишина, Эмили вновь оказалась у двери кабинета. Сердце её бешено колотилось, но решимость была сильнее страха. Она толкнула массивную дверь. Свет был выключен, и лишь бледный отсвет уличных фонарей, пробивавшийся сквозь витражное окно, падал на портрет, заставляя позолоченную раму мерцать таинственным, призрачным светом.
Она медленно приблизилась, затаив дыхание. Холст пахнет стариной, лаком и пылью. Она вглядывалась в каждую черту, каждый мазок кисти, словно картина могла вдруг заговорить и поведать ей все свои секреты.
И тогда она заметила то, чего раньше не видела. В правом нижнем углу, почти сливаясь с тёмным фоном, была крошечная, искусно вписанная в фактуру холста надпись: «Р.К. 2000».
— Папа… — вырвался у неё сдавленный шёпот, и её пальцы сами потянулись к холсту, коснувшись шершавой поверхности как единственной нити, связывающей их миры.
Внезапно за её спиной раздался тихий голос, заставивший её вздрогнуть и отпрянуть.
— Не спится, Эмили?
В дверях, окутанный вечерними тенями, стоял мистер Андерсон. На нём был тот же строгий костюм, что и днём, а на лице лежала печать усталости, но в глазах светилась незнакомая ей до этого мягкость.
— Простите, сэр, я не хотела… я просто… не могу перестать думать о нём, — смущённо прошептала она.
Мужчина молча вошёл и приблизился к ней. Его шаги были бесшумны на толстом персидском ковре.
— Я понимаю. Я и сам не знаю покоя с момента нашего разговора. Меня гложет мысль, что я мог сделать для Роберта и для тебя больше. Гораздо больше.
Эмили повернулась к нему, и в её глазах вспыхнула искра понимания.
— Но вы что-то делали, сэр. Теперь мне становится ясно, откуда взялись те анонимные переводы, которые приходили все эти годы. Кто оплатил ту дорогостоящую операцию маме, когда ни один банк не хотел давать нам кредит. Кто присылал роскошные подарки на каждое моё день рождения, будто призрак из прошлого.
Мистер Андерсон лишь горько усмехнулся.
— Это сущие мелочи, дитя мое. Пылинка в сравнении с той горой благодарности, что я должен был на вас вывалить. Но я не мог приблизиться, не мог открыто участвовать в вашей жизни, не рискуя привлечь к вам ненужное, смертельно опасное внимание. Мне было строго-настрого запрещено это делать.
— Вы сказали, что кто-то хотел вам навредить, — настаивала Эмили, подходя ближе. — Кто они? И почему мой отец должен был защищать нас именно от них?
Андерсон замялся. Он смотрел на портрет, и казалось, внутри него рушится последняя плотина, сдерживающая поток давно забытых ужасов.
— В те годы моя компания вела закрытый, стратегический проект для правительства, — начал он, и его голос стал низким и доверительным. — Секретные технологии, контракты на миллиарды и… люди, готовые пойти на любое преступление, чтобы завладеть этими данными. Роберт, будучи моим личным механиком и доверенным лицом, случайно подслушал разговор. Он узнал, что один из моих самых близких партнёров, человек, которому я доверял как брату, продавал промышленные секреты за границу. Когда Роберт пришёл ко мне с этим, этот человек пустил в ход все свои связи, чтобы его устранить. Но твой отец был не только смел, но и умен. Он инсценировал свою гибель в той аварии, заставил всех поверить, что он мёртв, чтобы отвести от вас, своей семьи, подозрения и месть.
Эмили слушала, заворожённая, её сердце стучало где-то в горле, а по телу бегали леденящие мурашки.
— Значит… он пожертвовал всем? Своим именем, своей жизнью, нами… ради нашей же безопасности?
— Да, — тихо, с нескрываемой болью ответил Андерсон. — И я никогда этого не забуду. Никогда. Каждый год в день той трагедии я приглашаю лучшего реставратора, чтобы он сохранил этот портрет в идеальном состоянии. Это моя дань уважения. Моя клятва памяти. Он был и остаётся единственным настоящим героем в моей жизни.
