Он стоял, словно изваяние тоски, посреди этой богом забытой дороги, которая вилась лентой забвения в никуда. Под ногами разверзалась бездна – не просто обрыв, а зияющая пасть иного мира, уходящая в сумрачное нутро соснового бора. Лес внизу, утопающий в ледяном плену весеннего разлива, напоминал подводное царство, где стволы сосен – скелеты исполинских рыб, торчали из мутной воды. Вода эта – зловещий побочный продукт внезапной оттепели, горькие слезы небес, пролитые на застывшую землю, чье сердце еще не оттаяло от зимней стужи. «Хорошо, что не трясина, – пронеслось в сознании глухое эхо мысли, – хоть земля, промерзшая до костей, держит… пока держит». Сосны, эти рыжие стражи вечности, возносили свои обнаженные стволы к свинцовому небу, словно мольбы о прощении, а их зеленые кроны, утопающие в сизой мгле, напоминали призрачные острова в океане тумана. Густой, синий туман, саван забвения окутал затопленный лес, превратив его в лабиринт теней и призраков. Ветви, густо переплетаясь под водой, создавали иллюзию подводных коридоров, приглашая в царство молчания и вечного покоя. Марк, обреченный путник, несмело погрузил ногу в ледяную воду, которая обожгла кожу подобно кислоте. Ступни пронзила острая боль, будто тысячи ледяных игл вонзились в нервы, но, превозмогая отвращение и инстинктивное желание отступить, он шагнул вперед. Между стволами сосен пролегла узкая тропинка – призрачная надежда на спасение. Вода жгла кожу огнем, отнимая последние остатки тепла, земля под ногами, предательски скользкая и податливая, стремилась вырвать опору из-под ног. Шаг за шагом, медленно, осторожно, ступая по зыбкому льду иллюзий, он продвигался вглубь этого затопленного мира, боясь оступиться, потерять из виду эту призрачную нить пути, что вела в сердце леса, растворяясь в туманной дымке, как надежда в отчаянии. Но тщетны оказались его предосторожности. Тропинка, капризное видение, вдруг исчезла, растаяла, как дым, как призрак на рассвете, оставив лишь сонм молчаливых сосен, безбрежный туман, да безмолвное царство воды, где не было ни знака, ни намека на дальнейший путь. Он обернулся в тщетной надежде, ища глазами спасительную дорогу назад, но и она, как мираж в пустыне, канула в полумрак, будто ее никогда и не было, словно это был лишь обман зрения, игра света и тени. Марк, по пояс погруженный в стужу водной могилы, оказался пленником густого тумана, окруженный молчаливыми великанами-соснами, чьи кроны терялись в небесной мгле. Беспомощность, липкая паутина окутала его сознание, ледяной страх как змея ползла по спине, парализуя волю. И когда отчаяние готово было поглотить его целиком, он услышал имя. Имя, луч света в кромешной тьме, кто-то звал его издалека, голосом, едва пробивающимся сквозь густую пелену тумана, словно зов из иного измерения. Вдали, на зыбкой границе леса и тумана, словно видение, мелькнула лодка, скользящая по водной глади в мучительных поисках. И снова – имя, явственнее, ближе, как эхо из глубин памяти. Голос Манэ! До боли знакомый, до дрожи в сердце любимый голос – мелодия спасения, гребущий веслами в той далекой дали, где Марк когда-то по глупости, по гордости, обрек себя на молчание. «Не увидит…» – пронзила отчаянная мысль, ледяной клинок. Нужно кричать, во что бы то ни стало кричать, пока не поздно. Но горло, свинцом налитое, мертвой хваткой сдавило, и голос пропал. Еще одна отчаянная попытка – лишь безмолвие в ответ, лишь шепот ветра в кронах сосен. Тревога, обжигающим холодом сковавшая сердце, превратилась в ледяную статую отчаяния. Собрав последние крохи воли, напрягшись до предела человеческих возможностей, собрав всю силу духа в единый порыв, он выдохнул, разорвав тишину криком, криком отчаяния и надежды, криком, рожденным из самой глубины души: «Я ЗДЕСЬ!» И собственный крик, словно удар молнии, вырвал его из оцепенения летаргии, бросив в объятия липкого, холодного пота, пробуждение от кошмара, оставившего на коже привкус ледяного ужаса.
– Что такое, я кричал во сне? – спросил Марк, смущенно оглядываясь на соседа.
– Всякое бывает, не берите в голову, – отозвался сосед с усталой снисходительностью.
– Простите, – виновато пробормотал Марк.
– А я вот сны не жалую, – продолжил сосед, размышляя вслух.
– Сны снятся всем, просто не все их помнят, – улыбнулся Марк, пытаясь разрядить неловкость.
– Тем лучше, – отрезал сосед, – слава Богу, что не помню.
– Что-то не так? – недоуменно нахмурился Марк.
– Не по душе мне эти игры подсознания, – собеседник поморщился, – ценю лишь то, что поддается контролю, ясности разума.
Марк смолчал, не находя слов для спора. Вступать в полемику с незнакомцем казалось ему неуместным и утомительным.
– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершает посадку в столице нашей Родины, городе-герое Москве, – прозвучал казенный голос командира, вырвав Марка из раздумий. – За бортом минус тридцать градусов.
«Как же люди живут в таком ледяном плену?» – мелькнуло в голове у Марка, когда, покинув теплое чрево самолета, он ощутил, как тонкие брюки мгновенно окостенели, превратились в ледяной панцирь, сковав движения, а ноги, казалось, налились свинцом и отказывались повиноваться.
Отрывок из книги "Пробуждение"