Дастархан Узбечки

Когда он предложил встретиться, я согласилась. Не потому, что была одинока — а потому, что мне хотелось в это верить. Хотелось снова почувствовать себя красивой, нужной, интересной женщиной. Я готовилась как к празднику: купила новые туфли, сделала аккуратный макияж, долго выбирала платье. Хотела произвести хорошее впечатление — не ради него даже, а ради себя. Ресторан был уютным, тёплым. Я зашла раньше времени и ждала его, нервно перебирая ремешок сумки. Он пришёл...

Заранее всем Спасибо 😘😘😘🥰🥰🥰

Он работал нерегулярно — то автомехаником, то где придётся. Дома часами сидел перед телевизором. С годами в нём появилось раздражение — как будто жизнь c ним обошлась несправедливо. Претензии стали частью дома: — Вещи не так сложены. — Еда не такая вкусная. — Ты ничего не понимаешь. Сначала я пыталась спорить...

Самое трудное было не собрать её вещи. Не написать заявление. Даже не слушать, как в коридоре одного за другим закрываются двери чужих комнат. Самое трудное было её последнее «Не переживай». Мама сидела на кровати, аккуратно приглаживая ладонью одеяло, которое, казалось, ей самой было чужим. И вдруг тихо сказала: — Не мучай себя, доченька. Мне здесь будет спокойно. А ты… ты ведь всегда всё делала правильно. Я кивнула. Сделала вид, что согласна. Но в тот момент мне хотелось упасть ей в колени,...

Ночь стояла густая, словно налитая чернилами. Дорога тянулась бесконечной лентой, и только фары Игнатовой фуры прорезали темноту, будто две узкие раны. Он был уже вымотан: за спиной — тысячи километров, впереди — еще столько же. Дорога была его единственным домом, единственным собеседником. И в этой тишине он видел все — и то, что есть, и то, чего лучше бы никогда не видеть. И вдруг, в самом сердце ночи, там, где не бывает ничего живого, кроме редких зверей и блуждающих теней, он заметил ее. Фигура...

Осень тихо прокралась в город, словно боялась ступить громче, чем нужно. Листья поутихли, как будто ждали чего-то страшного. Дождь моросил уже третий день — вязкий, холодный, затяжной. От него даже воздух казался тяжелым, будто дышал сквозь боль. В классе Елены Сергеевны было шумно, как всегда. Но за третьей партой у окна стояла тишина. Не обычная, не школьная — тяжелая, давящая, тревожная. Там неделю не было Артема. Сначала она решила — заболел. Но мама не отвечала на звонки. Не перезванивала. Потом телефон и вовсе перестал быть доступным...

— Ты снова уезжаешь? — сразу спросил он, будто хотел успеть первым. — Мам, пожалуйста… я не хочу к тёте Анне. Она улыбнулась — устало, так, как улыбаются люди, у которых давно нет сил ни объяснять, ни спорить. — Мам… можно я поеду с тобой? — его голос стал тихим, просящим. — Я буду сидеть рядом. Не мешать. Я… я могу. — Солнышко, ты не можешь. У меня там работа. Ты будешь один целыми днями. — Тогда оставь меня дома! Ты сама говорила, что я почти взрослый! Она резко встала...

Карина стояла у раковины, по локоть в мыльной пене, чувствуя себя так же грязно и устало, как тарелки в раковине. С кухни пахло вчерашними котлетами и сегодня — безнадёжностью. — Карина! Где ужин?! — рявкнул из гостиной муж. Голос Николая давно перестал пугать — он просто гасил её изнутри, как медленный ржавый яд...

К сюша никогда не верила в слова, что после 30-ти друзей не заводят. Она наоборот — была уверена: дружба есть. Нужно лишь быть открытой. Но жизнь решила проверить её веру жестоко. --- Обычная очередь в магазине перевернула её судьбу Когда-то у Ксюши было много друзей. Потом семья, работа, ребёнок — и всё сузилось до двух людей: мужа и дочки. И вот однажды, стоя в длиннющей очереди, она разговорилась с девушкой. Болтали так легко, будто знакомы годами. Её звали Полина. Они дошли до дома Ксюши, и с тех пор общались почти каждый день...

Прошлым летом стояла такая жара, что казалось — воздух вот-вот вспыхнет. Поле вокруг дрожало, словно накрытое прозрачным огнём, а от земли поднимался вязкий, удушающий жар. Я чинил трактор среди этой беспредельной золотистой пустыни, вытирая пот, который мгновенно снова выступал на коже. И вдруг — тень. Такой желанной прохладой легла на меня, будто кто-то набросил на плечи ведро холодной воды. Я поднял голову. Передо мной стояла маленькая, иссохшая старушка. Лохмотья висели на ней, промокшие потом и пылью, волосы — тонкие, седые, будто паутина...

Я дала себе слово в шесть лет — никогда не назвать другую женщину мамой. Слово маленькой девочки, зажатое в кулачке, как последняя память о человеке, которого уже нельзя вернуть. И я держала его восемь долгих лет — выполняла все ее просьбы, помогала по дому, улыбалась чужим людям, но… не впускала ее в свое сердце. Пока однажды она не обняла меня так, как не обнимал никто после мамы… и не разрыдалась, захлебываясь собственным раскаянием. --- – Теперь тетя Ирина будет твоей новой мамой, – торжественно...

Я всегда считал, что судьба — это красивая легенда для тех, кто боится хаоса. Но в ту ночь она постучала в мою жизнь окровавленными кулаками — и я не смог не открыть дверь. Глава 1. Когда тишина треснула Антон Викторович, хирург с руками, которым доверяли последние надежды, сидел в дежурной комнате, погружаясь в сладкую, звенящую пустоту после шестичасовой операции. Мир вокруг растворялся в тишине. Казалось, что наконец-то можно вдохнуть полной грудью. Но тишина взорвалась. Сначала — визг, похожий на крик птицы, попавшей в капкан...