Эмили опустила голову, чувствуя, как горячие, горькие слёзы катятся по её щекам и падают на тёмное сукно её платья.
— Если он… если он действительно жив, он должен знать, что мы его никогда не забывали. Что мама до самого своего конца шептала его имя в бреду. Что я… что я всё ждала.
Андерсон тяжело вздохнул и положил свою большую, тёплую ладонь ей на плечо. Это был жест, полный неожиданной отеческой нежности.
— В тебе есть его смелость, Эмили. Его упрямство и его доброе сердце. И я думаю, что вместе… вместе мы сможем его найти.
В тот самый момент, под сенью таинственного портрета и тяжёлых бархатных занавесей, юная горничная поняла — её прежняя жизнь безвозвратно канула в Лету. Она была не просто наёмной работницей в доме могущественного человека. Она была дочерью героя, изменившего судьбу этого человека, и теперь она была готова переписать свою собственную, какой бы тернистой ни была дорога к правде.
На следующее утро они снова встретились в кабинете. Воздух был густым и насыщенным, пахло старыми книгами, кожей и тревогой. На столе мистер Андерсон разложил целый архив: папки с потрёпанными уголками, стопки пожелтевших фотографий и несколько конвертов, чья бумага стала хрупкой от времени.
— Это всё, что у меня осталось от него, — сказал Уильям, и его голос звучал торжественно и строго. — Его трудовой договор, отчёты, копия того самого заявления, которое он написал на моего бывшего партнёра, и… письмо, которое я так и не нашёл в себе сил вскрыть все эти годы.
Эмили с благоговением взяла в руки тот самый заветный конверт. Он был запечатан, а чернила на адресе почти выцвели, но слова, выведенные знакомым почерком, жгли ей пальцы: «Уильяму Андерсону. Если ты вдруг забудешь». Она посмотрела на мужчину с немым вопросом в глазах, и тот, после недолгой паузы, медленно кивнул.
— Время пришло. Открой его, Эмили. Возможно, именно в нём скрывается ключ к разгадке.
Дрожащими, почти не слушавшимися пальцами девушка аккуратно вскрыла конверт и извлекла сложенный вчетверо листок. Бумага шелестела, словно жалуясь на то, что её потревожили. Она развернула его и стала читать, и с каждым словом её сердце замирало всё сильнее.
«Уильям, если ты читаешь это письмо, значит, время сделало своё дело, и пыль окончательно осела на нашу историю. Я прошу тебя лишь об одном: защити мою семью. Не открывай им правду, пока не убедишься, что пришло время, и опасность миновала. Человек, который охотится за мной, не остановится ни перед чем. Но если однажды моя девочка, моя Эмили, сама появится на пороге твоего дома, помни о ней. Присмотри за ней. Она — моё самое большое сокровище и моё самое тяжёлое завещание».
Руки Эмили задрожали так сильно, что листок выпал у неё из пальцев и плавно опустился на ковёр.
— Он… он знал? Он предвидел, что я приду к вам? Как такое возможно?
Андерсон смотрел на неё с безграничным уважением и лёгкой печалью.
— Твой отец всегда понимал нити судьбы лучше кого бы то ни было. Он однажды сказал мне, что нужные люди встречаются в нужное время. Даже если на эту встречу у судьбы уходят долгие годы.
Девушка опустилась в ближайшее кресло, пытаясь переварить всю глубину открывшейся ей тайны. Её разум отказывался верить в такое мистическое предвидение.
— Но кто был тот человек, который охотился за ним? Тот самый партнёр?
— Да, тот самый партнёр, — медленно, с ненавистью произнёс Андерсон, листая одну из папок. — Его звали Джонатан Лейн. После того как заявление Роберта всплыло, он на время залёг на дно, а затем возродил свой бизнес уже за океаном, в Европе. Я несколько раз пытался инициировать его арест, передавал данные в федеральные службы, но у меня никогда не было достаточно неоспоримых доказательств. Если твой отец действительно жив, то я почти уверен, что Джонатан всё ещё ищет его. Ищет, чтобы заставить молчать навсегда.
Эмили содрогнулась, по её спине пробежал ледяной холодок.
— Вы хотите сказать, что он может быть в опасности даже сейчас, спустя столько лет?
Мужчина мрачно кивнул, его лицо стало резким и каменным.
— Именно поэтому мы должны действовать с предельной осторожностью. Я до сих пор поддерживаю контакты с людьми из службы безопасности. Я могу нанять частных детективов, которые будут вести расследование тихо, не привлекая лишнего внимания.
Пока он говорил, взгляд Эмили упал на старые карманные часы, лежавшие на столе рядом с папками. Они были из чистого серебра, с изящной гравировкой на крышке. Она взяла их в руки, чувствуя приятную тяжесть, и щёлкнула замком. Крышка открылась, и внутри, на белоснежном эмалевом циферблате, она увидела крошечную, искусно выполненную гравировку: «Для Р.К. От У.А. За жизнь, что ты мне вернул».
Слёзы снова навернулись на её глаза, но на этот раз они были сладкими и горькими одновременно.
— Это… это были папины часы?
— Я подарил их ему в день открытия нашего нового завода, через год после того инцидента, — тихо подтвердил Андерсон. — Он всегда носил их с собой. Говорил, что они приносят ему удачу.
Эмили бережно, с нежностью закрыла крышку и прижала часы к груди.
— Я хочу помочь вам, сэр. Я не могу просто сидеть сложа руки и ждать, пока другие будут искать моего отца. Я должна быть частью этого. Я должна узнать, что случилось на самом деле.
Андерсон смотрел на неё долго и пристально, словно взвешивая её решимость на невидимых весах. Наконец, он кивнул, и в его глазах вспыхнула та самая стальная воля, что когда-то строила его империю.
— Тогда мы отправимся вместе. Детройт — это точка отсчёта. Там всё началось. И там, возможно, мы найдём первую ниточку, которая приведёт нас к нему.
Так, самым странным и невероятным образом, горничная и магнат, две судьбы, разделенные пропастью социального положения, объединились в одной общей миссии — найти человека, который навсегда связал их жизни невидимой, но прочнейшей нитью жертвенной любви и вечной благодарности.
Спустя два дня, наполненных сборами и тихими приготовлениями, Эмили и мистер Андерсон прибыли в Детройт. Город встретил их хмурым, низким небом, с которого моросил холодный, пронизывающий дождь. Воздух был густым и тяжёлым, пахнущим остывшим металлом, угольной пылью и давно ушедшей эпохой. Старые, заброшенные фабрики, похожие на скелеты доисторических исполинов, вырисовывались на горизонте, их разбитые окна смотрели на мир пустыми глазницами.
— Здесь… здесь работал мой отец? — тихо спросила Эмили, глядя на ржавеющие, покрытые граффити корпуса цехов.
— Да, — так же тихо ответил Андерсон, и в его голосе звучала ностальгическая грусть. — Это была моя первая серьёзная инвестиция. Моё первое детище. И именно здесь, в этом цеху, — он указал на самое большое, полуразрушенное здание, — произошёл тот самый взрыв.
Эмили инстинктивно куталась в своё простое пальто, но холод шёл не снаружи, а изнутри. Каждый её шаг по этой земле, пропитанной пеплом прошлого, вызывал дрожь. Они вошли внутрь через пролом в стене. Под ногами хрустели осколки кирпича и стекла, а с высоких, прогнивших балок свисали клочья какой-то рваной изоляции. Андерсон включил мощный фонарь, и луч света, словно сабля, рассекал густую тьму.
— Видишь те перекрёстные балки в глубине, у дальней стены? — его голос гулко отдавался в пустоте цеха. — Твой отец нашёл меня именно там, придавленного упавшей фермой. Всё вокруг горело, дышать было нечем, а он, рискуя каждую секунду быть раздавленным или сгореть заживо, вытащил меня оттуда. Я до сих пор не знаю, как ему хватило на это сил. Без него я бы точно погиб.
Эмили молча смотрела в указанном направлении, и ей казалось, что она вот-вот услышит отголоски тех давних криков, почувствует запах гари и увидит в клубах дыма силуэт отца. И тут луч фонаря выхватил из мрака что-то маленькое и блестящее, лежавшее среди обломков у её ног. Повинуясь внезапному внутреннему порыву, она наклонилась и подняла это. Это была металлическая бирка, вся в ржавчине, но гравировка на ней читалась отчётливо: «Роберт Картер. Супервайзер механиков. Цех №3».
— Это его… его рабочий жетон, — прошептала она, сжимая в ладони холодный металл, который вдруг показался ей тёплым.
Андерсон наклонился рядом, и его лицо в свете фонаря было напряжённым и озарённым.
— Это знак, Эмили. Мы на правильном пути. Он ведёт нас.
Выйдя с фабрики, они зашли в старую, обшарпанную закусочную неподалёку, где пахло жареным беконом и крепким кофе. Там их уже ждал седой, как лунь, мужчина с лицом, изборождённым глубокими морщинами, в которых застыли годы тяжёлой работы.
— Это Джек Рейнольдс, — представил его Андерсон. — В те времена он был главой службы безопасности всего нашего комплекса.
Джек с нескрываемым любопытством посмотрел на Эмили, а затем слабо, но тепло улыбнулся.
— Чёрт возьми, ты вылитый Роберт. Такие же глаза, такой же упрямый взгляд. Он часто говорил о тебе, знаешь ли. Всегда носил в бумажнике твою фотографию, где ты, маленькая, с двумя косичками.
Эмили широко раскрыла глаза, сердце её ёкнуло от этой простой, такой живой детали.
— Вы… вы видели его после инцидента? После того, как все решили, что он погиб?
Мужчина медленно, тяжёло кивнул, его взгляд стал отрешенным, будто он вглядывался вглубь десятилетий.
— Да, видел. Один раз, несколько недель спустя. Он пришёл ко мне ночью. Был жив, но сильно ранен, еле держался на ногах. Сказал, что должен исчезнуть, что его семья ничего не должна знать, иначе их ждёт смерть. Потом он ушёл с женщиной, которая помогала ему скрываться. Кажется, её звали Хелен.
Эмили онемела. Имя прозвучало, как гонг в тишине.
— Хелен? Но… это же имя моей матери! Не может быть… Как она могла быть замешана во всём этом? Она всегда говорила, что не знает ничего!
Джек покачал головой, его седые брови нахмурились.
— Нет, не думаю, что это была твоя мать. Та Хелен была медсестрой. Она выхаживала его после побега, а потом они исчезли вместе. Кажется, они направлялись куда-то на север, в сторону Великих Озёр.
Андерсон быстро достал блокнот и записал имя.
— У вас есть какие-то идеи, доктор? Где мы могли бы её найти сейчас?
— Возможно, — ответил Джек, потирая виски. — У неё был брат, который работал врачом в частной клинике в Траверс-Сити. Если она ещё жива, он наверняка будет знать, где её искать.
Эмили горячо поблагодарила его, но, выходя из закусочной на промозглую улицу, её внимание привлекло нечто странное. Чёрный, словно вороново крыло, автомобиль с затемнёнными стёклами стоял напротив, через дорогу. Ничего явно угрожающего он не делал, но каким-то шестым, обострившимся чувством Эмили поняла — мужчина за рулём пристально наблюдает за ними.
— Сэр… — тихо, сквозь зубы, прошептала она, незаметно кивнув в сторону машины. — Кажется, за нами следят.
Андерсон, не меняясь в лице, скользнул взглядом по указанному направлению, затем мягко, но властно взял её за локоть.
— Не оборачивайся. Не смотри на них. Садись в машину. Быстро.
Они поспешили к своему арендованному внедорожнику, и Эмили почувствовала, как её сердце начинает колотиться с бешеной скоростью. Она всё же рискнула бросить последний взгляд через плечо и увидела, как фары чёрного автомобиля зажглись, и он плавно тронулся с места, начиная преследование на почтительной дистанции.
— Кто они, сэр? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Возможно, те самые люди, которые не хотят, чтобы мы нашли твоего отца, — сквозь стиснутые зубы ответил Андерсон, его пальцы с такой силой вцепились в руль, что костяшки побелели. — Но сейчас нам уже поздно останавливаться. Мы зашли слишком далеко.
После нескольких часов пути под проливным, яростным дождём, который, казалось, хотел смыть их самих и все их следы с лица земли, Эмили и мистер Андерсон добрались до Траверс-Сити. Маленький городок на берегу озера Мичиган встретил них неестественной, почти зловещей тишиной. Атмосфера была спокойной, застывшей во времени, но оба чувствовали, как нарастает напряжение, сжимая виски стальным обручем. Каждый их шаг приближал их к разгадке и, возможно, к финальной опасности.
Они остановились у невзрачного здания частной клиники с потёртой вывеской: «Медицинский центр Норт-Лейк». Андерсон припарковался на почти пустой парковке и обменялся с Эмили долгим, многозначительным взглядом.
— По словам Джека, брат Хелен работает здесь. Его зовут доктор Сэмюэл Грин. Нам нужно быть максимально осторожными и не привлекать к себе лишнего внимания.
Внутри пахло резким запахом антисептика и старостью. За стойкой регистрации сидела доброжелательная женщина в очках. Андерсон показал ей свою визитку, и его тон не оставлял пространства для возражений.
— Мне необходимо немедленно поговорить с доктором Грином. Это дело крайней важности, и оно не терпит отлагательств.
Спустя несколько минут, которые показались Эмили вечностью, их пригласили в небольшой, строгий кабинет. Высокий, подтянутый мужчина с седыми волосами и умными глазами за стёклами очков внимательно их изучал.
— Чем могу вам помочь, мистер Андерсон? — спросил он спокойным, профессиональным голосом.
Инициативу на себя взяла Эмили, сделав шаг вперёд.
— Доктор Грин, мы ищем женщину по имени Хелен Грин. Она была медсестрой. Примерно пятнадцать лет назад она ухаживала за мужчиной по имени Роберт Картер.
Сэмюэл Грин замер. Его спокойное выражение лица дрогнуло, а во взгляде мелькнуло что-то острое, настороженное.
— Я не слышал это имя много-много лет, — пробормотал он, снимая очки и нервно потирая переносицу. — Да, Хелен — моя младшая сестра. И да, она знала мужчину по имени Роберт. Но если вы пришли сюда, чтобы найти его, вы должны понимать, что это будет невероятно сложно и, возможно, опасно.
Эмили почувствовала, как у неё перехватывает дыхание. Она наклонилась к столу, впиваясь в него взглядом.
— Он… он жив?
Сэмюэл тяжело вздохнул, его плечи ссутулились под грузом воспоминаний.
— Когда Хелен умерла три года назад от пневмонии, я разбирал её вещи и нашёл тайник с письмами. От этого человека, Роберта. В последнем из них, датированном пять лет назад, он писал, что живёт под другим именем в маленьком, ничем не примечательном городке в Висконсине. Он писал, что не может вернуться, что не имеет права, но надеется, что однажды, если звёзды сойдутся правильно, он сможет снова обнять свою дочь, которую был вынужден оставить.
По щекам Эмили беззвучно потекли слёзы. Это была не просто надежда, это было почти что подтверждение.
— Так это… это действительно он? Вы в этом уверены?
Врач медленно кивнул, его взгляд стал откровенным и печальным.
— Если он всё ещё там, то он не хочет, чтобы его нашли. Он живёт в тени, боясь собственного прошлого. Но я дам вам адрес. Только, умоляю вас, будьте предельно осторожны. Его уже искали, и далеко не все из тех, кто стучался в его дверь, несли в себе благие намерения.
Андерсон с благодарностью взял из его рук небольшой листок с заветными строчками.
— Спасибо вам, доктор. Обещаю, мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы защитить его, если он нам понадобится.
Выйдя из клиники, они увидели, что дождь прекратился и тучи начали рассеиваться. Но облегчение было недолгим. Тот самый чёрный автомобиль снова был здесь, припаркованный в сотне метров от них, через дорогу. Эмили увидела его, и её сердце упало, превратившись в ледышку.
— Они снова здесь. Они следуют за нами по пятам.
Андерсон быстро взглянул в зеркало заднего вида, его лицо стало маской холодной ярости.
— Они ждут, чтобы увидеть, куда мы направимся дальво. Но они ещё не знают нашей конечной цели.
Они сели в машину и выехали на загородное шоссе, ведущее в Висконсин. Спустя час езды, чувствуя смертельную усталость, они решили остановиться в уединённом, невзрачном мотеле на ночь. Эмили не могла сомкнуть глаз. Она сидела на кровати, перечитывая письмо отца, сжимая его в руках, как самый дорогой талисман, впитывая каждое слово, каждую закорючку.
— Если он действительно жив, — прошептала она в тишину номера, — он должен знать, что я ни в чём его не виню. Ни в чём.
Андерсон, сидя в кресле у окна с отодвинутой шторой, пристально смотрел в ночную тьму, его профиль был резок и неподвижен.
— Мы не только найдём его, Эмили. Мы вернём его домой. Я даю тебе своё слово.
И в этот самый момент, когда последний слог замер в воздухе, ночь за окном взорвалась. Короткий, приглушённый звук, похожий на хруст гравия. Тень, быстрая и бесшумная, мелькнула за стеклом. Андерсон резко вскочил на ноги, его тело напряглось, как у хищника, почуявшего опасность.
— Тише. Здесь кто-то есть, — его шёпот был едва слышен, но в нём читалась стальная команда.
Эмили затаила дыхание, вжавшись в изголовье кровати. Охота, похоже, не закончилась. Она только-только переходила в свою самую опасную, решающую фазу.
Мистер Андерсон одним плавным движением выключил свет в номере, погрузив его в почти полную темноту, и бесшумно подошёл к окну. Тень снова качнулась, и на этот раз они оба увидели её отчётливо — чёрный силуэт человека, скользнувший за угол их бунгало.
— Оставайся здесь, — приказал он Эмили, но та, повинуясь внезапному порыву, уже была на ногах. Сидеть и ждать она больше не могла.
Они выскользнули из номера через чёрный ход и оказались в холодной, промозглой ночи. Дождь снова начал накрапывать, приглушая их шаги. Едва они вышли на парковку, как из-за соседнего внедорожника появилась высокая, крепко сбитая фигура в длинном тёмном пальто. Его лицо было грубым, испещрённым шрамами, а глаза смотрели холодно и оценивающе. Андерсон мгновенно заслонил собой Эмили.
— Кто вы? Что вам нужно? — его голос прозвучал низко и угрожающе.
Незнакомец не ответил сразу. Он медленно, демонстративно, чтобы не спровоцировать резких движений, достал из внутреннего кармана потёртый кожаный жетон.
— Майкл Харрис. Бывший федеральный агент. И я настоятельно рекомендую вам прекратить это самодельное расследование. Вы копаетесь в истории, которая уже разрушила слишком много судеб. Оставьте её в покое.
Эмили, выглянув из-за спины Андерсона, смотрела на него с mixture страха и внезапной, кипящей ярости.
— Вы знали моего отца? Роберта Картера? — выпалила она.
Харрис тяжело вздохнул, и его суровое лицо на мгновение смягчилось.
— Да, знал. Роберт был ключевым свидетелем по одному очень грязному делу. После того как он дал показания против Джонатана Лейна, правительство помогло ему исчезнуть по программе защиты свидетелей. Но кто-то внутри системы предал его, слил информацию. Ему пришлось бежать снова, менять личность уже без нашей помощи. С тех пор я его не видел. Последняя информация, которая у меня была, что он живёт на маленькой ферме возле Бейфилда, в Висконсине.
Андерсон сжал челюсти так, что мускулы на его скулах запрыгали.
— Тогда мы едем туда. Я не остановлюсь сейчас, когда мы так близко.
Агент, или бывший агент, смерил их долгим, испытующим взглядом, а затем кивнул, словно приняв какое-то внутреннее решение.
— Хорошо. Что ж. Но будьте начеку. Джонатан Лейн не сдался. Он тоже может выйти на его след. Правда, по моим данным, федералы уже близки к его аресту. Всё идёт к развязке.
На следующий день, после нескольких часов пути по заснеженным дорогам, они добрались до Бейфилда. Крошечный городок, затерянный среди холмов, покрытых белоснежным покрывалом, казался иллюстрацией к рождественской открытке. Замёрзшее озеро Верхнее сверкало на зимнем солнце алмазной крошкой. Адрес, полученный от доктора Грина, привёл их к уединённому дому, скрытому в чаще сосен. Когда Эмили вышла из машины, у неё дрожали не только руки — дрожала каждая клеточка её тела. Каждый шаг по хрустящему снегу к крыльцу казался ей вечностью.
Она постучала. Сначала тихо, потом громче. Внутри царила тишина. Затем послышались нерешительные, медленные шаги. Скрипнул засов, и дверь, сопротивляясь, отворилась. В проёме стоял мужчина. Его волосы были седыми, лицо покрывала аккуратная седая бородка, а глаза, добрые и бездонно усталые, смотрели на неё с немым вопросом. Но когда его взгляд встретился с её взглядом, что-то в них дрогнуло, задрожало и рухнуло. Время остановилось.
— Папа… — это был не крик, не шёпот, а нечто среднее, вырвавшееся из самой глубины её души.
Мужчина замер, вцепившись в косяк двери, чтобы не упасть. Его губы дрогнули, и на них появилась та самая, до боли знакомая, солнечная улыбка, которую она так долго хранила в памяти.
— Эмили? Моя маленькая Эмили? Это… это действительно ты?
Он сделал шаг вперёд, и она бросилась ему в объятия. Он обнял её так крепко, так отчаянно, словно хотел одним этим жестом вернуть все потерянные годы, все пропущенные объятия, все несказанные слова. Она плакала, прижимаясь к его грубой рабочей куртке, вдыхая его запах — запах дерева, снега и чего-то безмерно родного.
Мистер Андерсон стоял в нескольких шагах, наблюдая за этой сценой, и его глаза, всегда такие сухие и строгие, были полны слёз.
— Здравствуй, Роберт, — наконец сказал он, и его голос сорвался на хрип.
Роберт медленно, неохотно отпустил дочь и посмотрел на своего старого друга, спасителя и спасителя.
— Уильям. Прошла целая вечность. Я не думал… я не смел надеяться, что мы снова увидимся.
— Я тоже, старый друг. Но я должен был сдержать своё обещание. Я должен был присмотреть за ней.
В этот самый момент, нарушив идиллию, к дому, разбрасывая снежную пыль, подъехал тот самый чёрный автомобиль. Андерсон инстинктивно сделал шаг вперёд, снова готовый стать щитом, но человек, который вышел из машины, был не Джонатан Лейн. Это был Майкл Харрис. Он помахал им рукой, и на его обычно суровом лице играла широкая улыбка.
— Всё кончено! — крикнул он, подходя. — Лейна арестовали сегодня на рассвете в его лондонском особняке! Дело закрыто! Вы свободны! Вы теперь в полной безопасности!
Эмили закрыла глаза, чувствуя, как с её плеч сваливается гиря, которую она тащила всю свою сознательную жизнь. Она повернулась к отцу, чтобы снова обнять его, чтобы прошептать, что теперь всё будет хорошо, но увидела, как его лицо исказилось гримасой внезапной, острой боли.
— Папа? — испуганно прошептала она.
Роберт Картер схватился за грудь, его дыхание стало прерывистым и хриплым, а кожа приобрела сероватый, восковой оттенок. Он попытался что-то сказать, но из его губ вырвался лишь беззвучный стон, его ноги подкосились, и он начал медленно оседать на порог своего дома.
— Роберт! — крикнул Андерсон, подхватывая падающее тело друга.
Но глаза Роберта уже закатились, и он потерял сознание, его тело обмякло в объятиях Уильяма.
Следующие несколько секунд превратились в хаос. Эмили в ужасе вскрикнула, её мир снова рухнул, едва успев построиться. Но агент Харрис действовал молниеносно и профессионально.
— В машину! Быстро! — скомандовал он, уже распахивая дверь своего внедорожника. — Помогите мне уложить его! Ближайшая больница в пятнадцати минутах езды! У нас нет ни секунды!
Вместе, сплотившись в едином порыве, они бережно, но быстро погрузили бесчувственное тело Роберта на заднее сиденье. Машина Харриса с визгом шин рванула с места, взрывая криками двигателя иссиня-белую тишину заснеженной улицы. Эмили, прижавшись к отцу и сжимая его холодную, безжизненную руку, умоляла его, плакала, шептала слова любви и надежды. Андерсон, бледный как полотно, сжимал плечо старого друга, беззвучно шепча все известные ему молитвы, все клятвы и обещания, которые он ещё не успел выполнить.
Эти пятнадцать минут показались им вечностью, растянувшейся в мучительном ожидании. Но благодаря хладнокровию Харриса и его отличному знанию местности, они доставили Роберта в отделение неотложной помощи маленькой местной больницы.
Позже, когда самый страшный кризис миновал, врачи сказали, что ещё немного, и было бы поздно. Сильнейший сердечный приступ, спровоцированный годами стресса, тоски и внезапным, оглушительным шоком от встречи. Но он выжил. Очнувшись, Роберт увидел склонившееся над ним лицо дочери. В её глазах стояли слёзы, но теперь это были слёзы облегчения и безумной радости.
— Папа… — выдохнула она, сжимая его руку в своих, тёплых и живых.
Он слабо улыбнулся, с трудом находя силы говорить.
— Прости, что напугал тебя, моя девочка. Старое, изношенное сердце… не выдержало такого счастья.
— Главное, что ты жив, — прошептала Эмили, прижимая его ладонь к своей щеке. — Теперь ты будешь жить. Мы будем жить вместе.
Мистер Андерсон стоял в дверях палаты, и на его лице, исчерченном морщинами усталости и пережитого волнения, впервые за многие дни появилось спокойствие. Угроза миновала, а его друг, хоть и ослабленный, был спасён. И на этот раз — навсегда.
Спустя несколько недель, когда Роберт пошёл на поправку и врачи разрешили ему покинуть стены больницы, они все вместе вернулись в тот самый дом в Висконсине. Теперь он был наполнен не гнетущей тишиной одиночества, а тёплыми, живыми разговорами, смехом и звуком наливаемого в кружки чая. Заснеженный пейзаж за окном больше не казался безжизненным и тоскливым — он был чистым листом, символом их нового, общего начала.
Однажды вечером, сидя у потрескивающего камина, Роберт взял дочь за руку. Огонь играл на его седых висках, делая его лицо мудрым и умиротворённым.
— Всю свою жизнь я бежал, Эмили. Бежал, чтобы защитить тебя, чтобы спрятать тебя от теней моего прошлого, — сказал он тихо, его голос был грубоват, но полон нежности. — А в итоге именно ты, моя храбрая, прекрасная девочка, нашла и спасла меня. Ты подарила мне не просто свободу. Ты подарила мне новый шанс. Шанс прожить те годы, что я украл у нас обоих.
Эмили улыбнулась, глядя на языки пламени, танцующие в камине. Её жизнь, так долго бывшая пазлом с потерянными фрагментами, наконец обрела свой самый главный, центральный элемент. Она нашла своего отца, а он обрёл причину, чтобы снова жить полной грудью, не таясь и не оглядываясь. И в уютной, тёплой тишине маленького дома, под убаюкивающее потрескивание поленьев и мерцание огня, отражавшегося в их счастливых глазах, они наконец-то, после долгих лет разлуки, страха и тоски, обрели свой долгожданный, выстраданный мир и покой.